И снова финальный параграф: «…Вступает в силу через 15 дней после опубликования и действует два года…»
Я не был в Миассе в первые дни «после опубликования», но не могу представить себе, чтобы безответственные горожане, воспользовавшись тем, что решение пока еще не вступило в силу, открывали канализационные колодцы, в которые сваливались бы зазевавшиеся пешеходы. Почему-то не верится, что обыватели спешно везли на колымагах навоз к берегам водоемов, попутно бросая окурки на «асфальтовое покрытие»…
Нет, граждане Миасса, наверное, вели себя хорошо. За исключением, может быть, нескольких человек, которые оказались Петями. А остальным еще с детства было известно, что: а) плевать негоже, б) мусорить тоже, в) дважды два — четыре.
По, к сожалению, последняя истина неведома порою организаторам смотров, декадников, месячников и других массовых мероприятий.
Недавно, слушая известия по радио, я узнал, что в одном доме тяжело заболела одинокая пожилая женщина. Соседи вызвали «скорую помощь», отвезли ее в больницу.
Когда женщина вернулась из больницы, то увидела, что соседи посадили цветы не только под своими окнами, но и под ее окном.
Оканчивая чтение этой информации, диктор торжественно объяснил причину чуткости соседей: жильцы дома включились в соревнование за коммунистические отношения в быту.
А если бы они не включились? Как бы они повели себя? Они бросили бы старуху помирать и даже не вызвали бы «скорую помощь»?
Не компрометируют ли подобные информации большой, высокий почин?
Соседи, проявившие обыкновенную, элементарную человеческую заботу, поступили так, как и надо было, как поступали до них люди тысячи раз. Всем известно: человек заболел — вызывай «скорую помощь»; возник пожар — разбей стекло и нажми кнопку; нашел чужой кошелек — отдай владельцу.
С кошельком обязательно произойдет история. В газете напечатают заметку под заголовком «Честность».
Прочитают заметку знакомые, сослуживцы — будут вас поздравлять: молодец, мол, не украл, а мог бы…
Я завидую тем, о ком писали такие заметки. Обо мне не было ни строчки. Печатно еще не заявлено, что я честный. Ни кошельки, ни бумажники, ни баулы, ни саквояжи в безнадзорном состоянии мне не попадались. Поэтому прошу вас, товарищи, потеряйте кошелек с деньгами, так, чтобы я нашел его, передайте мне сдачу в кассе «Гастронома» — я верну! Беру обязательство. Только прошу учесть: мое обязательство вступает в силу через 15 дней после опубликования этого фельетона и действует в течение двух лет.
Если я сдержу свое слово — купите мне ружье. Хотя бы детское.
Как только человек переступает порог магазина, он становится покупателем.
Так просто он сюда не пойдет.
Так просто лучше пойти в парк культуры.
В магазин покупателя влечет мечта о хорошей покупке.
Но осуществляет ее этот капризный индивид не сразу: он присматривается, примеривается, приценивается.
К примеру, ему хочется приобрести электрический холодильник. Но он ставит жестокое условие: чтобы холодильник был удобен, красив и чтобы хоть немножко замораживал. Последнее требование почти граничит с наглостью.
До обидного придирчив покупатель и к любым другим вещам. Он желает заплатить деньги только за такой стол, у которого все ножки равной длины. Он энергично протестует против того, чтобы ему всучили пиджак с оттопыренными карманами. Он настойчиво требует жалобную книгу, когда обнаруживает, что благородная эмаль покрывает отнюдь не всю поверхность кастрюли.
Но вот покупатель увидел на витрине то, что добротно, что сделано со вкусом, и на лице его расцветает светлейшая из улыбок. А губы произносят трепетно и умоляюще:
— Пожалуйста, выпишите мне чек.
В общем, не такой уж он несговорчивый, покупатель. И мыслит он в целом правильно. В его непросвещенном представлении все товары делятся на две категории: на хорошие и на брак.
Есть, конечно, уж очень привередливые люди, но мы их в расчет не берем. Мы говорим о покупателе среднем. И не хотим, чтобы его обижали. А его обижают. Причем открыто. Для этого используют специальную систему. Она называется «сортность товаров».
Прежде было три сорта: первый, второй и третий. Потом люди, выпускающие товары, решили эту систему усовершенствовать. Появился «высший» сорт. «Высший» — лучше первого. А «экстра» — лучше «высшего». А «люкс» — выше «экстры».
Первый сорт стал уже вроде третьим или четвертым.
Сорта размножались методом простого деления клеток. Возник «высший сорт А», «первый А, Б и В». Далее — по алфавиту.
