Декабрь
Происшествие с Джо добило меня окончательно. Мне было гадко, потому что я сама все испортила. Едва мы стали близки. В ту самую минуту, когда я поняла, как он мне нравится, как он мне нужен. И на работе все прахом пошло. Джо был неправ, утверждая, что я по-прежнему схожу с ума от Доминика. Ничего подобного. Я просто допустила промах, вот и все. Такое может случиться с каждым. Минутный провал в памяти. Я сожалела о нем всем сердцем. Вот и теперь, стоило мне взять книгу, лежавшую на прикроватной тумбочке в комнате для гостей, где теперь жила я — я, а не Эмбер! — и взглянуть на его фото, как меня опять одолели угрызения совести. Наутро после того случая я позвонила ему, мучаясь раскаянием и жутким похмельем, вся как на иголках, но он включил автоответчик. Я оставила сообщение, однако Джо не перезвонил. Расстроившись, я собралась, было звонить еще раз, но передумала. Я сама вырыла себе яму и продолжала рыть. Должно пройти время, и тогда, быть может, он сам объявится. С тех самых пор я пребывала в жуткой депрессии, то и дело срывалась — не то, что Эмбер, которая, наконец, обрела душевное спокойствие. И если меня отбросило на шаг назад, кузина, похоже, продвинулась на три гигантских скачка вперед.
— Я ощущаю безмятежность, — выдала она сегодня утром. Мы прогуливались по супермаркету «Сейнз-бериз» в Камдене. — Понятия не имею почему, но впервые после разрыва с Чарли я наполнена позитивной энергией, расслаблена и ощущаю внутреннее сияние.
— Везет некоторым, — горько позавидовала я. О скандальном происшествии с Джо я решила ей не рассказывать.
Она направилась к прилавку с деликатесами.
— Я будто снова стала самой собой, Минти. Обрела свое прежнее «я». Весь мир открыт передо мной. С тех пор как мы поменялись комнатами, работа над книгой идет прекрасно. Меня переполняет оптимизм и творческая энергия. Я действительно ощущаю… Полфунта сыра фета, пожалуйста. Да, я так счастлива, Минти. Я обрела спокойствие…
— Извините, фета кончился, — сообщила продавщица отдела деликатесов. — Может, возьмете кусок копченой моцареллы?
— Копченой моцареллы? — Эмбер окинула ее ледяным взглядом, будто продавщица предложила ей кусок копченого попугая.
— Да, — кивнула продавщица, — копченый сыр моцарелла, восемь фунтов за кило.
— Но я не хочу копченой моцареллы, — процедила Эмбер. Она еле сдерживала злобу, ее нижняя губа дрожала.
«Боже, — подумала я, — неужели она сейчас устроит сцену? Ведь речь идет всего лишь о сыре!»
— О'кей. Мы возьмем копченую моцареллу, — объявила я продавщице, пытаясь говорить твердо, но спокойно, не проявляя агрессии, как нас учили на семинаре.
— Нет, черт возьми! — огрызнулась Эмбер.
— Почему же? — возразила я. — Люблю моцареллу.
— Минти, не понимаю, как можно быть такой бесчувственной! — зашипела Эмбер, и в глазах у нее появились слезы. Господи, что происходит?
— Эмбер, — тихо произнесла я, оттащив ее от прилавка с деликатесами. — Ради бога, в чем проблема?
— Проблема в том, Минти… — начала она. Слезы ручьями струились по щекам. — Проблема в том, — снова попыталась объяснить она и всхлипнула. — Проблема в том, что копченая мо… моцарелла… любимый сыр Чарли!
— Ой, — вымолвила я.
— Любое напоминание о нем как нож по сердцу. И эта ужасная женщина заставляла меня взять копченую моцареллу, а ведь я просила сыр фета, и даже ты не понимаешь…
— Я же понятия не имела!
— Ну, ты лучше всех меня знаешь, — всхлипывала она. — Ты обязана была знать, что Чарли всегда любил салаты с моцареллой, а не с сыром фета. И не просто с моцареллой, — уточнила она почти в истерике. — Не с крошащейся, водянистой, противной резиновой гадостью в вакуумной упаковке. Нет! С копченой! Обязательно с копченой!!! Теперь ты понимаешь, Минти? Теперь до тебя дошло?
— Мне кажется, ты перегнула палку, — ответила я. Эмбер яростно толкала перед собой тележку. — Ты могла бы просто сказать: «Нет, спасибо, мы возьмем эдам».
— Все намного сложнее, — скулила она, направляя тележку к полкам с консервами. — Как ты не понимаешь, — она остановилась и взяла банку ананасов кусочками в сиропе, — чтобы пережить разрыв, требуется очень много времени. Целая вечность, — она толкнула тележку и всхлипнула. — Вечность! — О боже, на нас вытаращился весь супермаркет. — Я никак не могу забыть Чарли, — рыдала Эмбер, пулей проносясь мимо прилавка с горячительными напитками. — Это очень длительный процесс, Минти. Я должна оплакать наш разрыв.
— Знаю, — раздраженно буркнула я.
