Летнее утро было солнечным и ласковым. Сквозь щели сарая проникали теплые лучи, щекоча лица литераторов. После непродолжительных попыток закрыться от солнца, Дамкин оглушительно чихнул и проснулся, заодно разбудив и Стрекозова.
– Доброе утро! - донесся со двора голос деда Пахома.
– Ба! - удивился Дамкин. - Никак дед Пахом! Как это мы к нему попали?
– Перепил, что ли? - хмуро спросил Стрекозов. - Тараканы у нас в квартире, вот мы и поехали к деду Пахому в деревню, чтоб они там в Москве от голода либо передохли, либо эмигрировали к соседям.
– А, - вспомнил Дамкин. - В натуре!
– Во, во! - крикнул со двора дед Пахом. - Я тута подумал: а если таракан вырастет размером с корову, будет ли от него польза народному хозяйству? На нем, наверно, можно будет дрова возить али поле пахать? Ась?
– Дед, такого увидишь - и сразу разрыв сердца! - отозвался Дамкин.
– Это с непривычки. Я к своей бабке тоже не сразу привык, хотя и красивая была, не то что таракан, - рассудительно сообщил дед.
– А ну их, тараканов, на фиг! - сказал Дамкин, вставая и делая зарядкообразные движения. - Стрекозов, вставай!
– Не мешай! - огрызнулся Стрекозов. - Я стихи сочиняю про сельскую жизнь.
Селянка, рассмеши меня стриптизом,
Как грустно мне копать твой огород!..
– Ну, ну, Стрекозов уже огород взялся копать, - хмыкнул Дамкин и вышел во двор.
Дед Пахом рубил дрова. Он ставил на колоду большое полено, с громким вздохом поднимал тяжелый колун и, крякнув, обрушивал его на полено, которое разлеталось на две половинки. Дамкин, который давно уже не видел, как колют дрова, некоторое время зачарованно следил за действиями деда Пахома.
– Что, попробовать хошь? - спросил дед, отдуваясь.
– Не, - сознался Дамкин. - У меня не получится.
– А чо тут получаться? Поднял топор, опустил, хряп и пополам!
– Хряп и мимо. Прямо по ноге.
– И чему вас в городе учат?
– Вот узнать бы! - согласился Дамкин. - Пойду-ка я лучше искупаюсь. Речку-то вашу еще не загадили?
– Да пока нет. Химзавод, слава КПСС, ниже по течению построили, там все и засрали, а у нас чисто! Даже рыба есть.
– Эй, Стрекозов! Ты свой стишок сочинил? А то пойдем купаться!
– Не стишок, а стихотворение, - пробурчал Стрекозов, выползая из сарая на свет божий. - Я бы даже сказал, поэмку.
– Пойдем, пойдем! - поторопил друга жизнерадостный Дамкин, и литераторы побежали по деревенской улице к реке.
Улица плавно перешла в тропинку, а тропинка привела к небольшому дощатому мостику, на котором веснушчатая деревенская девушка в ситцевом платье и кирзовых сапогах полоскала белье.
– Доброе утро, селянка! - поздоровался Дамкин.
Девушка смерила литераторов недобрым взглядом и молча отвернулась.
– Невежливо, - заметил Дамкин и начал раздеваться. Раздевшись до трусов, синих в горошек с белыми полосками по бокам и белой надписью "Адидас" на заднице, Дамкин, словно бегемот, плюхнулся в воду, подняв целое облако брызг.
– Стрекозов, какой кайф! Ныряй!
– Щас! - отозвался Стрекозов и, тоже раздевшись до таких же, как у Дамкина, трусов, только красного цвета, медленно зашел в воду.
– Хороша водичка, - сказал он веснушчатой девушке и, видя, что она не отвечает, обратился к Дамкину. - Дамкин, по-моему, наша селянка не понимает по-русски!
– Пошел ты в жопу, козел! - вдруг сказала селянка на чистейшем русском языке таким грубым прокуренным голосом, что Стрекозов окунулся в воду с головой, а когда вынырнул, она уже собрала свое бельишко и, тяжело хлюпая сапогами, поднималась вверх по тропинке.
Стрекозов огляделся. Дамкин плавал на середине реки на спине и при этом пел неприличные деревенские частушки:
– По деревне едет трактор,
Тракторист весь светится,
Председатель утопился,
А парторг повесился!
Когда литераторы вернулись в дом деда Пахома, тот уже приготовил на дощатом столе во дворе неприхотливый, но питательный сельский завтрак: картошечку в мундире, свежие овощи с огорода, сваренные вкрутую яйца, только что отнятые у недовольных этим куриц, и, естественно, очередная трехлитровая банка с чистой, как слеза, отравой.
– Ты их что, штампуешь? - спросил Стрекозов.
– Капает себе потихоньку, - скромно сказал дед Пахом и разлил по стаканам.
Друзья сели за стол. Дед Пахом налил.
Не успели они выпить, как раздался громкий стук в калитку.
