Музей открывался в 10 утра. Я позвонил в пять минут одиннадцатого.
— Ну? Ну?!
— Спокойнее. Спектроскоп занят. Как только выяснится, позвоню.
Я оглянулся. Марии не видно. Я позвал жену.
— Пап, она ушла! — крикнула в ответ Мелисса.
— Куда?
— Покупать подарки к рождеству. А к двум ей в парикмахерскую, делать прическу.
— А ты чем занимаешься?
— Подарки заворачиваю. Я же иду к Кристине на рождество. В двенадцать за мной заедет миссис Смит.
— А Питер где?
— Я играю! С машинками! — донесся дискант сына.
— Ладно. Играй. Я еще посплю, Мелисса! Не виси на телефоне, я жду звонка.
Я лег и проспал до часу, а когда встал, то чувствовал себя бодрее. Я решил выпить — отметить событие, и спустился вниз в пижаме и в халате. Питер все возился с машинами у камина. Было холодно и дождливо, и я подбросил полешков в огонь.
— Завтракал? — спросил я.
— Ага. Мелисса дала мне булку с сосисками, с горячими.
— Умница Мелисса.— Я отправился на кухню, налил себе джина с тоником и сел в ожидании звонка Джорджа. Выпил еще. Потом решил полюбоваться Гогеном. Картины исчезли.
Кто? Как? Питер? Мелисса? Мария? Вор? Очень спокойно я подошел к Питеру.
— Скажи-ка мне, сынок, ты что-нибудь брал из кладовки?
— Нет, пап. Даже дверь туда не открывал, — Питер, может, и разбойник, но врать никогда не врет.
Мария? Я позвонил в парикмахерскую.
— Милая, ты что, переложила Гогена?
Нет! Они... не может быть!
Может. Они исчезли.
— Нет!
— Да!
— Питер?
— Говорит — не брал. И я ему верю.
Мелисса?
Ушла на рождество к Кристине.
На другом конце провода долгое молчание. И — надрывное:
— Нет! О нет!
— Что такое?
— Ты знаешь, что Мелисса обожает заворачивать подарки. Утром она говорила, что у нас почти не осталось оберточной бумаги.
— Боже! Перезвоню! — Я набрал номер Кристины, но в трубке сыпались частые гудки. Я рванулся к дверям, крикнул Питеру, что вернусь, и выбежал под дождь в халате и шлепанцах. Дом Кристины стоял за несколько кварталов от нашего выше, на холме. Мы были знакомы с ее родителями: играли вместе в бридж. На бегу мне вспомнилось, что на детских праздниках есть обычай, как только развернут подарки, бумагу тут же сжигают в камине. Я карабкался наверх, точно обезумевший. Потерял шлепанец, потом другой. Мне было все равно. Вот-вот настанет черед подарков.
Я ворвался в дом. В комнате было полно ребятишек, три-четыре мамы. Дети уже раскрыли подарки и теперь, усевшись на полу, сражались за них. Весело трещал огонь, пожирая бумагу.
Увидев меня — в халате, небритого, мокрые волосы дыбом, с босыми ногами и дикими глазами, дети потрусливее разревелись. Мне было все равно. В другом конце комнаты я заметил Мелиссу, подскочил к ней и схватил ее за горло.
— Картины из кладовки брала?
— Да! — пискнула девочка.
Подарки в них заворачивала?!
— Уорнер,— вмешалась мать Кристины.— Мелисса уже посинела!
— Ой, прости, детка! — Я выпустил Мелиссу.
— Нет! — закричала девочка.— Не заворачивала!
— А куда дела?
— Они у меня в комнате,— расплакалась Мелисса.— Они такие красивенькие, вот я их и развесила у себя!
— Да,— раздался голос миссис Смит.— Все мы пьем немножко много. Но чтобы до такой степени!..
— Прости, Мелисса. Прости.— Я повернулся к дамам.— Извините за вторжение. Простите. Извините.— Я отступил к дверям.— Сегодня я сам не свой.
— Уж это точно! — донеслось мне вслед.
Я помчался, поливаемый дождем, к дому. Пролетел гостиную — там по-прежне- му играл перед камином Питер. Наверх, а Мелиссину комнату.
Пять картин висело на стенах, она прикрепила их булавками. Я присел на кровать, хватая ртом воздух в невменяемом состоянии. Вошел Питер.
— Ты что, пап?
— Ничего, сынок. Задохнулся вот немножко.
Тебя дядя Джордж просил позвонить. Сразу же.
— А? Ну ладно. Будь умницей, папа тебя любит.— Я потрепал мальчика по голове и пошел звонить Джорджу.
— Уорнер, крепись. Наша экспертиза показала — картины подлинные. Поздравляю!
Я был слишком ошеломлен, даже не мог реагировать!
— Спасибо, Джордж.
— Мне бы хотелось рассказать о Гогене директору. У нас сейчас в фонде крупная сумма. Думаю, он бы с удовольствием сделал первое предложение. Но я жду твоего разрешения.
— Конечно. Скажи. Почему нет.
Позвоню тебе. Пока.
Я позвонил Марии в парикмахерскую, рассказал все, и она упала в обморок. Опять телефон. Джордж.
— Переговорил. Директор жаждет взглянуть. Минут через пятнадцать можно мы подъедем?
— Разумеется. Я — дома. Тащи его.
Я побрился, принял душ и принарядился. Перед директором мне хотелось казаться богатым. Картины надо бы снести вниз, развесить там.
Я поднялся к Мелиссе. Картины исчезли. Куда теперь-то?
Питер внизу играл перед камином.
— Питер, куда делись картины? Из комнаты Мелиссы?
— Сюда их перетаскал.
— А где же они?
— Я их сжег,— мальчик показал на огонь.
— Что?! — Я увидел, как скручивается и воспламеняется холст в камине.
— Да на них же голые женщины! — закричал Питер.— Мерзопакостная дрянь! Жен-щи-ны! Го-лые! — Он застучал в такт машинкой по полу.— Мер-зо-па-кост-ная дрянь!!!
