— Свет, — не сдержался Кузьмин, — а ты не в курсе, почему мой текст слетел с номера? Кажется, неплохо получилось.
— Да, хороший материал, — нейтрально отвечала Серова. Несмотря на то, что она была удивлена вчерашним поступком Яблонской, Светлана не стала обсуждать действий начальницы — тем более, в присутствии нескольких человек.
— Ну и где он тогда? — все больше заводился Антон. — Это был реальный шанс натянуть «Эмские».
— Вот, еще один нездоровый мотив современного так называемого журналиста — кого-то там натянуть! — громко проворчала Крикуненко. — Я просто поражаюсь, мой юный друг, вашим представлениям о нашей миссии. Одумайтесь, Антон! Первейшая цель нашего тяжелого, неблагодарного труда — сеять в обществе разумное, доброе, вечное. У вас же, как я вижу, все ориентиры сбиты. Ибо для вас превыше всего — обойти коллег.
— Да, Анжелика Серафимовна, превыше всего, — вступилась за Кузьмина Корикова. — Хорошо вам было в советские времена, строчили себе и не думали о том, как газете деньги достаются. А сейчас нам никто зарплату на блюдечке с голубой каемочкой не принесет, сами должны себя кормить. Неужели вам экономику СМИ не преподавали в универе?
— СМИ и экономика! — возопила Крикуненко. — И вас не коробит от соседства этих слов? Я понимаю, СМИ и творчество, СМИ и справедливость, СМИ и свобода слова. Но СМИ и экономика? Нет, нет и еще раз нет!
— Ага, а в день подсчета бухгалтерию каждые пять минут достаете — когда деньги на карточку кинут, — хмыкнул Ростунов.
— И при этом палец о палец не ударяете, чтобы для редакции какой-то свежак добыть, — огрызнулась Корикова. — Старушка-то ваша того… с душком. В «Эмских» еще в понедельник вышла.
— А мы на первую полосу по кой-то ляд тащим, — продолжил возмущаться Кузьмин. — Такое ощущение, что это диверсия со стороны конкурентов. Как будто бы Яне Яковлевне приплачивают, чтобы наша газета становилась все тухлее и тухлее.
— Миль пардон, я этого не слышала, — царственным жестом Крикуненко поднесла руки к ушам, делая вид, что затыкает их. — Всем и каждому в этом городе известно, что Яна Яковлевна обладает исключительным художественным вкусом. Что касается вашей нетленки, то восторги по ее поводу, похоже, разделяете только вы. Иначе сегодня на первой полосе было бы ваше творение. Поэтому признайтесь хотя бы сами себе, мой юный друг, что наваяли отнюдь не шедевр!
— Я сто раз просил вас не называть меня «юным другом»! — взорвался Кузьмин.
— Все, прекратили грызню, — вмешалась Серова. — Но справедливости ради скажу, что текст Антона очень хорошо написан. Я думаю, что Яна Яковлевна просто приберегла его для «толстушки».
Светлана отлично знала, что это не так, что Яблонская не поставила в номер расследование Кузьмина из чистой вредности, но ей хотелось хоть как-то поддержать Антона и урезонить Анжелику Серафимовну.
После утренней редакторской оперативки Серова задержалась в кабинете у начальницы.
— Ян, а что с преподом кузьминским делать будем? — закинула она удочку. — Жаль, конечно, что мы сегодня с ним не вышли. Были бы первые. Странно, что Карачарова зевнула такую тему.
— Эка невидаль, завтра выйдем, — с напускным безразличием бросила Яна. Она еще вчера вечером пожалела, что пошла на поводу у своих эмоций. Но виду не подавала. — Зато Кузьмин уймется. Вырастили, блин, звезду на свою голову.
— А это плохо, ты считаешь? — тихо спросила Серова. — Нам не нужны звезды, Ян?
— Да просто надо себя нормально вести, — Яблонской было явно нечем крыть, и она торопилась перевести беседу на другую тему. — И хватит уже о Кузьмине. Велика персона… Знаешь, когда ждешь по-настоящему классного текста, уже не так переживаешь о всяких проходных заметушках.
— Ты ждешь классного текста? От кого?
— От Светлова. Кто же еще порадует? Неужели наши бездари? А Роман обещал прислать настоящий бенц.
— И ты веришь в это, Ян? Он нам уже два бенца присылал, но что-то они у нас так и не вышли.
— Ну, на этот раз нас никто не опередит. Мы с Романом все продумали, — засмеялась Яна. — Всех сделаем: и Папика, и Ольгу Вячеславовну!
В предчувствии чего-то нехорошего Серова вернулась в корреспондентскую.
— Ну что там с моим текстом, Свет? — бросился к ней Кузьмин.
— Думает, — уклончиво отвечала Серова. Она надеялась, что к вечеру Яблонская переменит решение.
Антон только досадливо махнул рукой.
Тут дверь распахнулась, и на пороге возник радостный Филатов с каким-то свертком.
— Друганы, налетайте на пироги! — и Димон зашуршал насквозь промасленным пергаментом, источающим манящий запах свежей сдобы. — Баба Мотя угощает!
— Какая еще баба Мотя? — оторвалась от монитора Корикова. — А, это старуха твоя утренняя… Так ты уладил, что ли, все?
— Я же говорил: все будет чики-пуки, — ликовал Димон. — Вот, записку Яне Яковлевне от бабы Моти притащил. «Спасибо работникам „Девиантных“ за проявленную чуткость».
— Но как ты так быстро с этими коммунальщиками разобрался? — удивилась Алина. — Это же динамщики, каких свет не видывал.
— Сказать? — Филатов обвел коллег бесхитростно-торжествующим взглядом.
— Извольте уж, поделитесь секретом мастерства, — съязвила Крикуненко, ловко выцепив из горки пирожков самый румяный.
— А чо, секрета нет, — Филатов заулыбался еще шире. — Захожу в подъезд бабы Моти. Хоба! На первом этаже лампочка горит. Иду на второй. Хоба! Тоже горит. Иду на третий. Не горит! Иду на четвертый. Хоба! Там тоже горит. Беспредел, короче. Ну, я жвачку-то выплюнул, дверные глазки залепил и лампочку выкрутил. Спустился на третий этаж…
Увлеченно поедающая пирожок Крикуненко вздрогнула как снулый карась, на которого плеснули холодненькой водички. Остальные же оглушительно захохотали.
— Димон, ты прост до гениальности! — сквозь смех констатировал Ростунов.
— Я бы сроду до такого не догадалась, — добавила Корикова.
— Чудовищно! — оборки на груди Крикуненко задрожали. — Омерзительно! Знаете, хочется немедленно пойти и вымыть руки!
— Да можно вообще-то, после пирожков, не фига клавиатуру засирать, — поддел Анжелику Кузьмин.
— Что гогочем? Работы мало? — в комнату вошла Яблонская, но, увидев выпечку, сразу потеплела. — Пирожки? С чем? Кто угощает?
— Яна Яковлевна, не берите! — подскочила к ней Крикуненко.
— А что такое, Анжелика Серафимовна? Они отравленные, что ли?
— Хуже! Эти пирожки — плата за бесчестие, преступный плод сделки с совестью нашего беспринципного коллеги, — и она выбросила указующий перст в сторону фотокора.
— Тогда положьте взад, — подал голос Филатов. — Преступный плод, а сами жрете, аж за ушами трещит.
— Да что тут творится-то? — весело спросила Яна, надкусывая пирожок.
Филатов, вначале робея, но потом все более воодушевляясь, пересказал ей, как легко и непринужденно он удовлетворил просьбу постоянной подписчицы. Яблонская хохотала до слез, а потом сказала:
— Зайди ко мне, Дим. Я тебе дам денег из редакторского фонда. Купишь лампочку и ввернешь на четвертом этаже. Да, и жвачку-то с глазков отлепи, договорились?
Филатов согласно мотнул головой и собрался уже проследовать за Яблонской, как вдруг заорал дурно записанным рэперским хитом его сотовый — пришла эсэмэска.
— Я убью его! — заорал Димон, ознакомившись с содержанием послания.
Все с интересом подняли глаза и поразились виду фотокора: раскрасневшаяся физиономия была свирепа, сжатые кулаки словно искали жертву… Таким Филатова не видели, даже когда тот готовился наподдать своему заклятому врагу Стражнецкому.
— Да что опять стряслось? Сегодня вообще можно будет поработать? — недовольно бросила Корикова.
— Юлька… самоубилась… — тяжело дыша, выдал Филатов.
— Колчина? — новость была настолько дикой, что несколько человек даже повскакивали с мест.
— Я к ней, — и Филатов бросился к двери.
— Стоп, стоп, — кинулся за ним Кузьмин. — А это точно правда? Кто тебе СМС-ку-то прислал?
— Юлька и прислала. «После предательства Ромы С. продолжать жить не имеет смысла. Через полчаса я переселюсь в лучший из миров», — по памяти выпалил Филатов.
— Ромы Эс? — разом переспросили все. — Это из-за Светлова, что ли?
— Найду — голыми руками задушу! — и разъяренный Димон выскочил за дверь.
* * *
Положив с прибором на правила дорожного движения, Филатов за пятнадцать минут домчал на своих «Жигулях» к дому Колчиной. Прыгая через три ступеньки, взлетел на четвертый этаж, толкнул знакомую дверь — она оказалась не заперта, вбежал в ванну и увидел сидящую на полу Юлю в прелестном, насквозь мокром розовом халате. Вода в ванной была чуть красноватой, больше же крови нигде не было видно — даже на полотенце, которое Колчина прижимала к левой руке. Несмотря на драматизм ситуации, Филатов «на автопилоте» оценил и хваленую полноту чуть загорелых ног страдалицы, и яркий, явно свежий, педикюр. И почему-то проникся от этого еще большей жалостью к Юле.
