Ознакомительная версия.
– Поставили эти наши блоки наведения на габаритно-массовые макеты ракет. Отволокли на полигон. Планировали испытательный запуск на следующий день, но что-то у них там не сложилось. Раз перенесли дату, другой... Короче, затянули почти на месяц. Ракеты все это время в сарайчике лежали, полиэтиленом их накрыли, чтоб сверху дождик не капал. Наконец сподобились испытать. Зарядили макеты под крыло самолета, назначили цель, место сброса. Пилот в точку вышел, кнопку нажал, ракеты пошли. Обе мимо цели. Одна в болото брякнулась, вторая в дачный кооператив прилетела. К счастью, никого не прихлопнуло, но кому-то придется дачную времянку заново отстраивать...
Причина неудачного испытания выяснилась быстро: когда вскрыли блоки наведения, то обнаружили, что рычажные механизмы заржавели. Видимо, ракеты неплотно полиэтиленом прикрыли, водичка внутрь попала. А конструктор с военпредом обычную сталь разрешили использовать.
В 1988-м году, когда "Буран" свой единственный полет совершал, по радио сказали, что он на сколько-то там метров промахнулся. Я тогда решил пошутить и сказал Юре Парфенову:
– Наверное, там наши приборы навигации стояли, вот он и промазал.
На что Юрий Викторович снисходительно ответил:
– Дурень! Если бы в "Буране" наши приборы стояли, он бы и не взлетел!
Чрезвычайное происшествие
В один солнечный летний день 1989-го года, незадолго до начала обеденного перерыва, в нашем цехе "комунестичегокуда" началось какое-то шушуканье. Я на тот момент еще формально числился слесарем, но фактически уже работал на складе. который располагался рядом с отделом технологов и кабинетом начальника цеха. Куда срочно созвали всех мастеров участков.
Обычно рабочие совещания проводились в начале рабочего дня. Сбор мастеров в неурочное время, да еще перед обедом, мог означать только одно: случилось ЧП.
Совещание в кабинете Руднева продлилось минут пять, не более, что тоже никак не укладывалось в обычные схемы. Затем на склад заглянула Валентина Борисовна Хватова:
– Сережа, пойдем. Сейчас собрание слесарного участка будет.
Закрываю склад, иду следом за мастером. Там уже старший мастер Пискунова собрала слесарей и монтажников. За год работы на "Ленинце" таких собраний было несколько десятков, но я никак не могу привыкнуть к резкому голосу Надежды Николаевны, поэтому становлюсь в отдалениии. Но Пискунова говорит вполголоса:
– Товарищи, в институте произошло чрезвычайное происшествие. Руководство объединения просит нас соблюдать дисциплину и не покидать рабочие места.
– Война началась? А с обедом как? Война войной, а обед по расписанию!
В другой день Пискунова привычно отчитала бы Юрия Викторовича Парфенова за зубоскальство, но не сейчас:
– Обед никто не отменяет. Но убедительно прошу: только в столовую и обратно, без шатаний по коридорам. И еще: до особого распоряжения на предприятии запрещена выдача увольнительных. Это все, прошу продолжать работу.
Народ расползается по своим местам. Юра Парфенов и Олег Иванов направляются в курилку, иду за ними. По дороге к нам присоединяется Леша Рухман.
– Алексей Владимирыч, ты, как начальство, должен все знать.
– Юрий Викторович, – в тон Парфенову отвечает Леша. - -Я начальство маленькое, знаю только то, что говорит начальство побольше.
– А что говорит начальство побольше?
– Начальство побольше говорит, что один несознательный военпред вышел погулять.
– И из-за этого весь сыр-бор?!
– Так ведь он в окно вышел. С четвертого этажа.
Олег Саныч от неожиданности поперхнулся дымом "беломорины". Юрий Викторович тихонечко присвистнул. Я непонимающе уставился на Рухмана:
– Как это: "в окно"?
– Молодой ты еще, Серега, – вздохнул Юрий Викторович. – В милицейских сводках про такое обычно пишут "покончил жизнь самоубийством". Или – Юра повернулся к Рухману – выжил этот дельтапланерист?
– Какое там! – Поморщился Леша. – Я сам не видел, но мужики из его отдела говорят, что прямиком черепушкой в асфальт пришел. И это с четвертого этажа, а высоту наших этажей ты и без меня знаешь. Тут бильярдный шар треснет, не говоря о черепе...
– А эти мужики не говорили, с чего вдруг коллегу в окно потянуло?
