Старпом, наверное, родился в рубашке. Уже терявшему сознание от переохлаждения моряку удалось вцепиться в обрывок свисающего с борта швартовного конца – тогда беднягу втянули на борт. Полуживого офицера отнесли в кают-компанию и положили прямо на стол, на праздничную скатерть (праздничный ужин по поводу прибытия жен накрыть так и не успели). Выглядел он ужасно, весь в синяках и крови из многочисленных порезов, трясущийся от холода и стресса. Увидев мужа в таком состоянии, его жена упала в обморок, пришлось отхаживать еще и ее. Женщины его раздели, растерли спиртом, обработали и забинтовали порезы. Особенно сильно он повредил одно колено. Хотя под руками сразу шести женщин ему сразу полегчало.
Как только подняли старпома, мастер по громкой связи отдал приказ: «Отдать концы нахер! Которые не отдаются, рубите на хуй! К ебиням уебываем отсюда!» (Проработав с капитаном до этого несколько лет, я ни разу не слышал от него ни одного матерного слова!) Уже рубя последний застрявший конец, мы увидели, как с причала очередной волной смывает бульдозер.
Машина была наготове, и главный двигатель запустили моментально. Сразу дали максимально возможный ход. Но у судна колоссальная инерция: чтобы разогнаться хоть до какой-то скорости, надо время. Наш, почти двухсотметровый длинны, теплоход понесло на соседний причал. Первый, пока еще не сильный удар пришелся на середину судна, дальше пошли удары сильнее. Последний, самый страшный удар, достался корме. От этого удара пятиметровый в длину и двухметровый толщину участок причала отломился, как кусочек шоколада. К счастью, винт и руль остались целы, и наше судно вышло в открытое море.
Сразу начали осмотр на предмет повреждений. Обнаружили пять пробоин в машинном отделении, но все – выше ватерлинии, вода в них не поступала, только иногда захлестывала особенно большая волна. Хуже всего обстояли дела на корме. Там размещалось помещение системы жидкостного углекислотного тушения – огромная, на тридцать кубов, цистерна в теплоизоляции, в которой хранились двадцать пять тонн жидкого углекислого газа при температуре – 25 °С и сдублированная морозильная установка для его охлаждения. Здесь в борту образовалась дыра, в которую можно было бы проехать на автобусе. Рефрижераторную установку смяло в лепешку. От удара цистерна сместилась, повредив трубопроводы. Углекислый газ начал выходить в помещения судна. Всё вокруг обмерзло, везде висели сосульки, помещение стало напоминать пещеру какой-нибудь Снежной королевы. Второй механик с мотористом, в дыхательных аппаратах, смогли туда зайти. Ценой невероятных усилий, в условиях жесточайшего мороза, им удалось открутить клапан аварийного стравливания газа наружу (клапан не трогали лет десять, его еще и погнуло от удара). Две трети газа стравили наружу, остаток превратился в огромный пятитонный кусок «сухого льда».
Следующие сутки теплоход ходил кругами в открытом море, а когда шторм немного утих, встал на якорь. Всё это время экипаж без отдыха боролся за живучесть судна. Срезали зазубренные края пробоин, заделывали их листами металла и деревянными щитами, ставили «цементные ящики». Через два дня шторм утих совсем. Спустили шлюпку, чтобы осмотреть повреждения снаружи. Осмотр проходил в скорбном молчании, настолько моряков потрясло увиденное. Начиная от середины судна в сторону кормы в полуметре от ватерлинии, каждые несколько метров шли вмятины, постепенно увеличиваясь в размерах и переходя в дыры. На две трети расстояния от середины судна до кормы из борта торчала причальная тумба, которая пробила борт и так и осталась в нем висеть. Корму с одного борта вообще разворотило почти полностью.
На третьи сутки привезли новые швартовные концы, так как швартоваться нам было нечем. И судно пошло в порт. Порт выглядел, как после боевых действий. Поваленные столбы освещения, перевернутая техника, кучи мусора. Землечерпалка полностью затонула, из воды торчали только мачты. Два других судна, находившихся в порту, и не успевших сбежать оттуда, выбросило на камни, и они затонули наполовину. Как мы потом узнали, там погибло несколько человек. Боцмана без документов из порта не выпустили, и он бомжевал в порту все три дня, пока не вернулось наше судно. Его насквозь мокрого, в одном только тоненьком комбинезоне и легкой курточке приютили местные работяги-строители, которые что-то строили на территории порта. Там в их вагончике он и жил. Они же его и подкармливали. От официальных властей не было никакой помощи, хорошо хоть без документов в кутузку не забрали.
