Вместо того чтобы взять под козырек и исполнять, представитель силовой структуры встал в позу, требуя основания для подобных мероприятий.
– Какие еще основания?! Задница у нас – вот какие основания! – Марусов швырнул трубку и продолжил орать в пустоту логова-кабинета: – Козлы! Я вас всех найду! Предатели поганые!!! Найду и горло бритвой…
Словно услышав тираду, в кабинет заглянул начальник великозельской полиции Афонин. Он же бывший учитель физкультуры. По зову сердца явился. Каяться и не велеть казнить. Незадача вышла – московского проверяющего кто-то по носу приложил и пиджак снял. На сайте «Ведомостей» уже повесили новость.
Только этого не хватало! Путаясь в клавишах клавиатуры, Марусов зашел на газетный сайт и обнаружил там кроме ехидной статейки Журавлевой фото Золотова с пластырем на носяре.
– Кто это сделал? – гневно кивнул Марусов на экран, требуя немедленного ответа.
– Наши могли. Там район неспокойный. Увидели не местного, и – вперед. У него же на спине не написано, откуда он.
– Хорошо, если так. А если провокация? Специально, чтобы из Москвы подкрепление прислали? Нападение на проверяющего – отличный повод!
– Тогда бы пиджак не трогали, кому он нужен?
– Ты идиот? – привычно уточнил Марусов, забыв, что перед ним не Ваня Ланцов. – Провокации так и делаются! Значит, слушай сюда, паши землю носом, но чтобы к вечеру этот грабитель сидел в камере! С пиджаком и чистосердечным признанием в зубах!
С признанием – это раз плюнуть, любому бомжу по почкам настучать гимнастической палкой, и будет признание. А вот с пиджаком – сложнее… Афонин, обидевшись на «идиота», насупился и довольно бесцеремонно напомнил, что подчиняется он не мэру, а министру внутренних дел. Так, на минуточку…
Вот оно, началось! Уже и у этого голосок прорезался. Того и гляди – мнение появится. Забыл, как в средней школе на учительском окладе сидел? Малолетних бандитов по канату учил лазать?
Взбешенный Марусов не стал долго церемониться – подумаешь, министерской вертикали гад подчиняется! – и витиевато отправил Физкультурника тренироваться, пообещав вставить ему эту самую вертикаль в одно место.
Ярость – противоречивый помощник. С одной стороны, уровень адреналина повышается, и человек готов на героические поступки, с другой – мозги затуманивает капитально. Башню сносит, как нынче принято называть в высшем свете.
Виталий Иванович, заглянув в стратегически важную схему, набрал номер телефона и, услышав ответ, сорвался на крик:
– Я вам вот что скажу, Сан Саныч! Кого бы вы сюда ни прислали, хоть весь Следственный комитет вместе с ГРУ, а бензин этот – наш, кровный! И все остальное! От мертвого японца суши вы получите, а не ресурсы!
На том конце осторожно поинтересовались: все ли в порядке с мэром Великозельска? Может, он перепутал номер?
– Нет, я ничего не путаю! – Телефонная трубка увлажнилась слюной. – Это вы там запутались окончательно и бесповоротно! И я вас не боюсь! Нечего мне вас бояться!..
Частично удовлетворенный, Марусов для полной сатисфакции сложил три толстых пальца в знакомую с детства фигуру и ткнул этой скульптурой в волшебную схему. Не помогло. Тогда он сгреб ее со стола, разорвал на куски и ногой запихнул в мусорную корзину.
* * *
Новость, появившаяся на сайте «Великозельских новостей», летела по стране быстрее сверхзвукового самолета. Как оказалось, невинная история с ограблением следователя заинтересовала многих.
Не обошел ее своим вниманием и заменивший проштрафившегося Лузана полковник Прокофьев. Прочитав о происшествии, поспешил в генеральские кабинеты с докладом. Прямиком к Багрову:
– Ерунда какая-то, Эдуард Федорович. Нам недавно позвонили из Калининграда, мол, в московском Институте мозга якобы лечится Плетнев. Я связался с Великозельском – там сказали, что Плетнев до сих пор у них. Мало того, на него, оказывается, покушение было!
– Как? Когда?!
Это уже полный беспредел!
Со слов Прокофьева выходило, что напали нынешним утром. Впятером и в масках, с битами. Нанесли черепно-мозговую травму и хотели выкрасть удостоверение путем завладения пиджаком. Узнав, что до сих пор никого не задержали, Багров выразил законное недовольство и распорядился приложить усилия. Говоря это, он из чисто спортивного интереса набрал в поисковике запрос, чтобы ознакомиться с подробностями происшествия с подчиненным, так сказать, из первых рук. Из «Великозельских ведомостей».
