— Да какие там впечатления, — попробовал отговориться я. — Всего месяц и покрутился-то за границей…
— Ты это брось, старик, — сказал Мишка.
— Был в Европе? Был. И все. Имей в виду, я с тебя не слезу, пока обо всем не расскажешь. Лучше говори, когда придешь. Давай сегодня.
— Сегодня не могу, — замотал головой я, — Сегодня мы у тещи.
— Тогда завтра, — предложил Миша. — Завтра у нас пельмешки сибирские. Ты, поди, уж забыл, с чем их едят.
Я вынул записную книжку, полистал и вздохнул:
— Не выйдет завтра.
— Стыдись! — возмутился Миша, отнимая у меня книжку. — Забюрократился там, в Европах! К друзьям по расписанию ходишь…
В общем, мы сторговались на послезавтра.
— Черт с тобой! — сказал Миша. — Перенесу пельмешки!
На другой день Миша позвонил мне по телефону.
— Ну, старик, — оживленно закричал он. — Все на мази. Придут Левандовский с женой и дядя Браля. Помнишь дядю Бралю? Да знаешь ты его — он еще шапку мне переделывал.
— Дядя Браля, дядя Браля! — забормотал я. — А-а-а! Ну, как же!.. Дядя Браля…
— Ты знаешь дядю Бралю? — повесив трубку, спросил я у жены. — Он переделывал Мишке шапку.
— Представления не имею, — недоуменно пожала плечами жена.
Вечером Миша позвонил снова.
— Рассказал про тебя шефу, — захлебываясь от возбуждения, доложил он. — Веришь — нет, аж затрясся человек. Без меня, говорит, не начинайте. Чувствуешь, как цена на тебя растет. Смотри, не подкачай. Приготовься вечером поработать.
Я забеспокоился.
Разложил на столе проспекты, путеводители, открытки — решил кое-что освежить в памяти. Повторил про себя несколько габровских анекдотов — ввернуть к слову.
— Ты им про Тырново расскажи, — посоветовала жена. — Как мы с бразильским ансамблем встречались.
— Вот спасибо! — обрадовался я. — Совсем из головы выскочило. А может, еще про комбинат «Плиска»? Дегустация и все такое.
— Про дегустацию, пожалуй, не стоит, — выразила сомнение жена. — Освети лучше жилищное строительство. Этот Мишин начальник — он ведь с чем-то таким связан.
— Да-да, — согласился я. — Конечно, про жилищное строительство. Как это я раньше не подумал!
Короче, шли мы к Побойнику основательно подготовленными.
— Витоша, на здраве, кибирит, — бормотал я, сжимая в кармане тезисы. — Рильский монастырь, Провадия, ракия гроздова, ракия сливова…
Миша преподнес меня гостям торжественно, как бутылку шампанского.
— Вот! — произнес он, бомбардируя окружающее пространство квантами жизнерадостности. — Вот наш иностранец! Прошу любить и жаловать!
— Бдымов. — сказал Мишин начальник, пожимая мне руку.
Дядя Браля вместо приветствия пошевелил складками на затылке — он был занят телевизором.
Миша решительно согнал всех к столу и обратился ко мне:
— Ну, старик, сразу начнешь делиться или сначала закусим?
— Э-э-э, — начал было я и нечаянно взглянул на дядю Бралю. Дядя Браля весь набряк от нетерпения. Желудочные соки его, клокоча, подступали к красной черте. Опасаясь, что он взорвется, я сказал:
— Давайте закусим.
— Со знакомством, — торопливо прохрипел дядя Браля, опрокинул рюмку и припал к винегрету.
— Ну, давай, теперь выкладывай.
«У любви, как у пташки крылья!..» — надсаживался телевизор.
— Не помешает? — крикнул Миша. — А то, может, прикрутим?
— Ммм, — я украдкой огляделся.
Волосатое ухо подобревшего дяди Брали сторожко пасло телевизор.
— Ничего, — сказал я. — Обойдемся.
— Значит, поездил? — спросил Миша. — Понасмотрелся. Ну, и как там… погода?
— Погода там нельзя сказать, чтобы… — начал я.
— А здесь — просто удивительно, что творилось. — сказал Миша. — Ну Крым и Крым.
— До половины октября в пиджаках ходили, — поддержал его Бдымов.
— Точно. До половины, — сказал Миша. — Восемнадцать градусов в тени. Думали уж — совсем зимы не будет.
— Я в Гагры собирался, — наклонился ко мне Бдымов. — И вдруг по радио слышу — в Гаграх похолодание. В Гаграх! Представляете? Вот вам игра природы! Фантастика!
— Выходит, погода там ерундовая, — подвел итог Миша. — Зато фруктов, наверное, поели?
— Да уж фруктов, само собой, — встрепенулся я. — Уж фруктов…
— А нас здесь виноградом завалили, — сказал Миша, взглядом приглашая окружающих подтвердить. — Просто наводнение виноградное. Ходили по нему, можно сказать.
