«Чего-то меня рубит, буду ложиться. Спокойной ночи!»
- Даже интересно, когда ему надоест? – с насмешкой проговорила Женя в космос.
Но Моджеевскому не надоедало. Он был заперт в одиночестве в квартире и с высокой температурой. Что ему было еще делать, как не думать? Думать о многом. Думать о разном. Например, о том, что по-хорошему, теперь нужен дом где-то за городом. Не дача, не замок, а настоящий дом. Вряд ли Женя отказалась бы, если построить что-то не слишком пафосное, не очень претенциозное, без элементов гигантомании, но комфортное для их жизни и симпатичное, чтобы там было уютно. Ребенку однозначно лучше расти на воздухе, а не в городе. Да и им с ней тоже... лучше в стороне от всеобщего внимания, насколько это вообще возможно.
Еще он думал, что, наверное, хочет, чтобы у них с Женей появилось время для них двоих, ну и для Моджеевского-самого-младшего. А значит, неизбежно надо как-то понемногу сокращать часы своего пребывания в офисе, может быть, в чем-то переходить на домашний режим работы. Или хотя бы найти толкового зама, на кого можно все это бросить... Или доучить по-человечески Бодьку, потихоньку натаскивать его, и когда-нибудь он возглавит отцовское детище. Ему даже виделся заголовок в любимом бизнес-журнале «Богдан Моджеевский: путь от курьера до президента империи «MODELIT».
Он думал и о Жене. Он очень много думал о Жене. Думал о том, как обидел ее, и о том, есть ли надежда, хоть небольшая, что она его все-таки любит и сможет простить. То, с чего следовало начинать, Ромка лишь теперь пытался осознать, понимая, что она была с ним потому что сама того хотела, а не из каких-либо других соображений.
Сама хотела.
Его. Романа Моджеевского.
«Простого парня, инженера-строителя или даже мастера монтажных работ!» - ехидно шипело его самолюбие, но он от него все больше отмахивался и запивал очередную таблетку, чтобы провалиться в сон. Жар понемногу спадал, однако слабость никуда не отступала, и Рома все еще чувствовал себя раскатанным по асфальту. Абсолютно плоским, как лист бумаги. Ни аппетита, ни сил хотя бы каким-то фильмом или книгой себя занять. И потому спать. Без сновидений и проснувшись лишь раз все по той же причине – пропотел. Ну и посмотреть, вдруг его снежная королева растаяла.
Телефон сообщил, что не растаяла. Но прочитала. Читает же! Хотя бы читает. И то хлеб.
Потому он, в очередной раз переодевшись, приоткрыл балкон – проветрить комнату. И завалился в постель, продолжая думать. И вряд ли отдавая себе отчет в том, что эти мысли по своей сути и есть мечты. Мечты о Жене, о семье, о доме, о будущем.
Роман Моджеевский же не мечтает. Он строитель, он строит планы. И претворяет их в жизнь, обычно точно зная, как двигаться и каковы этапы этого движения к конечной цели.
А вот как оно в итоге вышло. С Женей – какие планы? Вечно все спонтанно, внезапно и бьет по лбу неожиданными результатами. А вся суть этих его ночных фантазий – это чтобы она его любила.
Утром же он проснулся от голода. Жуткого. Который не тревожил его все предыдущие дни, а теперь вдруг вышел на первый план. Температура была терпимая – 37,3. А вот голод – просто с ног сшибал. И даже заставил выползти из кровати, когда стало ясно, что бороться с ним бесполезно, ждать, пока привезут чего – сил нет, да и вообще... ради куска жареного мамонта прямо сейчас он готов убивать.
Пошуршав по многочисленным полкам собственной необъятной кухни и сунувшись в холодильник, Моджеевский решил, что вряд ли найдет что-либо проще простых спагетти. Ими он и занялся, раздобыв кастрюлю, которую тоже пришлось еще поискать – ориентировался он все же так себе, точно зная лишь, где стоит кофемашина.
Нет, в армии ему и картошку чистить приходилось, и потом, когда свалил от родителей, яичницу он себе вполне мог соорудить. Но это все было так бесконечно давно. Будто бы в прошлой жизни. Потому слава богу, что есть макароны.
Понаблюдав, как те извиваются в булькающей воде, он не выдержал и все-таки написал Жене снова:
«Доброе утро. Как понять, что спагетти готовы?»