Прокофьев сам заметки не видел, ему пресс-служба донесла. Поэтому, взглянув на фото мужика, утверждавшего в статейке, что нападение связано с его расследованием, он неожиданно поинтересовался у Багрова:
– А кто это?
– Как кто? Плетнев твой!
– Да не он это!
– Пил? Ты – пил?
– Да столько не выпить! Я ж лично ему пропуск подписывал!
Багров, поразмышляв, попросил Прокофьева раньше времени шумиху не поднимать, а взять пару сотрудников (в дороге не пить!!!) и сегодня же вылететь в Великозельск. Если действительно не тот – везти в Москву. Без помпы, но в наручниках.
А тут уж разберемся.
* * *
Бриллиантовая мафия обратно добиралась поездом, на самолет билетов не хватило, кризис в стране. Как раз успевали на проходящий до Москвы. «Жигули» они бросили у вокзала, на прощание немного приоткрыв багажник, чтобы не задохнулся лежащий внутри бомбила. Зачем лишнее на себя вешать?
Отъехав от Великозельска и убедившись, что никто за ними не гонится, Деризубов разложил на столике в купе пиджак и перочинным ножиком вспорол подкладку. Он не особенно нервничал, потому что нащупал камни еще в машине, как только рванули от гостиницы. Но убедиться на все сто определенно хотелось. Николай Николаевич по понятным причинам бриллианты держал в руках неоднократно, но именно эти отчего-то хотелось пощупать сильнее других. Может быть, потому, что вложено в них последнее.
Не стоит рассказывать, какие чувства довелось испытать ему при виде того, что оказалось за подкладкой. И отнюдь не чувства глубокого удовлетворения, с которыми когда-то советский народ встречал решения партии и правительства.
Гудков данного момента ждал с замиранием беспокойного сердца. Душевные качества Деризубова были ему слишком хорошо известны. Паша изо всех сил старался держать себя в руках и всю дорогу до купе лихорадочно пытался придумать способ избавиться от пиджака. Причем так, чтобы окончательно и навсегда. Но Деризубов вцепился в него обеими клешнями, и уничтожить улику можно было только вместе с Колей.
– В порядке камушки? – с детской заинтересованностью вытянул голову вперед Паша. Так обычно дети заглядывают под новогоднюю елку.
Деризубов молчал долго и напряженно, разглядывая блестящую россыпь. Наверно, тоже из последних сил удерживал себя в руках.
– Не в порядке. Далеко не в порядке. Стекло, – взяв один из камней в руки, вынес вердикт Кадкин, чем подтолкнул шефа к дальнейшим действиям.
Деризубов угрожающе окинул взглядом присутствующих, приказал закрыть дверь в купе и коротко, но доходчиво поинтересовался у Паши, где камни.
Гудкову казалось, что к вопросу он готов, но язык словно прилип к нёбу, и шевелить им не получалось. Слова он произносил так выразительно, словно во рту не помещался свежевставленный зубной протез. Или как будто перенес в недавнем прошлом небольшой инсульт.
– Коля, да откуда я?.. Что я?.. Ты же сам ему дал…
Заметив, что шансы на продолжение жизни у него имеются, Гудков мстительно обозвал Антона ментовской сволочью и пообещал лично высосать у него глаз.
Деризубов вроде бы Паше поверил, но сомнения оставались, ибо тот когда-то работал рекламным агентом. Гудков поднажал:
– Коля, да ты ведь сам говорил, что драка у кабака и человек в «скорой» – это не случайность! Вот, подтвердилось! Мне на хрена такой геморрой, сам посуди? Спокойно работаю и дальше бы работал! На жизнь хватало! Вот урод, да?
В эту минуту театральным талантам Паши могли бы позавидовать даже такие звезды, как Том Хенкс по прозвищу «Приносящий кассу» и Леонардо по кличке «Титаник». Жить захочешь – не так запоешь! Деризубов сдался. Только мрачно пообещал, что все равно в Москве узнает, кто на кого стрелки перевел. Слава Богу, Плетнев у них в бане отдыхает.
На подмосковной станции Гудков, усыпив бдительность попутчиков, отправился в привокзальный киоск за пивом. Оттуда позвонил Ирине и подробно рассказал, где она может найти и забрать собственного блудного мужа.
В дачной бане Плетнев, вопреки утверждению Деризубова, совсем не отдыхал. Он трудился в поте лица, как раб на сланцевом месторождении. Найденной кочергой пытался поддеть и отковырнуть оконную раму. Как чувствовал, что пора выбираться, пока товарищи-контрабандисты не вернулись. Окно душевой выходило на забор, а за забором лес. А в лесу свобода. Кочерга прогибалась под изменчивый мир, но дело делала. Чтобы дама не скучала, делился семейными воспоминаниями:
