– Поздравить? – спросила мама.
– Сватается, – сказала я.
– К кому?
– Ко мне!
– Молодой человек сватается к пожилому человеку в его день? – спросила мама с невинным лицом.
– Хороший заголовок для газеты «Жызнь»
– Я помню другой заголовок: «Два пенсионера застряли друг в друге».
– Мама!
– Это не я, это «Московский комсомолец».
В отель не пойдешь: штамп о браке проверят.
Дома нельзя (ну это понятно).
Ну а в подъезде моего приятеля застукали как-то соседи.
И… связали.
Девушка убежала.
А соседи вызвали ментов.
Менты приехали, долго хохотали и развязали приятеля.
И говорят: ставь нам за это.
Ну он и проставился.
Вместе выпили.
Менты говорят:
– Во жисть! Потрахаться негде! Ты, если че, к нам заходи: у нас иногда камера для алкашей свободна.
И телефон свой дали.
Такие были раньше менты: добрые.
Еще про эту, как ее, венустрофобию, которая типо боязнь красивых женщин.
У Чехова есть, по-моему, такой рассказ: как жених у свахи просил че-нить попроще, не умную и некрасивую.
У меня тоже был такой знакомый – всё искал жену, чтобы она была попроще.
Как-то говорит мне:
– Найди мне че-нить попроще – чтоб не выпендривалась.
– Чтобы совсем не выпендривалась?
– Чтобы совсем.
– В смысле чего бы не делала?
– Наоборот – чтобы все делала: убирала там, стирала и прочее, но чтобы молчала.
– А ты?
– Что я?
– Ну а ты ее обеспечивать будешь?
– Я?!
В общем, я ему помогать отказалась.
Лет через пять встречаю на улице и говорю:
– Ну как? Женился?
Он, довольный, говорит:
– Ага.
– Все, как ты хотел? Полы моет, обед готовит, молчит, а ты ей денег не даешь?
– Ага. И сапоги по пять лет носит! (похвастался он).
Потом немного опечалился:
– Правда, три куска сахару в чай кладет…
– Гони в шею (говорю) Три куска! Не напасешься! От скотина!
Он посмотрел на меня внимательно:
– Думаешь? Я бы выгнал, но она за те сапоги обещала мне ботинки купить: я все расходы в книжку записываю.
Когда-то, лет 20 тому назад, сильно мне нравился один красивый молодой человек.
Ну, и я ему тоже – соответственно.
Потом, конечно, все на нет сошло, тихо расстались.
И вот иду я как-то по Венеции, лет через 20 после расставания, и он сидит в каком-то кафе.
Ну, и выпили по старой памяти.
Он мне говорит:
– Пойдем ко мне, у меня квартира хорошая тут… Мебель, картины…
Я говорю:
– Я ночью в мебели плохо понимаю.
Он тогда говорит:
– Поймешь: там такая кровать, закачаешься…
– А ты на ней что, качаешься?
– Ага. Тем более когда нога сильно ноет… Помогает.
Я говорю:
– Я не люблю на кровати качаться: у меня давление…
– И че делать?
– Ниче. Давай еще бутылку возьмем?
– Ты права (говорит). Черт с ней, с мебелью…
Общалась я в юности с двумя очень старыми еврейскими дамами – Эйдлей Моисеевной и Юдифь Израилевной.
Эйдля (80 лет, выглядела лет на 20 моложе, элегантная, имела поклонников) говорила:
– Самое ужасное в нашем возрасте знаете что, милочка? (милочкой была я). Я вам скажу, что. Безразличие к сексу. Но мужчина тоже человек – сколько можно тянуть букетно-конфетный период?
Юдифь (на вид Шапокляк, старая барыня на вате, но юркая, 85 лет) говорила:
– Ты за себя говори, Эйдля. Мы с моим Лазарем до последнего дня – он умер в пятницу – этим самым занимались…
Эйдля невозмутимо отвечала:
– Ну все равно субботу пришлось бы пропустить…
Вот еще про мужчин.
Влюбился как-то в меня дядька (давно дело было) – на 20 лет старше, лысый, пузатый, коротконогий и все такое прочее.
Но как бы умный.
Ухаживал, ухаживал, а я все смеюсь.
Он тогда взял разозлился и говорит:
– На модель ты не похожа…
Я говорю:
– Почему это? Я похожа на модель дирижабля в уменьшенном виде.
Мама говорит (присутствовала):
– А вы (этому ухажеру моему) – в увеличенном, особенно если спереди…
Он почему-то вскочил и убежал.
Больше я его не видела.