— Тебе не понять!
— Почему же, я как раз прекрасно понимаю, — мой голос звучал резко. Мы завернули к замороженным продуктам. — Ты, похоже, забыла, что жених бросил меня в день свадьбы.
— Подумаешь! — пренебрежительно отмахнулась она. — Тебе куда легче. У тебя веселый и простой характер.
— Ну, спасибо.
— Правда, Минти, — произнесла она, разглядывая прилавок с йогуртами. — Ты — дитя Аполлона, светлая и жизнерадостная. Un ceur simple[48], как говорил Флобер. Но у меня натура Диониса, темная, творческая и разрушительная. — Она взяла упаковку натурального йогурта. — Мои переживания глубже и острее.
— Ты понятия не имеешь, что я чувствую! — рявкнула я.
— Нет, имею!
— Нет… — я осеклась. На нас все пялились. — Не имеешь, — тихо, но многозначительно произнесла я. — Потому что даже не интересуешься моими чувствами.
— Почему же ты сама не расскажешь?
— Потому что — разве ты не замечала? — я никому не рассказываю.
— Почему нет?
— Не хочу. А, кроме того, другим это неинтересно.
— Минти!
— Но ты! — зашипела я. — Ты можешь говорить только о себе. Кричишь о своих чувствах — так называемых чувствах — на каждом углу, каждому встречному!
— Неправда.
— Нет, правда. Даже перед незнакомыми людьми выворачиваешься наизнанку! Ты как те идиотские здания Ричарда Роджерса [49]. Все, что должно быть внутри, выставлено наружу!
— Минти! — Эмбер вытаращила свои и без того огромные зеленые глаза. — Не знаю, что на тебя нашло в последнее время. Раньше ты была такой милой!
— Ну и что! — взорвалась я. — Я больше не хочу быть милой. Хватит с меня добрых дел. Думаешь, почему я пошла на семинар? Доброта до хорошего не доводит, — в ярости продолжала я, хватая пакетик имбирного печенья. — Я была такой доброй, что жених бросил меня в день свадьбы! Я такая милая, что делаю работу за всех! Из-за своей бесхарактерности я всегда на втором месте. Да на каком втором! На последнем! Я такая милая, — бушевала я, — что отдала тебе собственную спальню!
— Да, Минти, это было очень мило с твоей стороны, — покладисто согласилась Эмбер. Вокруг нас уже собралась толпа. — Так вот, о чем я говорила? — задумалась она, проходя мимо полок с хрустящими хлебцами. — Ах да… Дело в том, что я… все еще люблю Чарли. И хочу его вернуть!
— Что?! — Похоже, теперь у нее действительно крыша поехала.
— Я хочу его вернуть, — медленно проговорила она. — И я заставлю его ко мне вернуться. Более того, — в ее голосе послышались угрожающие нотки, — заставлю приползти ко мне на коленях.
— Эмбер, — рассвирепела я. — Видишь тех женщин за кассой?
— Да, — с опаской ответила она.
— На протяжении последних пяти месяцев, раз в неделю, несчастные кассирши были вынуждены, стиснув зубы, выслушивать твое нытье о Чарли и о том, какая он грязная свинья. Видишь мужика, который таскает полки?
— Да.
— Ему эта история уже набила оскомину. И тому парню из хозяйственного отдела тоже. Каждая собака на Примроуз-Хилл усвоила, что Чарли — грязная свинья. Более того, это написано огромными буквами, по меньшей мере, на шести станциях метро.
— Ну и что? — огрызнулась она.
— По-моему, это… лицемерие.
— Нет, — ответила она.
— А ты знаешь, почему нам теперь приносят почту на полчаса раньше обычного? — не отставала я.
— Нет, — фыркнула Эмбер.
— Почтальона уже тошнит. Каждое утро ты ловишь его и талдычишь о Чарли. Он поменялся с напарником, чтобы приходить до того, как ты проснешься.
— О…
— А сколько раз ты звонила в эфир радио «Лондон»?
— Ну… это…
— Эмбер, ты раструбила о том, что Чарли — последний ублюдок как минимум пяти миллионам человек. Осталось только выступить по центральному телевидению. И теперь ты хочешь, чтобы он вернулся?
— Да, — сказала она. — Хочу.
— Но зачем? Зачем тебе это?
— Затем… затем, что… я не могу его забыть.
— Но он давно тебя забыл!
— Неправда! — взвилась она. — Я знаю, Чарли хочет меня так же, как я хочу его!
— Эмбер, если бы он хотел тебя, давно бы сообщил. Но он же этого не сделал! Очнись, идиотка! Вернись к реальной жизни!
Ого-го, похоже, семинар не прошел даром», — думала я, возвращаясь домой с Эмбер. Они же сказали, что за один день ничего не изменится, и оказались правы. Подействовало не сразу. Но, в конце концов, я осадила Мелинду. И только что с удовольствием выложила Эмбер все, что о ней думаю. Как это на меня не похоже. Эмбер все еще размазывала слезы и сопли, когда я открывала дверь. По крайней мере, она поняла, что я хотела сказать.