– Так, никакой конкретики. Накосячил с каким-то важным правительственным заданием. То ли какие-то бумаги подписал, которые не стоило подписывать. То ли наоборот: не подписал, где надо. Ждал больших неприятностей по служебной линии, да еще дома что-то не ладилось, с женой вроде как рассорился. Военпред этот утром на работу пришел весь на взводе, потом будто бы ему позвонили с проходной. С кем и о чем говорил неизвестно, только после этого разговора залез на подоконник и в открытое окно...
Оставшееся до обеда время курили молча. Женщины, решившие в обеденный перерыв сходить в магазин, рассказывали о милицейских машинах рядом с центральной проходной института. Увидеть что и как не удалось - место трагедии закрывали кусты. Около трех часов пополудни по цеху объявили, что все закончилось и работа идет в прежнем режиме.
На следующий день в холле висел некролог с портретом мужчины в военной форме с погонами майора. Официальной причиной смерти объявили трагическую случайность в результате нервного срыва на семейной почве.
Товарищи, вы будете смеяться, но у нас очередное горе. Российская наука понесла очередную тяжелую утрату в лице программы "Фобос-Грунт". Очередную потому что только за две тысячи одиннадцатый год на дно океана отправилось два спутника связи, а грузовик "Прогресс" состыковался с тайгой.
Для нашего мудрого правительства это стало очередным неприятным сюрпризом. А если верить письму ведущего специалиста ОКБ НПО имени С.А. Лавочкина, то удивляться нужно было бы, если бы программа прошла как надо. Цитирую:
Недавно, в январе этого года, после неоднократных отсрочек был наконец-то запущен аппарат "Электро-Л". Приводы остронаправленных антенн, установленных на нем, разрабатывал я. Такие же приводы (с некоторыми модификациями) будут установлены на аппаратах "Спектр" и на одном из аппаратов спецназначения. Так вот: проектирование этих весьма ответственных механизмов проводилось вообще без технического задания, на основании устных распоряжений, часто весьма противоречивых. И уже когда приводы изготавливались, только тогда пришло техническое задание на их разработку. Сами же антенны определились еще позже.
Такие же дела и с испытаниями. В целях мнимой экономии вместо изготовления одного-двух агрегатов для доводочных испытаний, как это и предусмотрено нормативами, в производство закладывается сразу серия, с учетом летных образцов. В итоге исправить конструкцию, если что не так, можно только отчасти. Поэтому на дефекты, выявленные при испытаниях, но не приводящие к откровенной неработоспособности, зачастую просто закрывают глаза. Дескать, все равно вряд ли полетит, а за переделку можно премии лишиться. Но если дефект более очевиден, тогда в брак уходит вся серия. Вот и экономия! В итоге конструктор лишается очевидного в технике права на поисковую ошибку. Отсюда инженерная трусость, безынициативность.
Хочу упомянуть и об искусственном разделении структуры ОКБ. Оно поделено на Центры, в каждом из которых свой директор, его замы, плановые отделы и т.п. И такая организация привела к реальной разобщенности некогда единого ОКБ. Отсюда с одной стороны дублирование служб (например, несколько подразделений занимаются редукторами, каждое на свой лад), с другой стороны тот же привод проектируется в трех Центрах – блок управления в одном, электрика в другом, механика – в третьем. И каждая из этих частей не хочет понимать другую.
Уподоблюсь Козьме Пруткову и в который раз повторю: весь нынешний бардак не вчера начался. Система закладывалась при Брежневе, набрала ход при Горбачеве, а в условиях нынешней вертикали круговой поруки дала пышные всходы по всем фронтам. Даже там, где уровень бардака не превышал разумных норм при любых правителях, включая вечно пьяного Ельцина.
Вот, например. Три слесаря нашего "сто шестнадцатого", они же три любимчика мадам Пискуновой, в очередной раз получили жирные заявки. Сборка каких-то там мудреных блоков для подводных лодок, с нормой выполнения работ на полгода вперед. Проще говоря, мужики могли не слишком напрягаться и спокойно закрывать наряды, не беспокоясь о плане и премиальных. Наш Николай Саныч корпел над блоком переключателей, бывший штангист-любитель Лев Саныч Демиденко собирал аппаратуру магнитной регистрации, Володя Поляков колдовал над хитрой системой датчиков. Каждый блок упаковывался в свой металлический гробик, который согласно Техническом Заданию должен был быть абсолютно герметичным и выдерживать экстремальные перепады температур. Поэтому готовые изделия, каждые в количестве двух штук, проходили испытания в барокамере.
Ознакомительная версия.
