— И ты попал в беду.
— Да, — промямлил он. — Это было похоже на ночной кошмар. — Его передернуло при воспоминании о случившемся. — Кошмар, — повторил он. — Все копилось в течение нескольких месяцев, — говорил он. — Люди собирались потребовать компенсацию. Страховые компании должны были отстегнуть двадцать миллиардов фунтов.
— Но это же их проблема, не твоя.
— Да. Но потом, в начале июля, прошел слух, что кое-кто из независимых финансовых консультантов тоже будет нести ответственность. И я числился в списке.
— Тебе пришлось бы платить компенсацию?
— Да. По двадцать тысяч фунтов за каждого клиента. Минти, — он наклонился вперед, — у меня около двухсот клиентов.
— Да, я в курсе. Половина из них была на нашей свадьбе.
— Значит, я попадал на четыре миллиона фунтов.
— Ага.
— Я был уверен, что потеряю все, — простонал он. — До последнего пенни. Все, что я построил такими усилиями.
— О, только без соплей, прошу тебя!
— Куда тебе понять, Минти… Твоя жизнь была не в пример легче.
— До тех пор, пока я не познакомилась с тобой.
— Ты не имеешь права судить меня. Ты росла в другой среде. Училась в частной школе. Потом в университете. Купила квартиру на бабушкино наследство. У меня ничего подобного не было. Я всего добился сам.
— Знаю. И уважала тебя за это. Вообще, это твое лучшее качество. Но мы говорим о другом.
— Как раз в этом все и дело, — возразил он. — Страх потерять все то, что я с трудом построил, грыз меня изнутри. Ты и представить не можешь, как я боялся все потерять. Меня охватила жуткая паника. Понятия не имею, как я ума не лишился.
— Лишился. Ты же бросил меня.
— Извини, — завел он прежнюю песню. — Прости, что так с тобой обошелся.
— Спасибо. Я принимаю твои извинения. Хотя ты мог бы поступить как джентльмен — если это слово вообще здесь уместно — и отменить свадьбу заранее. Как ты и сделал в случае с Вирджинией Парк.
— Но эта свадьба так… неумолимо надвигалась, — буркнул он. — Ее уже было не остановить. Каждый раз, когда мне хотелось сказать: «Извини, Минти, я не могу пройти через это», ты принималась тараторить что-то о платье или о приеме, цветах, еще бог знает о чем. Ты была так счастлива. Как я мог все отменить?
— А следовало, — не сдавалась я. — Ты же все равно ее отменил, только гораздо более жестоким способом. В Примроуз-Хилл о моей свадьбе уже слагают легенды, — усмехнулась я. — Во всех пабах распевают баллады. «Несчастная Минти Мэлоун».
Мы на минуту умолкли, пока официант собирал тарелки. Доминик не смог удержаться, чтобы втихую не пялиться на знаменитостей.
— Это случайно не Стивен Фрай [67] ? — спросил он. — Только что вошел.
Я повернула голову влево:
— Да, это он.
Проходя мимо нашего столика, Стивен заметил меня и приветливо улыбнулся:
— Здравствуйте, Минти! Я улыбнулась в ответ.
— Ты его знаешь? — не поверил своим глазам Доминик.
— Вообще-то, нет. Но во вторник брала у него интервью. А на следующей неделе иду на презентацию его новой книги.
— Видимо, радиобизнес пошел в гору.
— Да, — подтвердила я. — Точно.
— Ты добилась своего, — произнес он. — Ведешь программу.
— Да, — признала я. — Уж и не надеялась, что это произойдет. Но как видишь. — Официант поставил передо мной тарелку с уткой, а перед Домиником — его картофельную запеканку и удалился. — Так на чем мы остановились? — мой голос взлетел, перекрывая тихий, приглушенный шум голосов. — Ах да, ему грозит банкротство, и он вынужден отменить свадьбу.
— Да.
— Так почему же ты отменил ее, Доминик? — решилась я, ощущая, что мы вот-вот дойдем до главного. Он воткнул вилку в запеканку и посмотрел на меня.
— Чтобы защитить тебя, — промолвил он. Я чуть не подавилась:
— «Защитить» меня?
— Да. Разве я мог позволить тебе пройти через этот кошмар?
— Ты устроил мне кошмар похуже.
— Я не мог позволить тебе пройти через все переживания и страхи, связанные с банкротством. Это было бы несправедливо.
— Но Доминик, у меня была работа.
— Да, однако, при всем уважении к тебе, Минти, ты зарабатывала гроши. Тогда.
— Тогда?
— Я так гордился, что могу предложить тебе больше. Но все это могли у меня отобрать.
— Да, только я выходила за тебя не из-за денег. Я выходила за тебя по любви. Так мне казалось. Тогда.
— Но было бы несправедливо утянуть тебя на дно за собой. Я не смог бы тебя обеспечивать. Платить по счетам. Покупать тебе вещи.