— Я в Гагры собрался, — толкнул меня в бок Бдымов. — Думаю: а леший с ним, с похолоданием — хоть на фрукты попаду. Когда гляжу — а здесь и виноград, и груши…
— Во груши! — показал Миша, сложив вместе два десятикилограммовых кулака. — Рубль двадцать за кило. А виноград — пятьдесят копеек.
— Двадцать пять, — сказала Мишина жена.
— По двадцать пять не было, — возразил Миша.
— Вот не люблю, когда не знаешь, а суешься спорить, — взвинтилась Мишина жена. — Если я сама покупала. Возле рыбного магазина. Можем сейчас пойти к рыбному и спросить. Там продавщица — свидетельница.
В это время пришли Левандовские. Левандовский долго снимал в коридоре боты «прощай молодость», и было слышно, как жена шипит на него:
— Ты можешь хотя бы за стенку держаться, горе луковое?
Наконец, Левандовский снял боты и вошел.
— Ну, Степа, — сказал он мне, — давай все сначала.
— Погоди! — решительно остановил Левандовского Миша. — Лучше скажи — почем осенью виноград брал?
— Нашли у кого спрашивать! — презрительно фыркнула Левандовская. — Он не знает даже, почем хлеб кушает.
— Верно, — согласился Левандовский, обезоруживающе улыбаясь. — Я не знаю, почем кушаю хлеб.
— Вот почем водку жрет — это он знает!
— Ага, — сказал Левандовский и поднял на жену влюбленные глаза.
Дядя Браля, видимо желая переменить тему, вдруг подмигнул мне и запел:
— Летят у-утки,
И-и два гу-уся!..
Через полчаса мы уходили. Миша Побойник, помогая нам одеваться, говорил:
— Спасибо, старик! Спасибо, что свиньей не оказался — пришел, порассказывал! Завидую тебе, конечно, старик. Молодец ты! Просто молодец!
Бдымов, приобняв меня за плечи, сказал:
— Теперь будем друзьями! Будем знакомыми. Не обижай нас. Меня лично. Рад буду. В любое время.
А дядя Браля искренне даванул мне руку.
Мишкин и Машкин встретились на четвертый день нового года.
— Как праздничек? — спросил Мишкин.
— Представь себе, отлично, — похвастался Машкин. — На елочку ходили, с горочки катались, свежим воздухом дышали.
— На елочку?! — вытаращил глаза Мишкин. — С горочки?!
— Ага, — сказал Машкин как ни в чем не бывало. — Знаешь, решили на этот раз — никуда. И к себе — никого. Исключительно в семейном кругу. За три дня выпили две бутылки шампанского, и все. Голова — как стеклышко.
Он постучал по голове. Звук получился отчетливый и прозрачный.
— Две бутылки! — ахнул Мишкин. — А мы-то! Господи!! Елку чуть не спалили! Мама родная!
— Нет, а мы хорошо, — снова начал Машкин и даже мечтательно улыбнулся. — Надоели все эти компании, возлияния, дым коромыслом… Книжки почитали, телевизор взяли напрокат…
— Напрокат?! — удивился Мишкин.
— Напрокат, — сказал Машкин. — Семь двадцать за месяц.
— Эх, надо же! — сокрушенно прошептал Мишкин.
— В лото поиграли, — весело продолжал загибать пальцы Машкин, — снежную бабу слепили, концерт по заявкам слушали, кукольный театр устроили…
— Кукольный театр! — чуть не плача, закричал Мишкин. — А мы-то! Мы-то! Уй-уй-уй-уй-уй. Слушай, — сказал он и взял Машкина за пуговицу. — Давай как-нибудь соберемся. Ну, хоть в воскресенье. Вы да мы — и больше никого. Посидим в своем кругу. Тихонмирно. Ну, как ты рассказывал. А?
— А что, — сказал Машкин. — Это идея.
Мишкин и Гришкин встретились на пятый день нового года.
— Ну, как праздничек? — здороваясь, спросил Мишкин.
— Мрак! — сказал Гришкин. — Мрак и ужас! Просто кошмар! Пришел этот змей Яшкин. А потом этот циклоп… Ну как его?… — Гришкин потер над бровью и болезненно сморщился.
— Пашкин, — подсказал Мишкин.
— Вот-вот, с Кошкиным. Что там было! Что было! Описать невозможно.
— Ну и дурак! — сказал Мишкин. — Вот мы с Машкиным в воскресенье собираемся. Тихо-мирно. Чайку попьем, телевизор посмотрим, кукольный театр для детишек…
— Братцы! — сказал Гришкин. — Возьмите меня. Не могу я больше так! Пропаду я, братцы!..
Гришкин и Яшкин встретились на шестой день нового года.
— Хорош ты был в тот раз, — неодобрительно сказал Гришкин.
— А что, а? — завертел головой Яшкин. — Все в норме, старик. Было дело — кошка съела. Все хорошо кончается, что не кончается в вытрезвителе. Шик каламбурчик, а?
