Георгий Марчик - Наследник фаворитки

— Вот подлец! — присвистнул Алик. — Пользуется моментом. Обирает несчастного артиста.

— Насчет Станиславского и Немировича-Данченко действует безотказно, — с гордостью сообщил Юраша. — Все прямо рты открывают.

— Молодец, — Алик похлопал по плечу Юрашу. — Ты делаешь успехи. Еще пару дней потолкаешься здесь, и твой интеллект вырастет сразу на два вершка. Тебя начнут принимать даже в приличном обществе. У меня тоже полный порядок. Три договора! Три аванса и проездные уже летят по проводам прямо в мои карманы. Бог мой, как прекрасно устроен мир. Провернуть такое крупное, такое красивое дело! Мне повезло. Я работал в театре, и есть запись в трудовой книжке.

В глазах у Юраши мелькнуло сомнение:

— Влипнем. Ох, чует мое сердце, влипнем. Чтобы так, ни за что ни про что отдавали деньги? Не верю! Ей-ей, притянут.

— Не каркай, Юрашка! Пока есть легковерные граждане, мы с тобой будем жить. И имей в виду — неплохо жить. И мы еще посмотрим — кто кого. У летчиков, которые резко набирают высоту, есть критическая точка, выше которой самолет не идет — заваливается в штопор. Так и мы — будем тянуть до критической точки. Сколько позволит обстановка.

К концу третьего дня Юраша получил пять, Архипасов — семь ангажементов.

— Точка. На этом кончаем. Нельзя больше испытывать судьбу, — решительно заявил Алик, и желваки на его овальном лице вздулись буграми. — Я суеверен. Двенадцать — наша критическая точка. Чертова дюжина может принести несчастье. — Они уходили победителями. Перед ними расстилался весь мир, и они топтали его своими модными штиблетами.

Юрашу охватил небывалый экстаз. Он строил прожекты, предлагал купить то моторную лодку и даже яхту-вельбот, то дачу, то легковой автомобиль. Но после того как Алик предложил отдохнуть на курорте, силы душевные в конце концов оставили Юрашу — он впал в транс.

— Я не могу гастролировать сразу в нескольких театрах, — плакался он. — Я не могу разорваться на несколько частей. Ты втравил меня в никудышную авантюру. Я все время буду думать о том, что вот-вот нас сцапают и посадят.

— А ты можешь заткнуться? — потирая пальцами подбородок, задумчиво спросил Алик. — Помнишь Пруткова: «Если у тебя есть фонтан — заткни его. Дай отдохнуть и фонтану!»

— Хорошо, я затыкаюсь, — неохотно согласился Юраша. — Но учти — я снимаю с себя всякую ответственность за последствия. А как мы все-таки выпутаемся из этой истории?

— Думать надо, дружок, — усмехнулся Алик. — Я тебе сколько раз советовал: думай. Это главное, что отличает одного человека от другого.

Весь вечер они обсуждали различные варианты, которые предлагал в основном Алик. Утром из разных отделений связи в разные города страны полетели телеграммы: «Ввиду тяжелой нервной депрессии, вызванной трагической гибелью жены, усилились приступы эпилепсии. Вынужден сожалением отказаться контракта. Прошу списать задолженность. Случае невозможности приеду работать. Примите извинения, благодарность».

— Здесь действует точный психологический расчет, — объяснял Алик воспрянувшему духом Юраше, попивая из маленькой чашечки густой черный кофе по-турецки. — Ну кто, спрашивается, захочет иметь в театре шизофреника, который способен один устроить веселую жизнь всему творческому коллективу?

Вскоре оба они в новых, ладно пригнанных костюмах, в сверкающих снежной белизной рубахах, чисто выбритые и подстриженные, благоухая лавандой, ехали в такси в аэропорт. Они направляли свои стопы в Гагру, откуда собирались начать свой большой отпускной вояж.

 Безмятежные, полные удовольствий и развлечений дни летели, как осенью желтые листья по ветру. Два молодых ведущих инженера, они же два модных писателя или артиста переезжали из одного курортного города в другой, заводили знакомства, плескались в море, загорали, катались на водных лыжах, с увлечением занимались подводной охотой, пристроившись в веселые студенческие компании, ходили с ночевками в короткие туристские походы вдоль кавказских каньонов, жарили на угольях едко пахнущие дымом шашлыки, пили терпкое кислое молодое вино, спали в палатках и, едва занималось туманное росистое утро, устраивали в горных речках запруды и глушили форель, пели у костров задорные туристские песни, спорили до хрипоты о современном искусстве и литературе, о модернизме в архитектуре и живописи, о неисповедимых путях развития науки и техники, объяснялись в любви…

Они вдоволь спали, мускулы налились упругой силой, посвежевшие лица дышали здоровьем, а помолодевшие глаза светились вызовом и торжеством. Веселый, остроумный, начитанный Алик быстро располагал к себе, становился душой самодеятельных компаний.