Два рассказа о моем парикмахере
Встретила как-то на остановке очаровательного мальчика, парикмахера своего, совсем молодого человека (он как-то вздохнул и сказал мне – стареть так тяжело, немногие это понимают – а ему 27 лет). Относится он ко мне как-то сочувственно: для него я глубокая старуха. И говорит, вежливо так, с состраданием, чуть ли не со слезами на глазах, мальчик очень нежный:
– Как вы себя чувствуете?
Я говорю:
– Спасибо, ниче вроде…
Он (деловито):
– 15-го приходите. Мая. Покрашу вас. Седина скоро вылезет. Нехорошо.
Я говорю:
– 15-го не могу, уезжаю.
Он (опять со страданием в голосе, чуть не плача):
– В профилакторий?
Я было хотела сказать, что в Канны, и тут же осеклась – все равно не поверит: для него после тридцати человек уже глубокий инвалид, и его только на свалку, а не в Канны.
Я говорю:
– Ну типа… Типа…
– Процедуры там хорошие?
– Ну, типа да… кино показывает еще…
– Да (говорит), это хорошая терапия, кино. Для пожилых – особенно. Комедии, женские фильмы. Но вы не забывайте и лечиться!
Тут подъехала его маршрутка, он помахал мне и уехал.
Как-то опять пришла к своему сочувственному мальчику – стрижет он очень хорошо, мастер. А тут как раз одна красивая дама написала в Фейсбуке, как она сидит в парикмахерской – с тугим воротничком на шее и в черной как ночь плащ-палатке – и смотрит на себя, похожую, как она пишет, на портрет работы Веласкеса.
Ну вот, и на меня мой мальчик надел красную накидку с белым как бы воротником и волосы стянул пучком перед стрижкой.
Посмотрела я на себя в зеркало, и мне стало смешно – ни дать ни взять самурай. Сижу – смеюсь, а парень говорит:
– Что это вы? Над чем смеетесь?
– Над собой! – говорю. – Я щас как старый самурай, которому сёгун (или как там его, может, перепутала?) уже прислал веревочку!
– Какую веревочку? – в ужасе спрашивает он.
– Ну, если самурай провинится, не дай бог, то ему присылал начальник веревочку, намек такой – чтоб он повесился.
– Нет, нет, что вы! Вы не похожи на того самурая, которому необходимо повеситься! И вообще, вы могли бы еще сыграть гейшу – ну (он замялся), не молодую, конечно, а с судьбой, как в фильме этом – «Изображая жертву». Помните, там Ахеджакова была гейшей с судьбой? Пожилая такая гейша – и говорила, что она гейша с судьбой! Фильм мне понравился из-за нее: остальное там какое-то… неприятное такое… Мат этот, убийства эти… Мне друзья дали кассету и говорят: ты дождись, когда там гейша появится: с судьбой.
Вот и вы могли бы – гейша с судьбой!
Разговорчики, или Советы от мамы
Как-то раз руководство Фейсбука закрыло мне доступ в свою сеть. Им тут же посыпались возмущенные письма граждан: типа верните Диляру! Диляра веселая, а вы всюду крамолу видите! Скучно нам без нее! (такие были призывы).
Ну, в общем, через сутки меня вернули: типа смилостивились надо мной.
Зато я освоила новый для себя жанр: написала патетичное письмо (что мне не слишком свойственно) ихнему начальству, в котором встречались такие выражения, как:
Повсеместное нарушение прав человека…
Священное право личности на…
Гражданские инициативы…
Дисбаланс сил…
Силы дисбаланса… (этот как фильм «Выбор цели» сначала назывался «Цель выбора», что абсолютная правда).
И, наконец, – «ноосфера, пополняющаяся усилиями…»
Мама сказала, что это похоже на письмо одного нашего алма-атинского соседа Силам Света, то есть инопланетянам, с которыми он общался с крыши, пока в одну прекрасную ночь сам с нее не свалился. Однако не помер, а всего-навсего сломал ногу, и в башке его что-то так подвинулось, что он навсегда забыл про Силы Света. Жена его была довольна, и даже то, что нога укротилась вполовину, ее не очень заботило: лучше укороченноногий, чем инопланетянин (говаривала его жена).
– Тебе вот тоже не мешает поставить на место твою дурную голову, но поскольку теперь мы живем на 18-м этаже – на такой эксперимент я бы на твоем месте не решилась бы. Хотя…
После успеха моей первой книжки мама стала меня еще сильнее ставить на место, троллить и вапще.
– Чтобы не задавалась (говорит соседке, а я слышу). А то одна родственница до сих пор показывает всем грамоту – даже на стенку повесила – своей дочери, которая 40 лет назад собрала больше всех макулатуры.
Соседка спросила, что, мол, ваша дочь тоже типа собирает макулатуру?
– Пишет ее, – сказала мама.
