чего нет. И неизвестно когда будет.
(Приносит кота и молоко.)
Вот посмотрите (щекочет кота). Что движет поко-
рителями Севера? Мороз восемьдесят семь градусов
(отгоняет муху). Не то что муха — ничто живое не вы-
держивает. Белые медведи мерзнут. А нашим ничего.
Наши в палатках с транзисторами. Один из них мне
рассказывал, медведь упал на них. Сверху на палатку.
И лежал. А они снизу лежали. Вот это жизнь. К этому
можно стремиться. Я не верю, что такое можно сделать
ради заработка. Ради вот этой бумажки. Дайте-ка!
(Ему дают доллар. Он возвращает.)
Что на нее купишь? Моральное удовлетворение?
Авторитет товарищей? Любовь окружающих? Уваже-
ние родственников? Ничего. Только обстановку квар-
тиры, дачи, то есть именно то, что унижает человека. Да
вы вспомните, какими были великие люди. Как они
одевались. Какой образ жизни вели? Боже мой, на сту-
пеньке, согнувшись, накинув пальто, что-то записыва-
ет. У меня эта картина всегда перед глазами.
(Кто-то переспрашивает и записывает.)
Я говорю, у меня эта картина всегда перед глазами.
(Диктует.) Согнув… шись… на ступеньке… А какие
мысли?! Жизнь, отданная идее братства, равенства,
счастья для всех, для всех, а не для избранных. Вот
идея, ради которой великий человек жил и не разбрасы-
вался на мелочи. И, пользуясь огромным авторитетом,
не использовал власть для своих целей. Скромность от
волос до ногтей. Как же вы свою жизнь, которая дается
один раз и которую нужно прожить так, чтобы не было
(щелкает пальцами, дают книгу, читает) "мучительно
больно за бесцельно прожитые годы", эту жизнь разме-
нивать на мелочи. Искать роскоши и уюта, покупать
зеркала и кондиционеры, отгораживаться дачами и ма-
шинами, терять с людьми контакт, менять жизнь, пол-
ную романтики и риска, на мягкое кресло, за которое
держитесь руками и зубами. И вообще, стараться ис-
пользовать свое малейшее продвижение по службе для
немедленного улучшения свого жилья и этого гнусно-
го быта. И самое главное, на это нужны деньги!.. И не-
малые… А где их взять?.. Значит, приходится… Но это
уже другая тема: о честности. О ней я вам расскажу
в следующий раз.
Ревизор. Устал. Пока проверишь вашу отчетность,
с ума сойдешь. У вас столько нарушений. Придется пе-
редать дело в суд…
Бухгалтер. Может быть, погуляем?
— Погуляем?.. Зачем?
— Зачем погуляем? Кто сказал погуляем?.. Посидим.
— Посидим?.. Где посидим?..
— На скамеечке…
— На скамеечке?.. Зачем?
— На скамеечке? Кто сказал на скамеечке?.. На
стульчике…
— Где… на стульчике?..
— За столиком.
— За каким столиком?..
— За каким столиком? Кто сказал за столиком?..
В ресторане…
— В ресторане?.. Зачем?..
— Зачем в ресторане?.. Кто сказал в ресторане?.. Дома…
— У кого дома?.. У меня дома?..
— Зачем у вас?.. Кто сказал у вас?.. У меня…
— Пить будем?!
— Зачем пить?.. Кто сказал пить?.. Кушать тоже будем…
— Пошли!
— А в нарушениях я не виноват. Эти нарушения…
— Какие нарушения? Кто сказал нарушения? Пошли!
Сейчас главное попасть в группу. При одном инсти-
туте группа подопытных образована. Они так и гово-
рят. Ты — подопытный человек. Вот тебе сколько угод-
но денег, в мешке — крупные, в ящике — мелкие. Бери,
делай что хочешь, а мы тебя изучать будем в порядке
эксперимента на будущее. Допустим, мне так говорят.
Я беру торбу, набираю, или еще лучше тачкой. А все
спрашивают: чего это у тебя звенит в тачке? Ну, там,
гвозди… Тут главное — домой довезти. А уже из тач-
ки — в торбу. И что же я делаю как подопытный с этой
торбой? Ну конечно обмыть… Тут и речи нет. Пригла-
шаю всех ребят с работы, с улицы, с базара — в ресто-
ран, — сидим. До полусмерти. Официанты пьяные,
вахтер — ресторан на ключ и в бочке с фикусом лежит,
гардероб закрыт — все ушли в буфет. Повара вокруг
котлов, как лепестки. Подопытный гуляет.
