Георгий Марчик - Наследник фаворитки

— «Мальчики! Большое спасибо за урок. Особенно приятно было узнать, как вы были артистами сразу в двенадцати театрах. С приветом. Девочки. P. S. Не ищите нас — мы уже далеко. У нас тоже есть своя сильная отрицательная идея».

Побледневший Юраша бросился к своей фасонной замшевой куртке, залез во внутренний карман, потом в другой. Там не было абсолютно ничего — полный вакуум.

— Где валюта? — зловеще спросил Алик, и Юраша почувствовал, как у него на голове дыбом поднимаются волосы. Сердце обдала ледяная волна страха, будто сию минуту он выпал из летящего самолета или свалился в пропасть.

— Не знаю… — просипел он.

— А зачем ты, ублюдок, показывал им деньги?! — закричал Алик во весь голос, и глаза его бешено закрутились, вена посреди лба из синей стала почти черной и набухла так, что казалось, вот-вот лопнет.

Юраша понимал, Алик готов убить его, и сознавал, что это было бы справедливо.

— Они никогда не видели сторублевых бумажек, и я просто показал им.

Алик бессильно опустился на стул, руки его безвольно висели вдоль тела, глаза стекленели.

— Боже мой, боже мой… — тихо простонал он, скрипя зубами. — Как это унизительно, банально! Не надо быть жеребцами. Ай-ай-ай, так влипли. Подлые аферистки! Кто бы мог подумать! Вот уж поистине — вор у вора дубинку украл. Сегодня мы возвращаемся восвояси. Собирайся, блудный осел. Утопить в помойной яме — и этого было бы для тебя мало. Они еще в ресторане вели себя подозрительно, — кипел Алик, бросая как попало свои вещи в чемодан. — Нам подливают: «Пейте, мальчики! Ваше здоровье, мальчики». А мы, кретины, уши развесили…

— Эх, — пришибленно вздохнул Юраша, не смея прямо поднять взгляд на Алика. — Знал я одного. Выдержанный был карманник. Не пил, с женщинами не водился. Сам в милицию пришел: надоело мне все, говорит, скучно стало…

— Дурак! — в сердцах сказал Алик. — Что с тебя, дурака, взять? Сколько раз я просил: думай, думай, думай…

Юраша дернул головой и показал злые зубы.

— Сам думай, — огрызнулся он.

Алик долго сидел молча, безучастно глядя прямо перед собой неживыми глазами. Досада и злость уступали место страху. Холодными волнами подкатывал он к самому сердцу. «А что, если девицы сообщат в милицию? А что, если там уже объявили розыск?»

Милиции Алик боялся.

Не так давно они вместе с Юрашей получили по пятнадцати суток за мелкое хулиганство. Подметали дорожки парка. Проходившие мимо ребята и девушки бросали на них насмешливые взгляды. Юраша поворачивался к прохожим спиной. Алик же, напротив, бодрился, острил, держался киногероем. Правда, и у него на душе скребли кошки. «Ведите себя, как положено, — сказал им дежурный офицер милиции. — Для первого раза вам определена мягкая мера наказания». «Будем стараться», — кисло пообещал Алик.

Ему и в голову не пришло всерьез отнестись к словам капитана милиции. Отношения с ним он определял по принципу «кто кого обманет». На этот раз он просто сделал неудачный ход. Судьба играет человеком… А не наоборот.

 — Тетя, дорогая тетя… — растроганно, со слезой в голосе повторял Алик, и в самом деле волнуясь, как артист на своем бенефисе. — Милая, добрая, хорошая… — Он бережно держал своими руками усохшую, костлявую, в шершавой морщинистой коже, словно в замшевой перчатке, безжизненную руку чужой тетушки и преданно заглядывал ей в глаза.

Это был самый ответственный момент встречи, которого больше всего боялся Алик. Чуткое, подозрительное ухо старухи могло уловить малейший оттенок фальши — и тогда пиши пропало.

— Я взял отпуск, тетя. Проведу его здесь. Немножко помогу вам.

Он играл превосходно. Тетушка вытащила свою руку из его цепких пальцев и ворчливо проскрипела:

— Мог бы и не приезжать. У меня приступы вот уже двадцать лет. Но я еще не собираюсь на тот свет.

— Дай бог, тетя. Я очень рад — вы просто замечательно выглядите, — тонко сострил Алик.

Древняя старуха была похожа на ведьму из детских сказок — сгорбившаяся, с кривым хищным носом, седыми патлами и живыми пронзительными глазами. Про себя он тут же окрестил ее Вельзевулом.

— Ну, так уж и хорошо… А ты стал совсем большой. Настоящий мужчина. Маленьким ты был темней. Впрочем, с возрастом цвет волос может измениться. — Она пытливо оглядела его — Как мало осталось от прежнего мальчика! Ишь вымахал, гренадер…

Алик застенчиво потупил глаза, стоял ни жив ни мертв.

— Как Настенька, твоя сестрица? — после паузы вновь заскрипела старуха.