Всю эту сложную цепочку замыкают товары так называемые «уцененные». Иначе — дрянь.
В лучшем случае уцененные товары устарели, лежа на полке. В худшем — они не были никому нужны уже тогда, когда их делали в цехе.
У покупателя кружится голова. Он недоволен тем, что ему предлагают. А продавец, молодая девушка с золотистыми волосами, очаровательная Лорелея с фирменным значком на халате, снисходительно разъясняет:
— Что же вы хотите? На этикетке ясно написано: «Второй Б». Это же не высший. Вас не обманывают…
Продавцу больше делать нечего. А покупатель думает о том, что где-то, на каком-то заводе, сидят вот такие же очаровательные девушки и не менее приятные молодые люди и, вместо того чтобы выпускать просто хорошие вещи, отправляют в магазины «второй Б».
Не правда ли, забавно будет, если эту систему сортности применить, например, к автомобилям? Высший сорт — та машина, у которой четыре колеса плюс запасное. Первый — без запасного, но на четырех. Второй — уже на трех колесах…
Нетрудно догадаться, что же будет представлять собой уцененный автомобиль. Вероятно, в нем мы недосчитаемся не только колес.
Но автомашина без колес не поедет. Даже в том критическом случае, если весь «четырехугольник» — дирекция, партком, завком и комитет комсомола — встанет перед ней на колени в молитвенной позе.
Когда на заводе изготовляют недоброкачественные колеса, их бракуют.
Колесам, которые от рождения делают «восьмерку», преграждает путь строгая и неумолимая организация — ОТК.
Впрочем, не так уж она строга и неумолима. Скажем честно, положа руку на техническую энциклопедию.
ОТК существуют везде, а брак проходит.
Но и в том случае, когда его задерживают, атмосферы для всеобщего ликования нет: на брак затрачено рабочее время, израсходованы драгоценные материалы.
Бракодел похож на того анекдотического мастера, который делал из бревна телеграфный столб. В процессе работы, однако, выяснилось, что все уже испорчено и столба не выйдет.
— Ну что ж, — сказал мастер, — не вышел столб — получится оглобля.
Когда не получилось оглобли, пришлось переориентироваться на тросточку, а затем на спичку. Но и она была кривой.
«Спичка из бревна» — вот что выходит у бракодела. И ой-ёй-ёй во что обходится эта спичка!
Если попросить ЦСУ перевести междометие «ой-ёй-ёй» в рубли, получится аховая сумма — многие миллионы. Миллионы, ушедшие на переделку, на переплавку, на свалку, на вольный ветер…
Один дотошный человек обратился с анкетой к ряду видных бракоделов. На вопрос: «Почему у вас много брака?» — участники этой мрачной анкеты дали в основном три ответа: 1) недосмотрели, 2) не проконтролировали, 3) рядом с заводом винный магазин.
Безалаберщина, словом. Халтура в общем.
Но халтурщик от стыда не краснеет. Судьба счастливо избавила его от девичьей стыдливости.
Другой бы засовестился, а этот нет. Сварганит, допустим, телевизор и без колебаний присовокупляет к нему бумажку: «Вот те крест, год будет работать, как вечный двигатель. Ручаюсь! В крайнем случае обращайтесь в гарантийную мастерскую по адресу…».
«Крайний случай» наступает очень быстро. Владелец музыкальной телешкатулки хватает такси и везет свое несчастье в мастерскую. По пути он размышляет о том, что слово «гарантия» в устах бракоделов приняло совсем не тот смысл, какой указан в словарях. А «гарантийный ремонт» — не что иное как обязательная доделка.
Четырехлетнего мальчика спросили, любит ли он свою бабушку. Мальчик ответил:
— Раньше любил. Потом разлюбил. Теперь она так и ходит разлюбленная…
Примерно то же можно сказать и о заводах, которые не оправдали покупательского доверия. Теперь они ходят разлюбленные: их продукцию не берут.
Но разлюбленные нередко принимают позу несправедливо оскорбленных, жалуются на темноту покупателя и бледность рекламы.
Вот таким человеком был Коромыслов, возглавлявший мебельную фабрику «Стол и стул».
Однажды он получил срочную телеграмму: «Связи открытием выставки доставьте облцентр адресу Московская 18 образцы продукции вашего предприятия».
Коромыслов сиял. Он участник выставки! Интересно, что теперь скажут те, кто пытался критиковать его мебель? И старомодна, мол, она, и тяжела, и громоздка, и прочна не очень. Нет, его, Коромыслова, наверху, безусловно, ценят, раз такое доверие оказали!
