— Ясно, — вздохнула Светлана. — В общем, самое раннее, когда ты его сдашь — это через два часа.
— Я постараюсь пораньше! Так он пойдет в номер, что ли?
— А ты не знала разве? Тебе еще в прошлую среду Яна Яковлевна об этом сказала. А ты не сдала текст ни в четверг, ни в пятницу, ни в понедельник.
— Но я думала… — залепетала Колчина и, собравшись с духом, выдала: — Я думала, что мой текст сняли с номера.
— С чего это ты взяла? — прищурилась Серова. — Разве тебе об этом сказал кто-то из редакторов? Юль, скажи честно, почему ты вдруг бросила писать текст? Я же помню, в каком воодушевлении ты была в четверг. Что же случилось к пятнице?
— Ой, я не знаю, не помню, — забормотала Колчина. — Да ничего не случилось. Просто у меня голова разболелась, меня тут продуло…
— Я пока кое-как отмазала тебя перед Яблонской, но если текста не будет через три часа — тут уж и я не смогу тебе помочь. Иди, пиши в темпе и выкинь всю эту дурь из головы. Никто и не думал снимать твой материал с номера.
— Спасибо, Свет, бегу, — благодарно прошептала Колчина и бросилась к компьютеру.
* * *
За полчаса до обеденного перерыва Серовой пришла СМС-ка от Яблонской: «Поехали обедать в город. Олег зовет в „Фортецию“». И хотя Света предпочитала не отвлекаться от работы и перекусывать прямо на рабочем месте, отказаться от приглашения начальницы было невозможно. Тем более, она понимала, что этот внеплановый выезд — просто благовидный предлог, чтобы без посторонних ушей обсудить сложившуюся ситуацию.
— Ну что? — объявила Яна, когда троица уединилась за угловым столиком. — Я написала Светлову гневное письмо и потребовала, чтобы он объяснил, что это за подстава!
— А он? — разом спросили Кудряшов и Серова.
— А он тут же ответил, что сам в шоке от случившегося. Что, естественно, делал статью эксклюзивно для нас. И сам не понимает, что произошло и просто теряется в догадках.
— Наверно, Николай Юрьевич Пащенко мог бы пролить свет на случившееся, — осторожно заметила Серова. — Хотя под каким соусом ему все это подать? Кто теперь поверит, что материал появился у нас первых?
— И, тем не менее, я ему позвонила, — эмоционально продолжила Яблонская. — И что вы думаете? Папик сказал, что в прошлую пятницу Светлов прислал ему эту статью по электронной почте, сообщив, что подготовил ее эксклюзивно для «Помела». Ушлый паренек!
— А вдруг Папик врет? — предположила Серова.
— Ну, допустим, Папик каким-то образом стырил у нас статью Светлова, — вступил в беседу Олег, который до этого сосредоточенно крутил какую-то фитюльку из салфетки. — Но сам-то Светлов намерен что-нибудь предпринять?
— Конечно, намерен, — ответила Яна. — Он говорит, что непременно подаст на Пащенко в суд. Но не раньше июня. До этого времени он никак не сможет приехать в Эмск.
— Так я не поняла, он где сейчас? — поинтересовалась Серова.
— Ты думаешь, я поняла? Сначала у меня сложилось впечатление, что он сейчас обретается где-то в районе Байкала, но сейчас я в этом совершенно не уверена.
— А гонорар он просил куда выслать? — спросил практичный Кудряшов.
— Сказал — не надо никуда высылать. Он через два-три месяца рассчитывает быть в Эмске и заедет за деньгами лично. Тем более, он давно хочет познакомиться.
Тут дамам подали суп-пюре из шампиньонов, а Кудряшову — борщ по-могилевски, то есть с торчащим из красной гущи добрым куском сырокопченой колбасы. Минуты на три разговор прервался.
— Лично я склоняюсь к тому, что Светлов тут ни при чем, — прервала паузу Яна. — Интуиция мне подсказывает, что это происки кого-то из наших. Ясно, как день, что кто-то продался Пащенко. И я выведу эту собаку на чистую воду.
— Пока я вижу только одну ниточку, связывающую нас с «Помелом», — отозвался Кудряшов. — Это Рыкова.
— Ты хочешь сказать, что Зинка засланный казачок? — отреагировала Яна. — Знаешь, очень может быть. Тем более, в прошлую среду я ей конкретно ввалила. И вот она решила подгадить, не откладывая в долгий ящик. Олег, ты гений!
— Да ладно, Ян, — смутился тот. — Это всего лишь ничем не подкрепленное предположение.
— Ну, я бы тогда не стала исключать из подозреваемых и Вопилова, — сказала Серова. — Ни для кого не секрет, что он не разлей вода со Стражнецким. А Костик за долю в Катюшкиных хоромах теперь мать родную продаст. Надо же ему как-то к тестю подъехать.
