Ознакомительная версия.
Чернота на доспехах стала материализовываться, густеть, приобретать субстанцию и пугающую глубину. Она впивалась в беззащитную сталь как лишай, разъедая, растворяя ее в себе, пока та не пошла мелкими алыми трещинками, охватившими весь комплект, как мелкая сеть, за два счета, и не развалилась на крошечные кусочки, словно старая бумага, на глазах у изумленных зрителей.
Агафон, стараясь не смотреть на них и целенаправленно избегая поднимать глаза на безутешного Семиручко, сразу двинулся к вешалке.
– Не беспокойтесь, я сейчас еще одни принесу…
– НЕТ!!!.. – это был не просто крик прапор-сержанта, это был вопль его истерзанной души. – Нет, я хочу сказать… Не надо, то есть… ваше премудрие, я хочу сказать… Я тут подумал и понял, что если их просто покрасить… кистью, я имею ввиду… у меня хороший состав есть… один барыга использует для закраски седины у лошадей… стопроцентная гарантия… омоложение на десять лет… то после обеда их уже можно будет носить… доспехи, в смысле… и они почти не будут пачкаться… а к вечеру будут совсем как новые…
– Я могу просушить, чтоб было быстрей, – не слишком успешно стараясь скрыть облегчение, вызвался чародей, но Панас шарахнулся от него, как от ржавчины.
– НЕТ!!!.. То есть, я хочу сказать, нет. Не надо, ваше премудрие. Спасибо. Но – не надо. Вы – большой маг, и должны заниматься большими делами. А такая мелочь, как покраска доспехов, может быть поручена вниманию простого служаки…
– Ну, если ты настаиваешь… – пожал плечами Агафон, всем своим видом подчеркивая: «вот видите, я старался, я хотел помочь, но он сам отказался».
– Да… пожалуйста… не в обиду вам… но я же разумею, что вас беспокоят государственные дела… а когда человека беспокоят государственные дела, человек не может беспокоиться о чем-то еще…
– Бездна понимания и сочувствия, этот прапор-сержант, – пробормотал чародей и радостно отступил на второй план.
Третий комплект доспехов, легкий и синий, как весеннее небо, был на скорую руку примерен на деда Зимаря, шлем всеобщим открытым голосованием решили не надевать, чтобы не скрывать сходство, и заговорщики отправились в царскую сокровищницу в поисках подходящего камня и цепи.
Благодарный Семиручко взял с деда обещание, что тот придет к нему после обеда часам к четырем, чтобы произвести окончательную подгонку костюмчика, включая регулировку ремней и выбор подплечников, и проводил до дверей.
Камень подходящих размеров в хранилище ценностей, принадлежащих короне, нашелся довольно быстро. Он даже был в золотой оправе. Но, совершено неожиданно, подыскать цепь, как у настоящего Костея, не получилось.
– Да нет же!.. – с раздражением отбрасывал в сундук Агафон уже сто пятнадцатое произведение ювелирного искусства. – Она ничуть не похожа на ту!
– А вот эта? – выуживал царь из другого ларя еще один образчик заморского плетения.
– Эта?..
– Нет, ваше величество, – вмешивался тут Саёк. – Эта плоская, а у него такая… круглая…
– Ладно… А эта?
– Эта слишком тонкая…
– Эта слишком ажурная…
– Эта слишком вычурная…
– Эта слишком блестящая…
– А эта вообще перекрутилась!..
– Это дизайн такой, – недовольно окинув взглядом свою любимую цепь, сообщил магу царь.
– Ну так тем более на его не похожа.
– А эт… – Симеон заглянул в шестой сундук, для верности пошарил по дну рукой и растерянно взглянул на соучастников: – Всё… больше ничего нет – мы всё перебрали…
– И ничего не подошло? – педантично уточнил Граненыч, несмотря на то, что он был свидетелем всего процесса.
– Н-нет… – растерянно переглянулись Агафон и Саёк.
– Да что же это такое!.. – возмутился Симеон. – Неужели у меня, монарха самого Лукоморья, нет в хозяйстве такой цепи, как у какого-то там Костея? Чем, хотелось бы мне знать, она так хороша, что равной ей нет даже у меня?!
– Хороша?.. – маг и курьер снова переглянулись и, не сговариваясь, в унисон покачали головами.
– Да не хороша она вовсе, – поморщился Саёк. – Она такая… простая… грубая…
– Ничем не примечательная…
– Неинтересная…
– Как кузнецом кованая…
– Круглая, а в длину длинная…
– Как собачья, что ли? – усмехнулся дед Зимарь, и совершенно неожиданно оба эксперта по Костею подпрыгнули.
– Ну да!..
– Точно!..
– Как же это я сразу не подумал!..