— Мне ничего этого не было нужно.
— Мы бы не смогли купить дом в приличном районе.
— Но у меня чудесная квартира на Примроуз-Хилл. Мы могли бы жить там. Дом. Или продали бы ее и купили дом в менее престижном районе, пока ты не встал бы на ноги. Я не плачу по закладной, Доминик. И ты знаешь, что я не нищая.
— Да, — произнес он. — Но…
— Но что?
— Но… наш уровень жизни был бы намного ниже, чем ты ожидала. И мне казалось, что несправедливо обрушивать на тебя свои проблемы. В любом случае, — нахмурился он, — я был в жуткой панике. Мне хотелось все тебе рассказать, но я никак не мог выбрать подходящий момент. Опомниться не успел, как уже настал день свадьбы, и я стоял в церкви. Тогда и понял, что не могу пройти через это.
— Вовремя понял. Когда нас практически объявили мужем и женой, — проговорила я. — Представь мое состояние, когда ты от меня отрекся.
— Господи, Минти! — воскликнул он. — А ты думаешь, мне было легко? Легко сделать то, что я сделал? Бежать из церкви под взглядами всех своих клиентов? Всех своих клиентов?
— Есть еще одна проблема. Ты наговорил мне кучу гадостей. В присутствии всех. Ты сказал… Поправь, если я ошибусь, Доминик, ведь ты так любил поправлять меня, когда я несла всякую чушь. И даже если я была права, ты все равно меня одергивал. Так вот, ты обозвал меня неряхой.
— Но, дорогая, это же правда, — пропел он со снисходительной улыбочкой.
— Сказал, что я слишком много болтаю и не чувствую, когда пора заткнуться.
— Ну, я же был на пределе, — не смутился он. — Сам не понимал, что несу. Пытался придумать повод, оправдания тому, что собирался сделать. К тому же, дорогая, — он потянулся через стол, чтобы взять меня за руку, — ты действительно слишком много болтаешь. Тебе же нравится мести языком, дорогая. Треп, треп, сплошной треп. Коротышка Минти Минтола обожает стрекотать, как сорока. И это меня бесит, дорогая.
— Других это не бесит. Другие думают, что это нормально.
— О, дорогая, — еще раз промурлыкал он. Мой нож завис над тарелкой. Я его опустила:
— Знаешь, Доминик, у тебя сложилось обо мне превратное представление. И не знаю почему.
— Не понимаю, о чем ты, — раздраженно бросил он.
— Ты почему-то решил, с самого начала, что я — глупая курица, все кудахчу и кудахчу, хотя меня никто не слушает. Что я всех уже «достала», как ты говорил. Что я занудствую, тяну волынку, как непрошеный гость.
— Но ты на самом деле много болтаешь, дорогая.
— Это называется беседовать, Доминик, вести беседу. Знаешь, что это такое? Так делают все нормальные люди. И с тобой я попыталась делать то же самое. Чтобы вдохнуть жизнь в наши отношения, понимаешь? Ведь ты все время молчал. Может, тебе просто нечего сказать? Если так, другим людям ничего и не остается, как вести разговор.
— Нет, ты любишь болтать о пустом. Меня это утомляет. Сама знаешь: бессонница, напряженная работа, хоть дома нужно расслабиться.
— Но если все время молчать, напряжение только нарастает. Понимаешь, Доминик, ты даешь волю языку, только когда пытаешься что-то кому‑то навязать. Вот тогда ты заливаешься соловьем. А так тебе и сказать-то нечего, правда?
— Я…
— Ты оставляешь при себе свое мнение, свои взгляды. Тебе не интересно обмениваться мыслями.
Он картинно закатил глаза:
— Просто ты все время болтаешь, и мне не удается вставить хоть словечко.
— Бред собачий! — возмутилась я. — Просто у тебя нет ничего за душой! Тебе лень даже задуматься. Ты — воплощенная серость. Последние пятнадцать лет ты днем зарабатывал деньги, а вечером смотрел «Скай спортс» по телеку. Вот, собственно говоря, и вся твоя жизнь, не считая парочки интрижек и поездок в гольф-клуб на выходные.
— Я…
— Ты неинтересный и неумный человек, Доминик. Честно говоря — не обидишься на откровенность? — ты зануда. Я когда-нибудь тебе говорила? Ты наводишь скуку.
— Я…
— Ты никогда не рисковал. Никогда не делал чего-нибудь экстремального. Даже никогда не путешествовал.
— Только потому, что боюсь летать. Это фобия.
— Нет, не фобия, это всего лишь отговорка. Ты боишься не летать, Дом. Ты боишься того, что ждет тебя после приземления. Ты никогда не бросал вызов самому себе. А уж мне и подавно. Ты такой нудный, Доминик, хоть вой. Ты очень красив, — добавила я. — Но зануда хуже некуда. Когда я была с тобой, мне иногда казалось, что я повешусь от скуки.