Городок дрожит, милиция по дыму определяет — где,
но трогать боится. Неделю сидим. Я беру и по телефону
даю шестнадцать телеграмм в разные города. Вызываю
такси. Садимся с ребятами, с официантами, грузим
шестнадцать ящиков водки, три бочки кислых поми-
доров, четыре ящика люля-кебабов и едем в другой рес-
торан. Сидим до полусмерти. Сколько стоит зеркало? —
Тысячу рублей. — Хрясь пивом, держи две тысячи. Кто
в люстру боржомом с места? А ну, ребята, а полусидя…
Ой — мазила, а ну разойдись… Хрясь! Готов! Сколько?
Десять тысяч. Держи тринадцать. Устали. Выскакиваю
на улицу. Ребята, трудящиеся, кто гулять хочет?!
Увольняю всех с работы, заходи, я подопытный!
Свою футбольную команду набираю. Плачу по ты-
ще в день. Мальчики наказывают «Торпедо» 16:0. Всем
по «Волге», нате, играйте, любимые. Устал. Отдыхаю
на море в ресторане до полусмерти. Отдохнул. Отды-
хаю в холодке, в Мурманске, в «Арктике», мировой ре-
сторан. Накрываем на стол на льдине. Устал. Строю ко-
оператив. Заселяю всех даром. А деньги — мне. Устал.
Отдыхаю. Строю подземный переход Кишинев—Бен-
деры, там нужно очень, и взимаю с каждого, потом бе-
ру и окупаю. Покупаю завод тяжелого машинострое-
ния. Строю гостиницы и беру с каждого… Постой…
Что-то… Это уже не из будущего… Это что-то из про-
шлого. Мои мечты о будущем уже были кем-то осуще-
ствлены. Ладно, главное — в группу попасть.
Вся наша жизнь — спорт. Потому так высоко пры-
гаем, что толчок сильный получаем. Сверху посмот-
ришь — все подпрыгивают, как на сковородке. Высоко
подпрыгнул и затаился с добычей. Потому и быстро
бегаем, что на запах. Потому и тяжести огромные пе-
ретаскиваем, что в запас. Только по мешкам и узнаешь,
откуда возвратился. По детским крикам взрослых ра-
зыщешь, по асфальту — исполком, по народной тро-
пе — киоск, по гулу — стадион, по бегу на результат —
спринт, по бегу за результатом — сапоги, по бегу без
результата — бесплатное лечение.
Что в молодости спорт, в старости — дрова, керосин
и нитки.
А я вам вот что скажу: пока все не переженимся друг
на друге, до тех пор будем бегать и волноваться. Же-
нитьба очень большое спокойствие дает. Я до свадьбы
прямо весь зеленый ходил, вскипал, как чайник, с по-
лоборота заводился. Как женился на Фене — затих. Ус-
покоился. Румянец вот. Походка твердая, рукопожатие
крепкое.
Сосед мой за стеной нервный, как канарейка. С утра
вопьется в газеты: «Ай!.. Ох!.. Ох, эти молодцы! Ах, те
сволочи!..» Я его встречу в коридоре, к стене прижму:
Чего ты расстраиваешься, зайчик? Мы с тобой двадцать
лет живем душа в душу. Так твоя душа уже с двумя ин-
фарктами, острая сердечная недостаточность и плоско-
стопие, а у меня — смотри. В глаза мои погляди. Нетро-
нутые глаза! Душа чистая. Пищеварение здоровое!
Радио не слушаю. Газет не читаю. В споры не вме-
шиваюсь. Вот ты говоришь, что американская подлодка
вошла в Японию. Почему ты должен переживать, но-
ситься по комнате, рвать на себе белье? Что, она выйдет
оттуда? Что, это от тебя зависит? Чудаки вы все. Вцепят-
ся в газету. Глотают страницы, с ногами в репродуктор
влезают, валидол литрами пьют. И что от этого меняет-
ся? А мы с Феней спокойные, как льдины маринованные.
Смотри на меня: сорок пять лет, цветущий мужчина, как
ландыш. Жить и жить! Кое-где бывал, кое-что повидал.
В Крым ездил, в Сочи ездил, в Сухуми был, осталось
в театр сходить — и уж везде побывал!
И все слава богу. И за все спасибо. Обуты и одеты,
и в доме есть чего перекусить. И телевизор, слава богу,
всегда на погоду настроен. Тихая передачка. Хоккей
смотрю — не переживаю: выиграют — хорошо, проигра-
ют — замечательно. А чего я должен волноваться, я же
не играю, я сижу. Клуб кинопередвижек — приятная
вещь: сидишь в тапочках, а тебя на Цейлон или под во-
ду. А ты только чай из блюдечка схлебываешь. А как
политическая часть начинается, выключаю аппаратуру,
обесточиваю агрегат. Он чтоб остыл, а я чтоб не раска-
лялся. А что мне тот самый Уругвай? Как я у них там
разберусь, если они там по пятьсот лет живут и сами
разобраться не могут?.. Вообще настырные есть —
ужас! На собрании ко мне прицепились: почему вас ни-
