— Бульдог английский или французский? — ревниво осведомился Столяров.
— Английский. Рыжая морда и спина, ноги и живот белые, правое ухо разорвано, имеет слабость грызть обувь исключительно с правой ноги, — уточнил детектив. После чего перевернул еще пару страниц. — Также наше агентство проверило милицейские сводки за указанный день. Опять–таки в период непосредственно после предполагаемого времени преступления, а именно через двадцать восемь минут, двумя кварталами западнее был задержан гражданин Охримчук, находящийся в состоянии выраженного алкогольного опьянения. По сведениям, предоставленным участковым оперуполномоченным, гражданин Охримчук распивал спиртные напитки, а потом пошел навестить свою соседку, гражданку Столбнякову Н. О., муж которой — гражданин Столбняков О. В. состоит в обществе «Охотник и Рыболов», имеет два ружья и пса породы русский охотничий спаниель.
По показаниям, записанным со слов Охримчука, — продолжал Иван Викентьевич, — он явился к гражданке Столбняковой с намерениями переспать, пока муж на охоте. Ему, видите ли, было очень обидно, что гражданка Столбнякова — цитирую: «Красивая баба, а мужу верна, как собака какая». Приблизительно минут двадцать Охримчук стучал в дверь семьи Столбняковых. Хозяева открыть дверь не могли, так как в указанное время пребывали в селе Елянское Иркутской области, где охотились на бурых медведей. Вместо гражданки Столбняковой из квартиры вышла… э-э… я извиняюсь, но здесь так написано. Так вот, из квартиры вышла Баба — Яга с костяной ногой, назвалась двоюродной тетей Столбнякова О. В. и послала Охримчука трехэтажным нецензурным выражением. После чего запустила в него чучело тетерева, чучело фазана и недожаренную курицу–гриль, спустила собаку и обещала скинуть на голову беспутного ухажера лосиную голову, которая осталась у Столбнякова О. В. после предыдущей охоты.
Далее, согласно собственноручному признанию Охримчука, его преследовали стаи диких волков, не менее диких кур и зеленые чертики. Вызванный на место происшествия наряд милиции заметил, что рядом крутился темный пес с белыми пятнами, но потом исчез. От гражданки, временно присматривающей за квартирой Столбняковых, жалоб на пропажу пса не поступало. Оно и понятно — охотничьи собаки ученые, дом всегда сами находят.
— Таким образом, — подвел итог Павел Петрович. — Мы имеем спаниеля, бульдога, ротвейлера, помесь дога и далматинца… Даже не чистокровного! — он с обидой посмотрел на Чаплину.
Болонка нежно улыбнулась своему хозяину, запрыгнула к нему на руки и начала по–женски кокетливо всячески высказывать восторг от общения с ним.
— Зато г-н Бастурманский утверждает, что его Зуммер чрезвычайно умен и понятлив, — тут же оправдался Иван Викентьевич.
— Это ужасно, — простонал Павел Петрович.
— Для собаки — не очень, — пожал плечами детектив.
Шура захихикала:
— Хитрая ты, Чапка! сама вся из себя дама, фу–ты, ну–ты, копытца гнуты, а ведь настоящую свадьбу отбегала!
Чаплина догадалась, что ее хвалят, и скромно замела хвостом.
Столяров наградил горничную бешеным взглядом, и горничная испуганно поникла.
— Как? — тихим голосом спросил Столяров. — Кто–нибудь мне может объяснить, как моя крошка, моя тихая, скромная воспитанная девочка… — В доказательство своих слов он поднял болонку и выразительно потряс маленьким собачьим тельцем. — Оказалась втянута в беспробудный блуд?! Кто… — голос Павла Петровича постепенно сорвался на визг, — КТО, не к ночи будь помянут, осмелился спустить мое сокровище с поводка?! Чем, твою мать, — не выдержали нервы бизнесмена. Столяров навис над женой разгневанным ангелом мщенья: — Чем ты занималась, что не смогла уследить за единственной собакой?!!
— Не смей трогать маму! — взвизгнула Камилла. Впрочем, в ее голове не было обычной самоуверенности.
— Ты сорвала мои планы! Ты едва не оставила меня нищим! Из–за тебя у моей Чаплины могло случиться заражение бешенством и того и гляди разовьется нимфомания! Ты лгала мне четыре месяца подряд! Да как ты могла!.. Я ж потерял покой и сон! Да я больше не желаю знать такую обманщицу, как ты! Всё, развод! Я…
Услышав ужасное слово «развод» Камилла не выдержала и рухнула в обморок.
***
— Милочка, звездочка моя, — причитал Павел Петрович, стоя на коленях у дивана. — Солнышко мое, рыбонька, лапочка…
Иван Викентьевич профессионально неспешно похлопывал госпожу Столяренко по щекам. Шура набрала полный рот воды — ей очень понравилось вызывать обслугу в номер телефонным звонком, — и поработала пульверизатором.
