Гоблин вызвал в нашу спальню Глиста и сказал, что его мать — сексуальная маньячка. Затем в смачных подробностях описал извращенные фантазии миссис Глисты с участием других женщин и мелких зверьков. Первокурсник стал защищаться и сказал, что Гоблин не мог иметь что-то с его матерью, потому что они были вместе все выходные. Тогда Гоблин обвинил его в инцесте и приказал трахнуть подушку, притворившись, что это его мать. У Глиста получилось не слишком убедительно, поэтому Гоблин прыснул дезодорантом ему в глаза и отправил обратно в постель.
Вторник, 3 сентября
СОБРАНИЕ КОРПУСА
Эмбертона восстановили на посту старосты. Андерсон попытался запустить волну аплодисментов, но никто его не поддержал. Не сомневаюсь, еще миллиончик-два сахарных денег переведены на счет школы.
Верн попытался вручить Щуке письменное предупреждение — тот писал в душевой. Щука заявил, что обвинение ложное, вылил Верну на голову ведро воды и погнался за ним с бритвой. Зрелище было то еще: голый Щука несется по комнатам за испуганным Верном, чьи коричневые шлепки издают громкое хлюпанье. Щука нагнал его у подножия лестницы и затащил на кухню ментовки, где попытался поджарить его лицо в тостере. Наконец вмешался Вонючий Рот и сам вынес Щуке предупреждение. Щука послал его в задницу, с недовольным видом вернулся в душ и продолжил мыться.
Четверг, 5 сентября
Лучше уж лежать в кровати с жужжащим над ухом комаром, чем высчитывать длину сторон случайного треугольника, когда миссис Бишоп кружит над тобой, как ястреб. Ведь вся суть треугольника в том, что он представляет собой необъяснимую загадку, и будет лучше, если она таковой и останется. (Пример: любовный и Бермудский треугольники.)
22.00. Рэмбо сказал, что приготовил бренди и сигареты для завтрашней вылазки Безумной Восьмерки в Бешеный Дом. Мол, начало весны просто необходимо отпраздновать вечеринкой в нашем убежище. Никто ничего не ответил (то есть никому не хватило храбрости ответить «нет»).
Пятница, 6 сентября
22.30.Поскольку старшекурсники готовились к экзаменам, корпус напоминал город-призрак. Верн дважды сбегал в туалет и оба раза доложил, что все чисто и в туалете идеальный порядок. Рэмбо подал сигнал, мы надели свитера, спортивные брюки и ботинки. Меня пробрала дрожь волнения, как всегда перед очередным приключением Безумной Восьмерки. Верн чмокнул Роджера и пожал лапу безногому Картошке, прежде чем вслед за мной выйти из нашего уголка, нацелив при этом фонарик мне в зад. Спотыкаясь о Джейара Юинга, спящего в своей кровати, мы вылезли в окно и вскарабкались на крышу ризницы.
Жиртрест еле пролез в окно часовни и вздохнул с огромным облегчением, рухнув на пол галереи. Тут раздалось громкое шипение — ш-ш-ш! Жиртрест поднялся на ноги и вытянул руки, призывая к молчанию. У алтаря стоял кто-то — или что-то. В часовне горела всего одна свеча, и было невозможно определить, кто это был, но форма явно напоминала человека. Рэмбо велел нам лечь под скамьи, и мы стали ждать, пока что-нибудь случится. Но ничего не случилось.
Жиртрест толкнул меня под ребра и прошептал, обдав горячим дыханием:
— Богом клянусь, Малёк, это МакАртур! — Я аж дышать перестал. Жиртрест снова наклонился и сказал: — Рэмбо, Бешеный Пес, ребята, поверьте — это какая-то сверхъестественная фигня. Это знак!
Последовала напряженная пауза, а потом Гоблин шепнул:
— Хороший или плохой?
Жир всмотрелся сквозь мрак в фигуру, стоявшую на коленях. Затем снова взглянул на Гоблина и ответил:
— Не знаю.
Снова повисла тишина. Вдруг Гоблин встал и сказал, что ему кажется, это плохой знак, и он идет спать. Рэмбо откашлялся, собравшись что-то ответить, но тут церковь погрузилась в полный мрак. Я даже не видел ладонь, поднесенную к лицу. Слышал лишь тяжелое пыхтение слева и дыхание, как у Дарта Вейдера, справа, поэтому знал, что слева у меня Жиртрест, а справа — Верн.
И тут тишину прорезал безумный голос Верна:
— Хорошо, что я фонарик взял, да, ребята? — Вслед за этим он издал странный гортанный звук, будто подавился большим стеклянным шариком. Раздался громкий стук, и снова наступила тишина. Потом Верн снова заговорил: — Извините, ребята. Я фонарик уронил.
Бешеный Пес отыскал фонарик и отдал его Рэмбо.
— За мной, охотники за привидениями, — прошептал Рэмбо и цепочкой провел нас по проходу.
Дверь галереи со скрипом открылась, и мы очутились на лестнице, ведущей на колокольню, если пойти вверх, и в часовню — если вниз. К счастью, сквозь окна на лестнице лился лунный свет, поэтому мы хотя бы видели, куда ставим ноги. Добравшись до нижней ступени винтовой лестницы, мы встали у двери и стали ждать. Рэмбо призвал к молчанию и медленно отворил массивные дубовые двери. В часовне было темно и зловеще. Тусклый лунный свет не проникал сквозь витражи, и все вокруг было угольно-черным.
Рэмбо посветил на алтарь фонариком. Там никого не было. Таинственная фигура исчезла. Повернувшись к Гоблину, Жиртрест проговорил:
— Вот видишь. Говорю же тебе, тупица, это был МакАр-тур!
Рэмбо треснул Жиртреста фонариком по плечу и велел заткнуться:
— Потом расскажешь о своих привидениях, жирный придурок! — прошипел он. — А сейчас хватит дурить, сосредоточься. Тут кое у кого последнее предупреждение, между прочим.
Жиртрест замолк, и мы вслед за Рэмбо прошли по проходу к алтарю, миновали его и вышли через деревянные двери, спустились по узкой лестнице и оказались в склепе. Рэмбо выключил фонарик, отдал его Верну и приказал больше не включать.
Луна светила ярче, чем мы ожидали.
— Слишком светло, — прошептал Рэмбо. — Бежать придется быстро. Двигай задом, Жиртрест!
И тут Рэмбо побежал, точнее, полетел! Я пытался не отставать и слышал, как бедолага Верн пыхтит и отфыркивается где-то позади. Рэмбо не останавливался, пока мы не перепрыгнули грязный ручей и забор с колючей проволокой и не очутились в густых кустах по ту сторону забора. Примерно пять минут мы ждали, пока Верн Вейдер и Жиртрест перелезут через забор, повиснув на нем животами, и рухнут в траву у наших ног. Затем Рэмбо побежал дальше на встречу с привидением.
Убедившись, что все чисто, Бешеный Пес повел нас к темному лесу по высокой траве. От росы лужайка промокла, и с каждым шагом мои ботинки противно хлюпали. Мы шли очень медленно, потому что путь лежал в горку и Жиртрест был на грани сердечного приступа.
Собравшись под деревом, где был Бешеный Дом, мы прислушались — нет ли каких-нибудь странных звуков. Но кроме сверчков, лягушек и мычащих быков на холме, ничего не услышали.
Стоя поддеревом, было невозможно догадаться, что всего в восьми метрах над головой находится огромный дом — если, конечно, не знаешь точно, что наверху что-то есть.
Мы взобрались на дерево и собрались вокруг зажженной газовой лампы Бешеного Пса, грея руки и поджидая Рэмбо. Вскоре из чащи леса раздался пронзительный свист. Бешеный Пес свистнул в ответ, и Рэмбо взобрался на дерево с полным рюкзаком запрещенного товара. Мы закурили и разлили бренди по стаканам.
После пары глотков все перестали шептаться и начали говорить в полный голос. Жиртрест был уверен, что в часовне мы видели МакАртура. Гоблин думал, что это был преподобный Бишоп. Рэмбо сказал, что хоть и не верит в призраков, но готов поклясться, что это был МакАртур. Глотнув еще бренди, Гоблин заметил:
— Зачем призраку молиться? Он же и так мертвый. Тупой призрак какой-то.
Жиртрест глубоко затянулся и выпустил из носа огромный клуб дыма:
— Гоблин, он молится, чтобы испросить у Бога прощения за то, что повесился в церкви.
Гоблин вплеснул руками и сказал:
— Но теперь-то какая разница?
— Большая, — вздохнул Жиртрест. — Ведь если Бог не простит его, в рай ему никогда не попасть. Так и придется слоняться по школе до конца света.
Мы согласились, что ситуация неприятная. Потом Рэмбо затянулся и сказал:
— Жир, у меня есть для тебя теория. — Он выпустил дым Верну в лицо, Верн сильно закашлялся и сплюнул на стену. Тогда Бешеный Пес обозвал его варваром и поинтересовался, ведет ли он себя так же дома. Верн пристыженно вытер плевок рукавом.
Рэмбо подождал, пока Верн прекратит бормотать что-то на ухо гному Гилберту, и продолжал:
— Я считаю, люди видят привидения потому, что они хотят их видеть. Все дело в вере. — Потом он рассказал длинную историю об одном кретине, которого заперли в холодильнике и он умер от гипотермии, хотя холодильник был выключен. Жиртреста это не слишком впечатлило, особенно если учесть, что историю прочла мачеха (она же подружка) Рэмбо в женском журнале. Саймон дал мне подержать сигарету, пока наливал себе добавку, и тут мы увидели вспышку яркого света.
