Милбери теперь немножко успокоился. Наклонился и тщательно осмотрел корзину.
— Кажется, — отвечает он, — но поручиться не могу.
— Скажите, вы точно не выпускали корзины из рук? — спрашиваю я. — Подумайте.
— Нет, она все время стояла у меня на коленях.
— Но это же чушь собачья, если только вы сами по ошибке не сунули туда щенка вместо ребенка. Подумайте хорошенько. Я не ваша жена и хочу только помочь вам. Я никому не скажу, если вы сознаетесь, что на минутку отвели глаза от корзины.
Он опять задумался, и вдруг в глазах его блеснул свет.
— Ей-богу, вы правы, — говорит он. — Я на минутку поставил ее на платформу в Бэнбери, когда покупал еженедельник «Тит-Битс».
— Ну вот, это уже теплее. Подождите-ка, завтра, если не ошибаюсь, открывается собачья выставка в Бирмингеме?
— Вроде бы так, — отвечает он.
— Вот мы и добрались до сути, — говорю я. — Так уж вышло, что эту собаку везли в Бирмингем в точно такой же корзине, как та, в которую вы положили своего малыша. Вы по ошибке взяли корзину со щенком, а его хозяину достался ваш малыш. И я бы затруднился сказать сразу, кто из вас сейчас больше сходит с ума. Он, наверное, думает, что вы сделали это нарочно.
Мистер Милбери прижался головой к спинке кровати и застонал.
— В любую минуту может явиться Милли, и мне придется сказать ей, что наш малыш по ошибке отправился на собачью выставку! У меня язык не повернется сказать ей такое!
— Поезжайте в Бирмингем, — предлагаю я, — и постарайтесь уладить это дело. Вы можете успеть на поезд в пять сорок пять и вернуться к восьми вечера.
— Поедемте со мной, — просит он. — Вы добрый человек, поедемте со мной. Одному мне просто не справиться.
И я вижу, что он прав. В таком состоянии он угодил бы под копыта лошадей, едва появился на улице.
— Ну что ж, — отвечаю я, — если хозяин отпустит…
— О, он не может не отпустить вас, — восклицает молодой человек, заламывая руки. — Скажите ему, что речь идет о семейном счастье, скажите ему…
— Я скажу ему, что речь идет о лишнем полсоверене по счету, — обрываю я. — Толку будет больше.
В этом я не ошибся, и не прошло и двадцати минут, как я, молодой Милбери и щенок в корзине сидели в купе третьего класса, направляясь в Бирмингем. Тут я начал представлять себе все трудности нашего предприятия. Предположим, удача мне улыбнется и я окажусь прав: щенка действительно везли на собачью выставку в Бирмингем; предположим, удача не оставит нас и на вокзале нам скажут, что там видели джентльмена с такой корзинкой, как наша, приехавшего поездом в пять тринадцать; а дальше что? Может быть, нам придется опрашивать всех извозчиков в городе, и к тому времени, когда мы найдем ребенка, окажется, что уж незачем будет и доставать его из корзины. Ну, конечно, я не собирался озвучивать свои мысли. По-моему, бедняга отец чувствовал себя так плохо, что хуже некуда. И от меня требовалось вселить в него надежду. Поэтому, когда он в двадцатый раз спросил меня, думаю ли я, что он еще увидит своего ребенка живым, я сердито оборвал его.
— Да не заморачивайтесь вы насчет этого, — говорю я. — Вы еще вволю насмотритесь на своего малыша. Дети так легко не пропадают. Только в пьесах люди готовы взять на себя заботу о чужих детях. Я в своей жизни знавал множество проходимцев, и даже худшему из них я бы доверил даже десяток чужих детей. И не надейтесь, что вы потеряли своего малыша. Поверьте мне, тот, к кому он попал, постарается проявить благородство и не успокоится до тех пор, пока ему не удастся вернуть ребенка законному родителю.
Что ж, такая болтовня подбодрила его, и, когда мы приехали в Бирмингем, он заметно успокоился. Мы бросились к начальнику вокзала, а тот опросил всех носильщиков, которые находились на платформе, когда туда в пять тринадцать пополудни прибыл интересующий нас поезд. Все в один голос утверждали, что из этого поезда не выходил мужчина с бельевой корзиной. Начальник станции оказался человеком семейным, и когда мы все ему объяснили, он посочувствовал нам и телеграфировал в Бэнбери. Кассир в Бэнбери помнил, что на этот поезд брали билеты трое мужчин. Мистер Джессоп, торговец зерном, неизвестный, отправившийся в Вулверхэмптон, а третий — сам молодой Милбери. Дело уже казалось безнадежным, когда в разговор вмешался один из мальчишек-газетчиков, слонявшихся вокруг.
— Я видел одну старушку, которая стояла около вокзала и ловила кеб, — говорит он. — Ее корзина походила на вашу как две капли воды.
