И как будто бы мало ему всей этой канители — еще и шпион в «Куполах» обнаружился, Козюлькулиев этот, и обнаружился ведь после того, как скрылся в неизвестном направлении, а после себя оставил одни вопросы. И вот сегодня, вместо того чтобы осушением руководить, Шахмар Султаныч битый час отвечал на вопросы вежливых людей в сером: кто подписал Козюлькулиеву разрешение на аренду технического помещения под куполом, почему ему разрешено было провести в квартиру дополнительные силовые кабели, где расположена коллективная антенна, как Козюлькулиеву разрешили повесить на фасад телевизионную тарелку такого диаметра. Как будто он знает! Он тут при должности полгода, а Козюлькулиев в «Куполах» шесть лет обитал. За это время столько главных инженеров сменилось — пальцев не хватит, чтобы сосчитать.
По иронии судьбы, Казбеков стал главным инженером, поддавшись уговорам Иванько, и был третьим по счету в его бытность председателем. Двоих первых Борис уволил со скандалом, не выплатив зарплату за последний отработанный месяц. В результате каждый из них в отместку унес из ТСЖ по папке коммуникационных схем. «Давай, Султаныч, соглашайся, — говорил Иванько соседу по лестничной клетке, — детскую мечту осуществишь — пусть не отдаленные аулы, но отдаленные беседки у речки точно электрифицируешь». Казбеков подумал и согласился — не привык он сидеть сложа руки, а тут вроде дело реальное и нужное. Инженерного опыта у него, конечно, не было, но в электро-канализационном хозяйстве своей Грозненской больнички вполне разбирался, а потому решил испытать судьбу на других масштабах.
Не понимал Иванько, что собственными руками заложил под себя мину немедленного действия. Султаныч пришел, анамнез собрал и диагноз поставил: «Воровство в запущенной форме». Позволить больному помереть своею смертью он как врач никак не мог. К тому же, он не мог идти против заложенного в его имени понятия справедливости и приобретенных по жизни навыков хорошего хозяйственника. Однако формально возглавить борьбу с воровством, а, следовательно, с Иванько, он не мог по двум причинам. Он лично мог быть сколько угодно белым и пушистым, но в глазах общественного мнения все равно оставался представителем потенциально опасного народа. Кроме того, инициировать войну против ближайшего соседа было не в кавказских традициях. Но быть серым кардиналом этой борьбы традиции ему не мешали. А лидера он нашел быстро. Им стал Сан Саныч Газидзе, сибирский грузин, выпускник «керосинки» — Московского института нефти и газа имени Губкина, за свою плодотворную трудовую жизнь озарившего вечно горящими факелами попутного газа территорию всей Западной Сибири так ярко, что подвыпившие пассажиры летящих над ней в ночи самолетов всерьез полагают, что в иллюминатор видят ад. Когда под давлением супруги, доктора-паразитолога Нины Вольфовны, урожденной Кох, Сан Саныч сложил с себя полномочия начальника в нефтеносном Тюменском крае и переехал на заслуженный отдых в столицу, он долго не мог найти себе достойного применения, а быть советником недостойных папенькиных сынков не хотел. Поэтому, когда Султаныч изложил Санычу суть вопроса, тот без лишних разговоров достал из кладовки зачехленный факел, вставил в него газовый баллон, загорелся и пошел на борьбу за общедомовое дело.
Загораясь, он ненароком зажег свою супругу Вольфовну, которая, как и все приличные представители фамилии Кох, была доктором не только по профессии, но и по призванию, и готова была лечить кого угодно от чего угодно, а в данном случае товарищество рассматривала как тяжелого пациента. И вот нефтяник Газидзе с двумя ассистирующими докторами вышел на борьбу с превосходящими силами вороватого правления. Доктора-гуманисты поначалу пытались вести в правящих рядах санитарно-просветительскую работу о вреде воровства и коррупции. Но довольно скоро они обнаружили, что правление не только глухо, но и слепо, и реагирует оно только на тактильный посыл. Вот тогда на арену вышел Сан Саныч, который в молодости увлекался боксом и даже имел звание «Мастер спорта». Он несколько раз нанес правлению болезненные удары, невзирая на лица. Потом развернулся фасадом к заинтересованным жителям, осветил себя и предложил выбрать его вожаком стаи, то есть новым председателем. Разглядели его не все и не сразу. В свете неровного факельного огня Газидзе выглядел неоднозначно, некоторые утверждали, что даже пугающе. Часть жителей тихо затаилась, чтобы не обнаруживать себя и не быть принужденной участвовать в выборах. Часть колебалась, пытаясь рассмотреть лицо претендента в более выгодном свете. Остальные проголосовали, некоторые даже дважды, надеясь отвязаться от навязчивого керосинщика. Самые отчаянные, а также временно безработные члены ТСЖ рискнули войти в команду.