— Тоже мысль, — подхватила Яблонская.
— Не, Влада я сто лет знаю, — встал на защиту друга Кудряшов. — Он шебутной парень, но на такое не пойдет.
— А мне вот что не дает покоя, — продолжила Серова. — Как объяснить пятничные капризы Ростунова и Колчиной? И почему вдруг Колчина бросила писать свою нетленку?
— Да наверно, самой скучно стало от своей бездарной писанины, — сыронизировала Яна.
— Да нет, я же видела, как она увлеченно работала. Тут явно что-то другое. Такое ощущение, что кто-то сказал ей и Ростунову, что тебе, Ян, поступила статья от Светлова. И они сразу приуныли.
— Но этого не знал никто. Только я да вы с Олегом, — растерянно произнесла Яна.
— Я никому не говорила, — заверила Серова. — И Олег, я думаю, тоже.
Кудряшов утвердительно кивнул головой — он неторопливо жевал свиную отбивную.
— Значит, надо подойти с другой стороны, — продолжила Света. — Насколько мне известно, со Светловым лично знакомы как минимум два человека из нашей редакции.
— И кто это? — встрепенулась Яблонская.
— Сегодня, когда я после оперативки зашла в корреспондентскую, то слышала, как Анжелика Серафимовна громогласно обещала вечером позвонить Светлову и излить свои восторги по поводу его творчества. И едва она это сказала, как к ней бросился Кузьмин и стал просить телефончик Светлова. Он якобы задолжал Роману сто рублей. Стало быть, и Крикуненко, и Кузьмин знакомы со Светловым.
— Честно говоря, не очень представляю себе дружбу Светлова и Крикуненко, — засомневалась Яна. — Что у них может быть общего?
— И тем не менее, она располагает его телефоном, — стояла на своем Серова.
— Я вот что думаю, — подал голос Кудряшов. — Мы определились с кругом подозреваемых. Это все, что мы можем на данный момент. Давайте подождем, как будет раскручиваться эта история дальше. А по ходу дела присмотримся к Рыковой, Вопилову, Крикуненко и Кузьмину.
— И ко всем остальным, — заключила Яна. — Лично у меня давно ни к кому нет доверия.
* * *
Первая полоса «Помела» наделала много шуму. На имя Пащенко поступило гневное письмо от директрисы оперного — госпожа Розенштерн требовала опровержения информации, не соответствующей действительности. На что прошедший огонь, воду и медные трубы Папик лишь тряхнул своим поредевшим чубом, купил пять белых роз (он знал одну лавочку, куда по бросовым ценам стекалась цветочная некондиция довольно приличного вида) и покатил в театр.
— Дивная погода стоит, Элла Соломоновна, — приветствовал он директрису так, как будто они были сто лет знакомы. — Примите эти розы, столь же прекрасные как вы.
Комплименты Папика отдавали нафталином, но дамы постарше, привыкшие к подобному стилю, были к ним весьма чувствительны.
— Не прикажете ли вскипятить чайку? — Пащенко продолжил разыгрывать сценку «Встреча со школьной любовью много лет спустя».
— Ваш визит так неожидан, — смутилась Розенштерн. — Впрочем, у меня есть немного времени.
— Вот и славненько. Так позвольте поинтересоваться, чем вам не угодила наша вчерашняя публикация? Уверяю вас, там все от «а» до «я» — чистейшая правда.
— Позвольте, но там все ложь от первой до последней строки! У нас в театре никогда не было ничего подобного!
— Чего именно, извините великодушно? Где у вас тут ваза? Позвольте, я розочки поставлю, — в манере, выверенной годами, Николай Юрьевич заговаривал директрисе зубы.
— Я требую опровержения, — попыталась поиграть в жесткость госпожа Розенштерн.
— С удовольствием! При условии, что вы подскажете мне, что я должен опровергнуть, — сладко и вместе с тем нагло улыбался Папик. — Факты, Элла Соломоновна, факты.
— Факты? Вы понаписали гадостей про наше учреждение, и еще требуете какие-то факты! Так оболгать наш оркестр! Покойный Марк Михайлович в гробу, наверно, перевернулся! При нем просто не могло быть такого, чтобы какой-то там, прости господи, кларнет заиграл «Полет шмеля» на «Борисе Годунове»! Это же стыд-позор!
— Не спорю, не спорю. Конфуз беспримерный. Только кто ж подтвердит, было это или нет? Вот вы, к примеру, работали тогда в театре?
— Что вы, мне не так много лет, — мигом сдулась Элла Соломоновна. — Я работаю в этой должности всего пятый год.
— Ну вот видите. Вы сами сейчас только что подтвердили, что знать ничего не знаете о том, что творилось в этом театре не только ли 25 лет назад, но и десять, — все более решительно напирал Папик. — Так что и опровергать тут нечего.
