Гипотеза была, мягко говоря, жиденькая, но горожане с удовольствием в нее поверили, поскольку любили дельфинов и свой родной город.
– А вы, молодой человек, почему государственное имущество расхищаете? – выпалил, словно из ружья, директор музея.
Он подхватил под локоть Монделя и, сладко прищурившись, повел рассказ о важнейшей исторической роли бинокля, находящегося в настоящий момент в руках Харитона. Уже по ходу повествования новая идея сдвинула брови Абрамяна.
– И когда рядом с адмиралом Нельсоном разорвалось ядро, его правая рука ослабела, и бинокль упал за борт судна. И только через сто пятьдесят лет наши аквалангисты-любители смогли достать сей ценнейший исторический предмет в районе городского пляжа.
Мондель вынужденно слушал, не имея возможности вырвать локоть из цепких пальцев увлекшегося старика. Он даже слегка покачивал головою в знак согласия, хотя и видел собственными глазами выбитые на бинокле цифры – «1940».
Безжалостный, как партизан Брянских лесов, Иван Махмудович еще полчаса тиранил независимого кандидата своими историческими изысками.
– Не любите вы свою страну! – неожиданно сказал Мондель.
– Это почему еще?! – изумленно промолвил директор музея.
– Кто открыл Америку?
– Колумб, кто же еще!
– А Антарктиду кто открыл?
– Атлантиду?
– Антарктиду! Не знаете! Беллинсгаузен! Наш, между прочим, с вами соотечественник! – победно прокричал Харитон.
Пальцы Абрамяна ослабли, и Мондель выдернул локоть. Пока историк не опомнился, он выбежал на улицу и проследовал к дому, находящемуся рядом с гостиницей.
Заняв позицию на чердаке, Мондель приступил к наблюдению.
За несколько ближайших часов Харитон узнал немало необычного из личной жизни главного акционера порта, что само по себе было способно принести неплохой доход. Но независимый кандидат был нравственно брезглив – шантаж не был морально чистым занятием, и он его отвергал.
Помимо шашней Олега Евгеньевича, он также увидел весьма забавный эпизод. Хозяин порта нашел время и для игры в напольный вариант гольфа. Чего-либо еще существеннее высмотреть не удалось.
«И этого вполне достаточно», – подумал Мондель, спустившись с чердака и стряхнув с себя паутину.
Вернув героический бинокль, он зашел в кафе и заказал себе зеленый чай.
– Что-нибудь еще? – спросил молодой вертлявый официант.
– Учебник начинающего гольфиста, если можно, – сказал Мондель.
– А вы это в меню увидели? – удивился официант.
– На столбе прочитал. Шутка! Чай неси!
Теплый вечер захватил город, который, собственно говоря, не особо этому сопротивлялся. По набережной прохаживались влюбленные и пенсионеры. На другой стороне бухты к причалу наглым образом приставал теплоход. Море было идеально гладким, словно выглаженное утюгом.
Презентация была в полном разгаре, когда к входу в ресторан «Прибой» подошел Мондель.
– Вход только по пригласительным, – остановил его охранник.
– У жены. Она – в машине. Сейчас принесет, – твердым голосом сказал Харитон и проследовал внутрь ресторана.
Охранник, мысленно анализируя услышанную им логическую цепочку и пытаясь понять ее смысл, самоустранился и не стал препятствовать проходу независимого кандидата.
Найти Олега Евгеньевича не составило труда – он стоял в центре зала, а вокруг него, как вокруг Новогодней елки, крутился разношерстный народ.
Мондель с ходу врезался в толпу и, заняв позицию недалеко от требуемого объекта, стал громко втолковывать незнакомому ему долговязому человеку:
– И вижу я, что айрон номер пять не подходит, достаю из бэга сэндведж. Грин мне хорошо виден, хотя и далековато до него. Ну, ничего. Кэдди мне говорит, что не стоит прямым. Маршал косится – пора, мол, бить. Я не спешу. И тут, когда у всех уже нервы на пределе, я произвожу слайс. Мяч взмывает ввысь и чуть не сбивает ворону. Летел он бесконечно долго. Как минимум, всем так показалось. Вот он падает на грин. Катится, катится… Прямо к лунке! Катится…
Олег Евгеньевич резко развернулся к Монделю, и независимый кандидат увидел, что тот сильно пьян.
– Ну?! – громко спросил главный акционер.
– Попал!
– Ай, молодец! В каком клубе состоишь?
– «Московские жуки», – не моргнув глазом ответил Харитон.
– Не слышал о таком, вроде… А сам кто?
– Карасевич. Баллотируюсь на пост главы города.
– Москвы?
– Нет, что вы! Волнограда.