Первой примкнула супружеская чета Сачков — Пакостинен, увидев в ситуации новые возможности самовыражения. Они исполнили перед Газидзе проверенный временем хит, который Сан Саныч, впрочем, услышал в полной версии впервые: «„Купол’ок“ — это шанс ТСЖ на красивую жизнь». Песня была исполнена столь профессионально и с таким глубоким эмоциональным зарядом, что Газидзе тут же достал из кармана и вложил личные средства в оплату услуг представленного ему Сачковым адвоката Пупкина.
Додик Куманян присоединился, не колеблясь. Он надеялся, что таким образом наконец сможет контролировать многотысячные коммунальные платежи, которые ТСЖ накладывало на его ресторан. Доктор Лор тоже подал заявление в члены правления: углубив отношения с жильцами «Куполов» на решении общих животрепещущих задач, он рассчитывал расширить клиентскую базу. Мадам де Голь тоже пыталась баллотироваться, но ей не позволил устав: по статусу она была всего лишь арендатором, а собственностью эксклюзивно владел ее престарелый благодетель. Миссис Сало предложила ей войти в общественный совет, для членства в котором не требовалось предоставлять справку о наличии в комплексе собственности. Люба даже предложила Дарье возглавить его, поскольку сама тоже засобиралась в члены правления, однако, потом передумала.
Еще ряд собственников присоединился к Газидзе в желании погреться под ярким факелом, не задумываясь о последующей необходимости отрабатывать бесплатную трудовую повинность в правлении.
Все время выборной кампании Султаныч трудился, не зная ни сна, ни отдыха. С утра до вечера в качестве инженера, а с вечера до утра — в качестве подрывника-агитатора. Продираясь сквозь темный лес не выверенных списков собственников, через хитросплетения уставных положений и жилищного кодекса, отбиваясь от лишенных кормушки бывших, он довел-таки Саныча до председательского кресла, сбил с него пламя, забрал факел, загасил и поставил в угол, рядом с огнетушителем. Новый этап не предполагал дальнейшего возбуждения членов ТСЖ. Новый этап предполагал пахотные работы, и Сан Саныч, считая себя опытным конем, впрягся в постромки. Он протрубил общий сбор членов нового правления, на который, однако, половина не явилась, чтобы не принимать на себя лишнего груза при распределении обязанностей. Но и это не смутило Газидзе. Он рвал удила и нахраписто тащил сани товарищества без пристяжных. И вот только-только забрезжил свет в отверстии финансового колодца, на дне которого лежало ТСЖ, как вслед за громом с ясного неба грянуло это наводнение.
И где теперь брать денег на ликвидацию последствий? Общее имущество не было застраховано, а стрясти денег на его ремонт будет ой как непросто. Сколько бы денег ни было у отдельно взятых собственников, потратиться на общее хозяйство жаба задушит любого. Но ходить возмущаться состоянием комплекса будут все кому не лень. Слава Аллаху, что половине будет лень или недосуг.
Султаныч добрел до клиники Лора. Здесь вода почти вся ушла, завтра можно будет ставить тепловые пушки и начинать просушку помещения. А пока все будет сушиться, он намеревался предложить Исакичу не затронутый наводнением склад для хранения инвентаря. Инвентарь сейчас все равно весь задействован, пусть доктор пользуется складом на здоровье жителей.
Лор в клинике был не один. На кушетке, раскачиваясь словно в трансе, сидел Иванько, сложив ноги по-турецки. Лор держал у его носа зажатый пинцетом ватный тампон, намоченный чем-то желтым. При виде Султаныча Исакич дернулся, словно застигнутый за чем-то не вполне приличным. Иванько открыл глаза и тоже дернулся, но эта реакция была вполне ожидаемой, хорошо еще, что не забился в конвульсиях при виде своего неблагодарного ставленника.
— Послешоковая терапия, — решил пояснить Лор.
— Что, поставил Аполлонского на сто миллионов, а потом испугался собственной наглости?
— Зачем вы так ерничаете, Шахмар Султаныч? — укорил его Иванько. — Я же к вам всегда, как к отцу родному, а вы.
— Был бы я тебе, Боря, отец, давно бы уже снял ремень и отходил по мягкому месту.
