— Вы не знаете, где Надя? А то их дома нет…
— А что вы хотели? — внезапно похолодевшим голосом спросила бабуля.
— Да… Просто поговорить надо… Я ей привез кое-что.
Бабуля присела на деревянную скамеечку, вкопанную возле стены дома.
— Нету Нади…
— Так, а где она? Или когда вернется?
— Никогда… Утонула она…
— К-как утонула?..
— Мету переплывала. А там течение сильное… Водовороты… Унесло… Возле моста ее нашли… Похоронили вон на старом кладбище в лесу, рядом с родителями. Царствие небесное, упокой ее душу.
Старушка перекрестилась и заплакала. У Виталия подкосились ноги, и он опустился на траву.
— Не везет их семье… Сначала родители, теперь она… Напасть, видать, какая-то… Хорошие ведь люди… За что им такое?
— А брат? Коля, кажется?
— Коленьку в Новгород забрали, в приют. У него ж больше никого совсем. Наденька единственная была. А кем он из приюта выйдет? Приют, он и есть приют… Да и дом их пропадет. Разворуют… Козу уже украли… А черепаху я взяла…
* * *
Виталий сидел над высоким обрывом и смотрел на реку. Странно, мощного течения Меты совсем не было видно. Словно кто-то вырезал из огромного зеркала извилистую ленту и положил ее на землю. На противоположном берегу зеленели бесконечные поля, разделенные на части темными полосками леса. И голубое небо без единого облачка.
Как она говорила? Нельзя переплыть реку с камнем на душе. Утянет. Наверное, у нее был камень. Может, и из-за него. Для некоторых несправедливые обвинения пострашнее, чем для кого-то реальные. Если человек хороший. И не исключено, что при иных обстоятельствах она бы выплыла…
А может, и ни при чем он вовсе. Нет тут никакой причинно-следственной связи. Просто ей не хватило сил. Течение сильное.
Но Виталия больше волновало другое. На фоне случившегося с этой почти не знакомой ему девушкой из глухой деревушки со смешным названием Светиницы вся его суета, все его проблемы казались какими-то муравьиными, несерьезными и просто глупыми. Какой-то лаптоп, какие-то потерянные сценарии… Он готов был написать сотню сценариев, лишь бы убедиться, что произошедшее всего лишь нелепый сон. Что Надя сейчас убирает двор и слушает Кристину Орбакайте, которая ей очень нравится… А Колька строит шалаш и возится с черепахой. Таскает у соседей крыжовник и втайне от сестры бегает на реку, не боясь, что утонет… Хотелось услышать ее смешное «Боженька» и страшилку про сома.
Виталию очень хотелось…
Потому что реальность останется с ним до конца жизни.
И еще он понял, что никогда больше не сможет сюда приехать. Память, увы, избирательна — все, что нужно, — забываешь. И наоборот — ненужное помнишь всю жизнь.
* * *
Продюсер отложил рукопись в сторону и посмотрел на сидящего перед ним сценариста.
— Сергей, рассказ мне понравился, но ты же сам понимаешь, что из этого не сделать кино. Во-первых, мало действия, во-вторых, откровенная натяжка. А если б она не утонула? Ничего бы и не было. Да и у героев никакого развития. Ну что мне тебе объяснять? Ты же профессионал.
— Я согласен, — не очень уверенно кивнул сценарист, — я на всякий случай предложил.
— И самое главное. Здесь нет финала. История не закончена. Да, в прозе можно обойтись лирическими рассуждениями героя, но как показать их на экране? Просто посадить на обрыв актера с глубокомысленным взглядом? Извини, у нас не авторское кино… Но, еще раз повторю, история мне понравилась. Хотя, боюсь, в нее мало кто поверит. Даже если она произошла на самом деле. Увы, у искусства свои законы, у жизни — свои.
Продюсер аккуратно собрал листы в стопочку и протянул их сценаристу.
— Возможно, кто-то сумеет сделать неплохую короткометражку. Предложи. А нам, сам знаешь, что нужно. Идеи, кстати, есть?
— Я думаю… — еще более неуверенно ответил собеседник. — Александр Романович?!.
— Да?
— Вы не могли бы дать небольшой аванс? Просто проблемы возникли…
— Не вопрос. Скинь хотя бы синопсис, и мы тут же подпишем договор. Ты ж знаешь, я никогда не подводил тебя с оплатой.
— Да, знаю…
Сергей поднялся, сунул рукопись в папочку и протянул руку:
— До свидания, Александр Романович.
— Пока, Сережа… Я жду синопсис.
Выйдя из офиса, Сергей немного постоял, глядя на папочку. Идей для синопсиса, вообще-то, не имелось. А деньги нужны. Значит, придется опять «бомбить» по ночам.