Я подумал, юный Милбери бросится мальчишке на шею и расцелует его. С его помощью мы принялись опрашивать извозчиков. Нетрудно заприметить старенькую даму с бельевой корзиной в руках, и мы узнали, что она поехала в тихую второразрядную гостиницу на Астор-роуд. Остальные подробности я выяснил у горничной. По-видимому, и старушка пережила ничуть не меньше, чем молодой Милбери. Корзина не влезала в кеб, и ее пришлось водрузить на крышу. Старая дама очень беспокоилась и, так как шел дождь, заставила извозчика накрыть корзину фартуком. Снимая корзину с кеба, ее уронили на мостовую, отчего ребенок проснулся и заплакал.
— Боже мой, мадам, что это? — спрашивает горничная. — Там ребенок?
— Да, милая, там мой малыш, — отвечает старушка, судя по всему, веселая душа, по крайней мере на тот момент она еще оставалась веселой. — Бедняжка… Надеюсь, его не ушибли.
Старая дама заказала номер с камином. Коридорный внес корзину и поставил ее на ковер. Старушка сказала, что они с горничной во всем разберутся, и выставила коридорного за дверь. К этому времени, по словам девушки, младенец ревел, как пароходная сирена.
— Маленький мой, — воркует старушка, возясь с веревкой, — не плачь, мамочка быстренько откроет корзину. — Затем она поворачивается к горничной: — Если вы загляните в мою сумку, то найдете там бутылку молока и собачьи сухари.
— Собачьи сухари! — восклицает горничная.
— Да, — смеется старушка, — мой малыш обожает собачьи сухари.
Горничная заглянула в сумку, и там действительно лежали бутылка молока и с полдесятка собачьих сухарей. Она стояла спиной к старой даме, когда услышала тихий стон и стук, заставивший ее обернуться. Старушка распростерлась на ковре у камина — мертвая, как показалось горничной. Ребенок сидел в корзине, вопя благим матом. Растерявшаяся девушка, не соображая, что делает, сунула малышу сухарь, за который тот жадно ухватился и принялся его сосать. Тогда горничная принялась приводить в чувство старушку. Где-то через минуту та открыла глаза и огляделась. Ребенок, с собачьим сухарем во рту, успокоился. Старая дама взглянула на малыша, отвернулась и спрятала лицо на груди у горничной.
— Что это? — благоговейным шепотом спрашивает старушка. — Кто это там, в корзине?
— Ребенок, мадам, — отвечает девушка.
— Вы уверены, что не собака? — следует новый вопрос. — Посмотрите хорошенько.
Девушка занервничала, жалея, что осталась наедине с этой старой дамой.
— Я могу отличить собаку от ребенка, мадам, — говорит она. — Это — дитя, человеческое дитя.
Старушка тихонько заплакала:
— Меня постигла Божья кара! Я разговаривала со щенком так, точно это младенец, и теперь вот что случилось мне в наказание.
— Что случилось? — спрашивает горничная, которую, естественно, все больше и больше интриговала эта история.
— Не знаю, — продолжая сидеть на полу, отвечает старая дама. — Если все это не сон и я не сошла с ума, то два часа назад я выехала из своего дома в Фартинго с корзиной, в которой сидел годовалый бульдог. Вы видели, как я открывала корзину, и вы видите, кто в ней теперь.
— Но бульдоги чудесным образом не превращаются в младенцев, — указывает горничная.
— Я не знаю, как это произошло, — отвечает старушка, — и не думаю, что это имеет какое-то значение. Мне только известно, что в дорогу я отправилась с бульдогом, а по пути он каким-то образом превратился в это.
— Кто-то вам его подсунул, — предполагает горничная. — Кто-то хотел избавиться от своего ребенка, вытащил вашего щенка и положил в корзину младенца.
— Они, должно быть, необыкновенно ловкие люди, — говорит старушка. — Я не спускала с корзины глаз, разве что в Бэнбери на пять минут зашла в буфет выпить чашку чаю.
— Вот тогда-то они все и проделали, — заявляет горничная. — Классная работа!
Старая дама внезапно ясно представила себе, в каком положении оказалась, и вскочила с пола.
— Хорошенькое дело! — восклицает она. — Я незамужняя женщина, а наш городок обожает сплетни! Это ужасно!
— Ребеночек-то чудесный! — умиляется горничная.
— Не хотите взять его себе? — спрашивает старая дама.
Горничная ответила, что не хочет. Старушка села и принялась обдумывать сложившуюся ситуацию. И чем больше она думала, тем хуже себя чувствовала. Горничная не сомневалась, что несчастная сошла бы с ума, не появись мы. Когда в дверях возник коридорный и сообщил, что внизу какой-то господин с бульдогом спрашивает о ребенке, она обвила руками его шею и крепко обняла.