Как только судно пришвартовалось, сразу, даже раньше Скорой, которую вызвали, чтобы отвести старпома в госпиталь, прибежали местные власти с претензиями по поводу поломанного причала и вопросом: «Почему судно покинуло порт без официального разрешения?» На то, что мы утонули бы, как другие суда, если бы не сбежали вовремя, им было глубоко наплевать. Зато возможность содрать штраф они пропустить не могли. На следующий день началась выгрузка. Жены улетели домой. Елка так и осталась стоять не наряженная. Вот такой, блин, Новый год.
После выгрузки судно приподнялось, и пробоины оказались довольно высоко от уровня воды. Путем долгих уговоров и, как я подозреваю, немалой взятки, судну разрешили сделать разовый переход до Николаева, где планировался ремонт.
После всех разбирательств компания прислала капитану и экипажу благодарственное письмо за спасение судна. Старпому сделали на колене операцию, все затраты на лечение оплатила компания за счет страховки. Но полностью нога не восстановилась, с тех пор он слегка прихрамывает. Плавать он бросил, сейчас работает в той же компании в должности суперкарго. Видел его пару лет назад – он вполне доволен жизнью.
До Николаева дошли без приключений, и встали в ремонт на бывший военный Черноморский судостроительный завод, где и проторчали полтора месяца. Вот там уже без приключений не обошлось.
И вот, наконец, мы дошли до Николаева. Еще издалека, на подходе к Черноморскому судостроительному заводу, где должно было ремонтироваться наше многострадальное судно, мы увидали стоящий там гигантский корабль. По мере приближения, в лучах утреннего солнца, он виден всё лучше и лучше. С плавными обводами, с хищно приподнятым носом, он прекрасен какой-то брутальной, космической красотой. Это – тяжелый авианесущий крейсер «Варяг». Несмотря на то, что все работы на нем прекратили восемь лет назад, и крейсер стоял все эти годы на консервации, ржавчины на нем почти не было видно – настолько качественный бронированный металл использовали для его создания. Я ощутил гордость и уважение к николаевским судостроителям, сумевшим построить это чудо. Наше судно поставили на соседний с ним причал, и впоследствии, все полтора месяца ремонта, мы могли им любоваться…
И вот судно пришвартовано, трап опущен – мы дома.
Первыми на судно поднялись пограничники. Начали со сверки всех документов: паспортов, контрактов и всяких бумажек. Малейшие разночтения: например Sergey и Serhey – повод для штрафа. У повара в сименс буке не стояла дата списания с судна (это было года три назад, и после этого есть отметки с нескольких судов), и такое «злостное» нарушение паспортного режима обошлось тому в сто баксов.
После того как была проведена общая проверка в течение, как минимум, двух часов, пограничники потребовали денег. Тогда мастер спросил: «За что?» Они сказали: «Чтобы всё прошло быстрее». Мастер платить отказался. После долгой торговли согласились, что вместо денег они (восемь человек) возьмут шестнадцать блоков сигарет, восемь бутылок водки и два ящика пива.
Затем пришли таможенники. Сразу пошли проверять артелку (склад провизии). Там они просто брали с полок всё, что им нравилось: колбасу, кофе, сигареты и спиртное – и запихивали себе в портфели до тех пор, пока те не смогли закрыться. Таможня вообще считает, что ей можно делать на судне всё, что угодно, у них «джокер» на пагонах. Был и полный шмон по каютам. Шмон в лучших традициях погромов: из всех шкафов всё обыскивается и скидывается на пол в кучу. На замечание: «Может, уберете за собой?» Ответ: «Нам некогда!»
Придирались абсолютно ко всему. У моториста на стене висел календарь с голой красоткой – оштрафовали за порнографию. На замечание, что всё то же самое можно купить в городе на любом углу, они стали потрясать скверными копиями каких-то указов за…надцатый год. В общем, сотку выманили. У каждого перепроверяли задекларированную и имеющуюся наличность. У боцмана нашли на десять баксов больше (тот просто не посчитал забытую в кармане куртки мелочь) – хотели оштрафовать на триста долларов, но потом сошлись на ста. Как они сами сказали, «урок за невнимательность». Перевернули пароход с киля до мачты! Нашли даже то, о чем не подозревали и старожилы. Пересмотрели все (!) видеокассеты на предмет порнографии. Докапывались даже до макулатуры (незадекларированный носитель информации). Проверили наличие краски, химии, запасов масел и топлива – ну, тут вроде ни к чему не смогли докопаться.