Даже Юраша, органически не выносивший чтения, и тот быстро вошел во вкус и спорил до хрипоты. Они отлично вжились в роль отдыхающих честных тружеников, и она нравилась им.

Еще до отъезда на курорт изо всех театров поступили телеграммы с полным отпущением грехов. Ни один главреж и директор не рискнул затребовать на работу полноценного шиза.

Юраша уже несколько раз влюблялся и делал серьезные предложения, на что Алик смотрел сквозь пальцы, как на детские шалости. Он только категорически запрещал дарить дамам сердца ценные вещи.

Было начало сентября. Погода испортилась. Отдыхающих стало меньше. Ветер подметал мусор на улицах, с шумом гнал на прибрежную гальку пенящиеся волны.

— Пора закрывать лавочку, — задумчиво сказал Алик. — Главное — уловить момент и вовремя смыться. Нет хуже последним уходить с праздника.

Но Юраша был ненасытен. Его глазки сверкнули протестом: «Еще месяц купального сезона…»

Алик с холодным укором глянул на него:

— Ты живешь одним днем. Надо все-таки иногда думать о будущем. Хочешь вчистую спустить все деньги и остаться без всякого задела? Нет, дружок, так нельзя. Пора перестраиваться.

— Ну хотя бы еще недельку!

— Ладно! Пусть будет неделя. Станцуем наш прощальный па-де-де. Кстати, сколько там осталось валюты?

— Семьсот шестьдесят рублей, — мгновенно ответил Юраша, который был безукоризненно честным казначеем.

— Сто рублей на обратный проезд, половину оставляем в резерве до начала операции «Статуэтки». Остальные можем промотать. Учти, транжира, отныне мы тратим не более двадцати рублей в день. И никаких гвоздей. Довольно роскоши. Пора жить экономно.

На лице Юраши мелькнула радость, но сквозь нее неуловимо светилась затаенная собачья тревога. «Слишком все хорошо, — иногда сетовал он. — Как бы не случилось беды…»

Дня через два после этого разговора Юраша приметил двух симпатичных девушек, которые чинно прогуливались по городскому парку среди пальм и рододендронов, упруголистых магнолий и желтеющих каштанов. Легкий ветерок игриво надувал коротенькие юбочки девушек, они смущенно придерживали их руками. Незамедлительно состоялось знакомство. В девушках было столько женственности и очаровательного обаяния, что Юраша усиленно дышал от восторга. Улучив минуту, пламенея от охватившего его чувства, он шепнул приятелю:

— Ради таких маркиз я способен на все. Честное слово. Не девочки — тропики.

— Вот как? — хмыкнул Алик. — Я тоже готов на все. Кстати, а как ты понимаешь это самое «все»?

— Ну… — в некотором затруднении начал Юраша и наморщил лоб, — сделать предложение. — Он взглянул на нахмурившегося Алика и осекся. — Ладно, не смейся. Допустим, ограбить банк, устроить люкс-свадьбу и потом совершить роскошное свадебное путешествие.

— И вернуться со спецсопровождением? Ты это брось, грабитель. Поссориться из-за короткой юбки с мадам Либерте. Поди-ка лучше, влюбленный мул, купи винограду.

В тот день солнце вновь властвовало на побережье. Море было до черноты синим. Небо — светло-голубым. Одинокие облака плыли по нему, как нахохлившиеся белые индюшки. Все люди вокруг казались счастливыми.

Юраша принес два килограмма винограда «дамские пальчики». Веселая компания устроилась на скамейке.

Юраша не мог отвести взгляда от новых знакомых. Алик безмятежно любовался морем.

Девушки отрывали от виноградных кистей изумрудно-голубоватые длинные ягоды, неторопливо отправляли в рот, прижимая языком к небу, пока из них не брызгал холодноватый, сладкий сок. Алик вел себя как и подобает известному поэту — непосредственно, но с тактом и достоинством. Юраша рассказывал о работе на Севере. Девушки мило и застенчиво улыбались алыми влажными губками. У них были короткие мальчишеские прически, свежий цвет лица, гибкие загорелые руки, с мастерским совершенством выточенные ножки. Алик мучился и не мог решить, какая же из них ему больше нравится.

Когда расправились с виноградом, Юраша подал всем по большущей, налитой тяжестью медово-желтой груше, пахнущей солнечным садом, сухой корой, паутиной, пчелами, сладким клевером и еще бог знает чем невообразимо летним, здоровым. Одновременно, как по команде, они прямо-таки впились в груши, и на их лицах разлилось наслаждение. У Юраши густой сок потек по подбородку. Подхватывая его языком, он смешно причмокивал.