Алик выдохнул: «Фу, пронесло», — зарумянел, оживился:

— Всех извела. И нас, и себя, и женихов. То глупый, то старый, то бедный, то некрасивый…

— Я знаю, мне Валя писала.

— Вы сами очень редко пишете, тетя, — с укором уточнил Алик.

— Да, — капризно подтвердила старуха. — Раз в год. Это мое правило. А кому надо чаще? Кому я нужна, живая развалина? Ты учишься или работаешь?

— Я инженер, тружусь на большой стройке, тетя.

— Партийный? — Они до сих пор стояли в прихожей ее двухкомнатной квартиры. Тетя получила ее взамен своего снесенного при застройке микрорайона кирпичного дома.

— Ну что вы, тетушка! — всей душой возмутился Алик. — Я не хочу ни с кем объединяться, ходить на собрания, платить взносы. У меня свои принципы. Я индивидуалист. И вообще, если хотите знать, для меня семья, в широком, разумеется, смысле, — единственная общественная организация.

— Что же мы стоим здесь? — проскрипела тетя. — Проходи, голубчик. Как там у вас? Поди, суета? Девицы, как и прежде, всё в бегах за модными тряпками?

— Вот именно, тетя, — с пониманием улыбнулся Алик.

Он осторожно оглядывался по сторонам. В комнате, загроможденной старой и новой мебелью, было сумрачно и затхло. В углу наблюдательный внучатый племянник заметил большой телевизор. Еще раньше краем глаза засек на кухне холодильник.

Весь правый угол занимал старинный оклад иконостаса — тусклые иконы со строгими ликами Христа, богоматери и святых, с полуслепо мигающим огоньком лампадки.

— В бога веруешь? — испытующе спросила старуха.

— А как же! — с нотками благородного вызова ответил Алик. — Бог в наших сердцах. «Просите, и дано будет вам, ищите и найдете, стучите, и отворят вам…» Святое евангелие от Матфея, тетушка, — Алик преданно смотрел на нее.

Тетка с новым одобрительным интересом глянула на гостя:

— Ну уж, отворят…

Алик шагнул в сторону, плечом толкнулся о шкаф, тотчас сделал реверанс в его сторону:

— Ах, извините.

И тут же зацепил коленом стул, и снова рука к сердцу, рот в улыбке:

— Ах, простите, какой я неловкий…

Тетя внимательно наблюдала и сделала свой вывод: «Кажется, воспитан, вежлив…»

В центре комнаты стоял большой круглый стол на витых мореного дуба ножках, накрытых коричневой парчовой с золотой бахромой скатертью. Поверх нее лежала прозрачная полиэтиленовая пленка. Заметив быстрый взгляд Алика в сторону рояля, тетя пояснила:

— «Беккер». Сделан на заказ. Серебряные пластинки. Я когда-то играла. Достанется кому-нибудь из вас в наследство.

Алик негодующе взмахнул рукой. (У Леона было слишком много двоюродных и братьев и сестер.)

— Ну что ж, — тетя сухо покашляла, — здесь ты тоже можешь неплохо отдохнуть.

Бронзовотелый Алик как раз в этом особенно нуждался.

— Здесь есть река, — продолжала тетушка. — Много зелени, парков. Овощи, фрукты. Ты любишь раки?

— Люблю, — тотчас признался Алик и смущенно улыбнулся. — Крабы тоже. И креветки. Даже кальмары, если их как следует приготовить.

— На рынке раков сколько хочешь, кажется, полтинник — штука. Или рубль, не помню. А где ты собираешься жить? — вдруг настороженно спросила она, и ее острый подозрительный взгляд проколол Алика насквозь, как булавка насекомое. В этот миг ему стало не по себе. Все-таки он близкий родственник. И это просто бестактно с ее стороны вот так смотреть на него, как на какого-нибудь, извольте сказать, дармоеда или жулика.

— Я могу снять номер в гостинице, — решительно проговорил он, преданно глядя на старуху.

— Я получила два твоих письма, — сказала она размеренным бесцветным голосом, — и уже подумала над этим. Ты можешь остановиться у меня. Места хватит. Если пожелаешь, конечно.

— Что вы, что вы, тетя! Мерси боку! Я буду очень рад. Ведь я не смел и надеяться. — Он поспешно наклонился и с внутренним содроганием поцеловал ее морщинистую щеку.

— Я приготовлю чай, — она сделала попытку привстать. — Ты любишь чай? Или, как все современные, кофе?

— Ради бога, тетя. Чай, только чай. Я все сделаю сам, — оживленно говорил Алик, мягко касаясь плеч тетушки своими руками. — И не беспокойтесь, пожалуйста. Пока я здесь, я все буду делать сам. Если хотите знать, я даже люблю хозяйничать, — бодро выложил он святую правду-матку о цели своего приезда. Но это выглядело так непосредственно и наивно. — Мне надо было родиться женщиной, — скромно улыбнулся Алик, до конца натягивая на себя овечью шкуру.