Он быстро подошел к припаркованной старенькой «тойоте».
На заднем сиденье играл с незаряженным газовым револьвером рыжий мальчик. Когда Сергей сел в салон, он спрятал оружие за спину.
— Саша, я тебя предупреждал, чтобы ты не брал револьвер. Это не игрушка. Дай сюда.
Мальчик нехотя вернул оружие. Потом спросил:
— Сергей, а мы сейчас домой?
— Да.
— Надо заехать в магазин, купить Рише салата…
— Хорошо, заедем.
Сергей завел двигатель, вставил в старенькую магнитолу панельку и запустил диск американской певицы Келли Кларксон.
К девятнадцати годам Боб научился качественно делать всего одну вещь. И не просто качественно, а где-то даже виртуозно, и мог бы стать чемпионом мира, если бы по такому виду спорта проводились чемпионаты. Это неудивительно: если заниматься чем-то с раннего детства, то к совершеннолетию можно достичь выдающихся результатов. Конечно, при наличии таланта. А талант, бесспорно, имелся.
Талант заключался в следующем. С балкона родительской «хрущевки» Боб плевком попадал практически в любую цель, в том числе и движущуюся. Например, в мужскую шляпу или нос гуляющей собаки. В мороженое, подносимое ко рту, или на стекло шлема едущего мотоциклиста. Принимая во внимание то, что квартира располагалась на пятом этаже, это умение смело можно было назвать Божьим даром. Ведь надо мгновенно рассчитать траекторию полета плевка, учитывая все параметры, как то: скорость ветра, влажность воздуха, расстояние до цели и многое другое. Бобу это давалось удивительно легко, он делал это как-то интуитивно и на спор играючи поражал пять мишеней из пяти. А в последнее время тренировался плевать даже вслепую, ориентируясь только на слух. Но здесь пока не все получалось, со слухом были проблемы. Как и вообще с головой.
Плевать во все подряд Бобу давно наскучило, и теперь он выбирал мишени с изюминкой. Например, фуражку участкового инспектора. Высшим пилотажем он считал попасть тому на козырек. Когда мент снимет фуражку и вляпается, будет очень клево и смешно.
Или захаркать свадебную процессию. Всех: и жениха, и невесту, и свидетелей, и близких родственников, и куклу на капоте лимузина. Очень смешно. Боб любил юмор. Месяц назад он учинил расправу над одноклассницей Ленкой Малининой, выходившей замуж. Она жила в соседнем подъезде. Плевался от души. Еще бы — предпочла ему, крутому пацану, какого-то лопоухого ботаника из института. Пришлось проявить все свое мастерство, попав ботанику на очки, а самой Ленке на вуаль. Когда же родители невесты вынесли хлеб-соль, дабы молодые могли в первый раз покормить друг друга, ювелирный выстрел Боба подсластил угощение. Еще два выстрела поразили фужеры с шампанским.
С особым наслаждением Боб обстреливал и военкоматовского курьера, время от времени приносившего повестку. В армию Боб не собирался, дверь курьеру не открывал, а когда тот выходил из подъезда, посылал ему «воздушный поцелуй».
Поймать с поличным Боба никто не мог — плюнув, он по-партизански прятался за ограждением балкона. Участковый, гад, правда, один раз засек, но Боб просто не открыл ему дверь. Да даже если б и открыл — обстрел еще доказать надо. Дом большой, мало ли кто на вас наплевал. Желающих много.
Словно охотник на засидке, Боб часами мог высиживать на балконе, выслеживая достойную цель. Зато потом получал почти животное наслаждение. «Почему люди не летают, как птицы? — размышлял он, выбирая жертву. — Это ж так удобно. На сколько интересных вещей можно было бы наплевать».
Одно огорчало — искусство пока приносило лишь моральное удовлетворение. Деньги, выигранные на спор, не в счет — это мелочовка. Приятели, знавшие о таланте Боба, никогда не заключали с ним пари, а посторонних господ заманить на балкон было не так-то просто. Да и приятелей, в общем-то, почти не осталось — Боб всех задавливал своим интеллектом, потому что знал, к примеру, как звали Ленина, который поднял восстание декабристов. А о подругах и говорить нечего. Единственная женщина, которая с ним общалась, не считая, конечно, матери и бабки, — Ритка из квартиры напротив. Она была лет на пять постарше Боба и, как поговаривали, под прикрытием благотворительности и сострадания занималась рублевой проституцией. Как женщина она его не интересовала. Во-первых, старше, а во-вторых, на лицо так себе. Не очень смешная. Каркалыга, одним словом.