– Точь-в-точь как собачья!..
– Только золотая!
Все устремили вопросительные взгляды на царя: не сидит ли у него часом на заднем дворе кто-нибудь из барбосов на золотой цепи?
Симеон задумался, нахмурил лоб, потискал в кулаке бороду, и вдруг просиял.
– Будет вам к обеду золотая собачья цепь!
– Это как?..
– Прикажу ювелирам простую позолотой покрыть, и вся недолга!
– Тогда встречаемся после обеда, а пока – вперед! Нас опять ждут великие дела!..
Через несколько часов, аккурат после обеда, когда дед Зимарь, получив огромный рубин на позолоченной собачьей цепи, спустился в царство старшего прапор-сержанта для примерки и подгонки, от Лесогорских ворот на трофейном ковре прилетел гонец и с горящими глазами доложил, что по лесогорской дороге прямо к ним полным ходом движется большой вооруженный[174] конный отряд под Лесогорскими же, соответственно, знаменами.
Был немедленно кликнут Саёк с флагманским ковром, и вся делегация оборонного командования – царь, его курьер, его главком, советник главкома на Масдае и гонец из дружины на черном с закрашенными государственными символами царства Костей ковре помчались с совсем не царской скоростью к Лесогорским воротам. Челяди, уже с воздуха, был дан громкий и срочный приказ готовить гостям дорогим хлеб-соль, мясо-картошку, рыбу-кашу и квас-компот, и дворец загудел и зарябил движением, словно улей в погожий день.
Группа встречи и приема лесогорской военной помощи успела к воротам в самый раз, чтобы посмотреть красочное зрелище пробивающегося сквозь на глазах редеющие ряды врага великолепно вооруженного отряда на поджарых и злых боевых конях. Впереди на белом скакуне махал мечом, как легким прутиком, широкоплечий, умудренный годами и боями и стратагемами военачальник лесогорцев с мужественным суровым лицом. Перед таким лицом хотелось встать по стойке «смирно», сдать оружие и уйти в монастырь, потому что с первого взгляда было ясно, что ничего более совершенного военное искусство Белого Света не исторгало и не исторгнет за всю историю своего существования. Но лукоморцы, не переходя на лица, просто открыли ворота, и в город влетело подкрепление от соседей, преследуемое спохватившимся врагом.
Едва не прищемив хвост последней лошади, тяжелые створки ворот захлопнулись, и на чересчур резвую пехоту противника обрушилась вся огневая мощь лукоморской дружины.
Масдай спустился неподалеку от конницы, топтавшейся в смущении у порога города и рассматривающей во все глаза трофейный таран, и Симеон торжественной поступью приблизился к командиру лесогорцев.
– Ваше величество, – лесогорец прозорливо определил главного из трех и поклонился. – Докладываю, что подкрепление из Лесогорья, союзной вам державы, прибыло. Мое имя – полковник Еремей.
Царь прослезился, приподнялся на цыпочки и обнял Еремея поперек подмышек – дальше не достал.
Граненыч, ограничившись корявым поклоном, навскидку прикинул количество конников – полтысячи, не больше.
Проницательный полковник правильно истолковал задумчивый вид лукоморского главкома и поспешил его успокоить:
– Мы – передовой отряд. Остальные десять тысяч идут с продуктовым обозом, будут у вас дня через два-три.
Митроха улыбнулся:
– Ну, если с продуктовым, то хорошо… И, кстати, о продуктах. Милости прошу, гости дорогие к нашему столу – покормить вас с дороги не мешало бы.
– А где у вас стол? – практично поинтересовался Еремей.
– Во дворце – для вас и ваших десятников. А остальных уж поскромнее приветим, но тоже не обидим. Война – войной, как говорится, а обед по расписанию.
– Хм… – задумался на мгновение лесогорский полковник. – Тогда я бы оставил здесь сотни полторы – на всякий случай, вдруг ваши враги разволнуются после нашего прихода – так мы их живо успокоим. Остальные пойдут со мной. Во дворце у нас, я думаю, совещание будет?
– Будет, – кивнул царь.
– Так вот после него остальных и распределим. Они – в вашем распоряжении.
– А обед?.. – несмело заикнулся Агафон, который обед пропустил и теперь мучался при одном воспоминании и ароматах, истекающих из царской кухни.
– Обед – по расписанию, – хитро подмигнул ему Еремей.
К удивлению обкома, во дворец на обед, совещание и экскурсию от всех пяти сотен пошел один Еремей. Но, как заметил еще Шарлемань Семнадцатый, низложенный монарх Вондерланда, в чужой монастырь со своим самоваром не ходят, и три сотни с половиною были оставлены в покое на подъездной площади у парадного входа дожидаться решения.
Ознакомительная версия.