«Ты издеваешься??!!» - быстро прилетело ему в ответ. Даже, пожалуй, слишком быстро. Ромка аж дуршлаг уронил под ноги. Секунда на то, чтобы попробовать перевести дыхание, которое ни черта не переводилось. И под стук сердца о ребра он настучал на раскладке клавиатуры:
«В смысле?» - и в ожидании замер.
«Я прекрасно помню, что макароны ты варить умеешь!»
Помнит – ухнуло под горлом. Она – помнит. Он хвастался, когда первый раз привел ее к себе, а она – запомнила. Моджеевскому показалось, что температура его зашкалила куда выше всех возможных градусов на термометре, и сам сполз на пол прямо вместе с телефоном в руках, а на губах его медленно расцветала улыбка.
«Варить умею, доставать – нет».
«Роман, иди к черту! Тебе заняться нечем?»
«Я всего лишь готовлю себе завтрак!»
«Готовь! Какое отношение к твоему завтраку имею я?»
«Я спросил мнения независимого эксперта».
«Ты ошибся адресом».
«Улица Молодежная, дом 7, квартира 11. Адрес точный! Вот у тебя что сегодня на завтрак?»
«Оставь меня, пожалуйста, в покое».
«Я не могу», - быстро написал Моджеевский, отправил и откинулся затылком на дверцу шкафчика. Буквально на секунду, чтобы спешно добавить, до смерти боясь, что она не ответит.
«Подумай сама, у меня грипп, температура, я варю макароны. Как я могу оставить тебя в покое?»
Именно этим Женя и озаботилась. Начала думать. Происходящее по-прежнему походило на бред. Кроме того, жутко раздражало. И более того, выбивало из привычного положения вещей. Главный вопрос, который возник в ее голове – зачем она ему написала? Но даже попробовать найти ответ не успела. Перед ней тут же замельтешили и прочие безответные вопросы.
Чего он хочет?
Почему не отстанет?
Что за глупости с этой дурацкой перепиской?
Но все это слишком быстро стало неважным, когда Женя поняла, наконец, совсем другое.
Грипп? Температура? Макароны?!
Кто из них двоих сошел с ума?
«Какие макароны? Где Елена Михайловна?» - прилетело из одного телефона в другой, находившихся всего-то через дорогу друг от друга, но так непреодолимо далеко.
«Елена Михайловна меня бросила, потому я варю макароны», - важно отписал ей Моджеевский буквально в секунду.
«Ринго жалко».
«Ринго забрал Богдан, его выгуливать надо. И кормить желательно тоже, а спагетти он точно не ест. У него сбалансированное питание».
«А грипп в какой стадии?»
«Температура 37,3...» - Роман подумал, почесал лоб и быстро стер последнюю цифру, исправляя ее. Потом подумал еще пару раз. В итоге до Жени сообщение дошло в таком виде:
«Температура 37,8. Жрать уже хочется, а жить пока нет. Но учитывая, что вчера было 39, то уже, можно сказать, иду на поправку».
«Оно само проходит, или ты все же лечишься?»
Моджеевский нахмурился. Глубокая морщина, пролегшая меж бровей, выдавала сложный мыслительный процесс в его седой и абсолютно придурочной голове. В результате этого Женя получила следующий текст:
«Не волнуйся, лечусь. И ко мне сейчас нельзя, я заразный».
- Да кто бы собирался! – фыркнула Женя, еще мгновение назад почти всерьез обдумывавшая возможность пойти к нему, если он там один на один с температурой и макаронами. Или все это очередной маневр, чтобы затащить ее к себе? Что ему вообще нужно? Почему ему все время что-то нужно от нее? И почему он ни разу не поинтересовался, что нужно ей?
Она еще несколько минут хмуро смотрела в экран телефона, но, решительно отключив его, отбросила трубку подальше. Хватит на сегодня впечатлений.
Между тем, Моджеевскому тоже впечатлений хватило. В конце концов, никто не говорил, что будет легко, а он еще даже подвига никакого не совершил, чтобы покорить эту женщину снова. И вернуть обратно, в то место, в котором оставил, а она по его недосмотру не захотела там оставаться. Тем не менее, нынешние слипшиеся макароны определенно были самыми вкусными за всю его жизнь. Он и правда ничего лучше их не ел, потому теперь уплетал с аппетитом, елозя по комку вареного теста ножом с вилкой и планируя день.