– Кого там анафема принесла? - спросил дед Пахом, занюхивая выпитый стакан кусочком сала. - Что за привычка ходить в гости не вовремя и без приглашения?
– Пахом Егорович, открывай!
– Ба! - шепотом удивился дед Пахом. - Участковый! Ну-ка, Дамкин, спрячь добро от греха подальше! - и непрошенным гостям: - Сейчас, сейчас!
Дамкин схватил банку самогона и спрятал под стол. Стрекозов убрал со стола стаканы и рассовал их по карманам.
Дед Пахом, кряхтя, добрел до калитки и открыл. Вошли участковый милиционер в форме, но без фуражки, и толстый лысый мужик с лоснящимся от пота лицом. Мужик хмуро осмотрелся и спросил:
– Что, дед Пахом, опять, говорят, самогон гонишь?
– Да вы что? - изумился дед Пахом. - Никакого самогона! Вот, гости из столицы приехали, пьем только молоко!
– А где ж молоко-то? - поинтересовался милиционер.
– Дак корову-то не успел подоить, вы отвлекли!
– Ты это брось, - посоветовал мужик. - Говорят, ты самогон гонишь да продаешь?
– Это хто ж говорит?
– Люди говорят...
– Подождите, - вмешался Стрекозов. - А ты, дядя, кто будешь?
– Я - тутошний председатель. Федор Ильич Тихоходов. А это наш участковый товарищ Внезапнов.
– А мандат у тебя есть?
– Чего? - оторопел председатель.
– Мандат, говорю, есть? - доброжелательно произнес Стрекозов. - Откуда мы знаем, что ты председатель? Может, ты батька Махно?
– Сам ты Махно, - обиделся толстяк и оглянулся на милиционера.
– А вы сами, собственно, кто? - спросил участковый.
– А вы, товарищ милиционер, не вмешивайтесь, - сказал Дамкин. - Вы сегодня не в форме. Фуражечку забыли надеть.
Милиционер схватился за голову и тут же опомнился.
– Документы! Попрошу!
– Какое загадочное построение фразы, - сказал Дамкин Стрекозову. Документы! Попрошу! Заметь, абсолютно непонятно, документы он у нас попросит, или нас у документов. И когда попросит? Завтра? В следующем году? И почему милиционеры обычно такие безграмотные? Чему их в школе милиции обучают?
– Документы! - заорал взбешенный участковый, хватаясь за то место, где у милиционера должна висеть кобура.
– Опомнись, - шепнул дед Пахом. - Это же знаменитые журналисты из Москвы товарищ Дамкин и его товарищ Стрекозов. Они ж про наш колхоз писали в прошлом году в газету "Путь к социализму".
– Ап, - подавился председатель и вдруг, действительно, вспомнил, как в прошлом году этот самый Дамкин задавал ему разные вопросы, а этот самый Стрекозов записывал его ответы в пухлый блокнот. Вспомнил, как дал столичным журналистам двадцать пять рублей, чтобы они не заметили прохудившуюся крышу и развалившиеся стены в коровнике, а также новый двухэтажный особняк самого председателя. Вспомнил и перепугался.
– Ну, что ж вы сразу не сказали, гости дорогие! Да мы ж вас со всей душой! Пахом Егорыч, что ж ты не сказал? Мы бы вам хлеб-соль устроили...
Литераторы покровительственно щурились.
– Может, все-таки документы показать? - спросил Дамкин у мента.
– Какие документы! - воскликнул председатель, излучая доброту и гостеприимство. - Мы наших дорогих гостей на руках готовы носить! А участковый у нас вообще без фуражки!
– Э-э, - намекнул Стрекозов. - Мы тут, однако, завтракать собирались. Нам бы все-таки позавтракать.
– Конечно, конечно! - председатель расплылся в улыбке. - Извините, что помешали. Ошибочка, понимаете-ли, вышла!
– Понимаем, - кивнул Дамкин. - Мы все понимаем.
– А за неудобство причиненное позвольте... - лысый председатель смущенно сунул Дамкину в карман мятый червонец.
– Не позволю! - выкатил глаза Дамкин.
– Маловато, - сказал Стрекозов. - Когда так мало дают - это напоминает взятку.
– Подарок, - шепнул председатель, запихивая еще один червонец в карман Стрекозова.
– Подарок - это не меньше тридцати рублей, - заявил Дамкин. - А это взятка, гражданин председатель.
– Но у меня с собой больше нет, - Тихоходов покрылся испариной и смотрел на литераторов жалостно, как побитое животное.
– Ладно, - смилостивился Дамкин. - Червонец будешь должен.
– О чем разговор! - просветлел председатель. - За нами не заржавеет! Приятного аппетита! До свидания!
– Прощайте, - молвил Стрекозов, усаживаясь за стол и доставая стаканы.
Дверь за председателем и участковым закрылась. Дамкин нагнулся под стол за спрятанной банкой. Дед Пахом снова разлил по стаканам.