– А на кой он тебе?!
– Хотелось бы послужить на благо, так сказать… В связи с этим у меня к вам небольшой разговор.
– Ну, пойдем за стол сядем. Ты пушем или пулом чаще бьешь?
Ближе к концу вечера бодрый, как электрический скат, Мондель покинул ресторан и упал на заднее сидение припаркованного у входа такси. Он хлопнул водителя по плечу и радостно крикнул:
– Получилось!
Таксист радости не разделил, поскольку его смена только началась, и спросил:
– Везти куда?
– Туда! – ответил Харитон и неопределенно махнул рукой.
Автомобиль тронулся. Мондель открыл окно и подставил разгоряченное лицо прохладному ветерку. Над ним раскинулось черное похоронное небо, которое исподволь заставляло думать о вечном.
«Мир такой, каким мы его делаем», – пронеслось в мозгу независимого кандидата.
Олегу Евгеньевичу с утра было очень стыдно. На свою беду он обладал отличной памятью и даже после серьезных пьянок, которые случались у него периодически, он все отчетливо помнил.
С отвращением бреясь, он вспоминал, как вчера в ресторане, будучи в скотском состоянии, взял стойку микрофона с эстрады и, используя ее как клюшку, пытался забивать пепельницы в открытую дверь, ведущую на кухню.
Когда очередная пепельница попадала в кого-то из официантов, он громко кричал: «Плюс 2! Запишите в журнал – это рекорд!»
Никто не решался как-то пресечь безобразия главного акционера, и он полностью отдался не реализованным, видимо, когда-то забавам.
Составив вместе несколько столов, он вскарабкался на них и закричал:
– Подавайте сухогруз к третьему причалу! Где буксиры? Где лоцман?
Ближайшему окружению пришлось изображать из себя буксиры. Сухогруз же был составлен из нескольких человек, согнувшихся и взявших под мышки головы друг друга, как при игре «в слона».
– Где лоцман?! – орал хозяин порта, – Судно может разбиться о скалы! Подать береговые концы! Где лоцман?!
Пришлось срочно ехать в капитанию порта и везти в ресторан дежурного лоцмана, которому был обещан тройной гонорар.
С помощью ошалевшего от необычных обстоятельств лоцмана «судно» было успешно «пришвартовано» к столикам, и Олег Евгеньевич на время успокоился. Как оказалось, совсем ненадолго.
Ему неожиданно показалось, что на него вот-вот должно состояться покушение.
– Вызовите ОМОН! – ревел он, – На гражданских надежды мало.
Пришлось ехать за ОМОНом. Кое-как объяснив крепким парням, что от них требуется, и пообещав премиальные за неспецифический характер работы, помощники на своих автомобилях привезли милицейский спецназ в ресторан.
Но Олег Евгеньевич уже успел поменять внутренние ориентиры. Завидев серьезно экипированных и вооруженных людей, он крикнул: «Внимание! Опасность!» и стал швырять в милиционеров столовую посуду и стулья.
ОМОНовцы, несмотря на предварительную договоренность, не сдержались и взяли в плен буяна. Поскольку времена были не военные, то Олег Евгеньевич не попадал под Женевскую конвенцию, регламентирующую гуманное отношение к военнопленным. Поэтому, когда его удалось выкупить, у него были великолепные лиловые синяки под обоими глазами. Это были не те синяки, которые появляются в детских драках, а настоящие, заслуженные. Такими награждают в отделениях милиции vip-посетителей. Разбитые губы и множественные ссадины по всему телу дополняли картину.
Спецназ уехал, вполне удовлетворенный и работой, и премиальными, а главный портовик все не унимался. Он стал кататься по перилам лестницы до тех пор, пока не сшиб уборщицу. Потом он громко клялся раздать все свое состояние эфиопским детям и слезно просил научить его ездить на велосипеде.
Выпив еще водки прямо из бутылки, Олег Евгеньевич, будто что-то вспомнив, бросился на балкон и оттуда стал рассказывать ночному городу всю таблицу умножения. Причем, ни разу не ошибся.
Затем он собрал весь свой народ и потребовал, чтобы ему срочно нашли девственницу.
– Мне она нужна не для жертвоприношений, – загадочно прошептал он, подмигивая кому-то вдалеке.
У помощников и прихлебателей ближе к полуночи закончилось терпение, и они стали вести себя с дебоширом без должного почтения.
Когда Олег Евгеньевич задумал играть в казаков-разбойников и стал метаться по залу, крича: «Всех перережу!», его поймали и связали полотенцами, которые с удовольствием предоставили официанты.
Хозяин порта стал требовать адвоката. Но его отнесли в автомобиль и повезли в гостиницу.