— Тебе легче, милая моя? — заботливо спросил Столяров у Камиллы, когда та открыла глаза и обвела склонившихся к ней людей растерянным, безумным взором. — Ну, кисонька…
— Рр–тяв! — подала голос Чаплина.
— Прости, прости, — спохватился Павел Петрович и подобрал другой эпитет: — Любимая моя, не пугай меня, скажи, ты в порядке?
— Ты… — голосом утопленницы прошептала Камилла. — Обвиняешь меня в преступлении…
— Да боже ж ты мой, собачки поиграли, какое тут преступление!.. — фальшиво и ненатурально ответил Столяров.
— Ты считаешь… — пролепетала несчастная оболганная красавица, — что я тебе лгу…
— Ну сказала бы сразу — я б и не сердился, — еще более ненатурально солгал Павел Петрович. Жену свою он любил и безгранично ей верил.
— Ты хочешь со мной развестись…
— Нет! — искренне всполошился Столяров. — Как ты могла такое подумать!..
— Сейчас ты зол и расстроен, — продолжала Камилла, глядя почему–то на Ивана Викентьевича. Должно быть, именно таким жалобным, умоляющим взором смотрели замерзающие в Альпах путники на собак из монастыря Сен — Бернар. — Если ты узнаешь о той единственной, случайной ошибке, которую я совершила, ты возненавидишь меня, бросишь меня на произвол судьбы, и я не смогу жить!.. О, лучше бы мне умереть! — вскрикнула Камилла и горько зарыдала. — Мне нет прощения! Эти месяцы показались мне вечностью! Моя душа горела в адских муках, о, мне нет прощения… Ошибка, одна лишь ошибка, за которую я теперь расплачиваюсь каждой секундой невыносимых страданий!..
Иван Викентьевич пребывал в растерянности — он явно не ожидал, что истерика пойманной на обмане женщины будет происходить на его плечах. Павел Петрович ревниво отстранил детектива и подставил жене собственный пиджак.
— Прости, прости меня… — умоляла Камилла. Она схватила мужа за руки и принялась целовать ему ладони, лицо, галстук, — Умоляю о милости: позволь мне хоть иногда, хотя бы раз в месяц видеть Чаплину! Я не выдержу, если не буду видеть ее! Я покончу с собой!..
Чаплина — Сигизмунда прыгала по дивану, норовя облизать соленые слезы и сладкую губную помаду с лица хозяйки.
— Душенька моя! — вскричала Камилла, хватая болонку в жаркие объятия.
— Любимая! — закричал еще громче Павел Петрович, обнимая жену.
— Ну, отчего ж… кхм–кхм… — прокашлялся Иван Викентьевич, — отчего ж и не простить, если ошибка единственная?
— Да! — согласился Столяров. — Камилла, радость моя — я давно уже простил тебя!
Отчаянно всхлипывая, Камилла уселась на диване и с явным титаническим усилием воли взяла себя в руки.
— Я приехала в гостиницу, — срывающимся голосом поведала она. — Пошла к лифту, и вдруг…
— Вдруг? — ловил каждое слово любимой женщины Павел Петрович.
— Вдруг защелка у поводка сорвалась, и у меня в руках остался лишь ремешок, а ошейник и Чаплина оказались отдельно. А тут по служебной лестнице спустился такой громила с ротвейлером… без поводка! — скуксилась Камилла. Столяров зашептал что–то утешительное. — И он погнался за моей девочкой, я закричала: «Стойте, стойте!» Но меня никто не услышал! Я бежала за ними, бежала…по какому–то бульвару, по каким–то дворам, переполненным гуляющими собаководами. Потом споткнулась и едва не упала. Меня подняли, привели в чувство, я плакала, требовала вызвать милицию! Правда, дорогой, — я просила вызвать милицию!
— Верю, верю, — утешал Столяров.
— Но эти бездушные люди меня не слушали! Я хотела звонить тебе, — нежно взялась госпожа Столярова за пиджак своего мужа. За левый лацкан — поближе к чековой книжке. — Но через полчаса мне принесли мою драгоценную Чаплину. Меня так умоляли не подавать в суд на гостиницу, что я решила их пощадить. Неужели, — проникновенно заглянула Камилла в глаза Павла Петровича, — я поступила неправильно?
— Кхм, — откашлялся Столяров. — Дорогая, я ни в чем тебя не виню…
— Ах… — приготовилась упасть в обморок мадам Столярова.
— Просто…э-э… в другой раз ты так не делай, хорошо?
— Ладно. Тогда скажи Шуре, чтобы в следующий раз она хорошенько застегивала поводок на ошейнике Чаплины, — с невинным видом попросила Камилла.
