При этом терминология у Дроздова абсолютно килерская.
— Мне, — говорит, — вчера Лукашенко заказали.
— Ну и что? — спрашиваю.
— Заказали — сделаю.
— Когда?
— С первого раза, — говорит, — может не получиться, но ты не беспокойся — через неделю будет готов...
Да я и не беспокоюсь. Моя-то совесть чиста. Я пишу очередной, совершенно невинный сценарий, и он попадает на озвучание. Там в дело вступают четыре лицедея, по всей видимости, давно продавшиеся международному сионизму: Борис Шувалов, Александр Груздев, Василий Стоноженко и Сергей Безруков.
Этот последний (давно пора выдать его со всеми потрохами) озвучивает две трети наших персонажей. Резиновые Ельцин, Жириновский, Горбачев, Рыбкин, Явлинский, Зюганов, Клинтон... — это все он, он!
Притворяется русским и блондином, для отвода глаз играет Есенина, но при этом — натуральная сатана! Когда, стоя рядом со мной, он без предупреждения заговорил однажды голосом Владимира Вольфовича, я отшатнулся: у Безрукова изменились глаза. Голубые и веселые в жизни, они вдруг стали тяжелыми, оловянными, и в них маячила та самая "неизреченная бесстыжесть", о которой за век до явления Жириновского России писал Салтыков-Щедрин. Клянусь, стоять рядом в этот момент было страшновато.
Не говоря уже о том, что на озвучании они все время импровизируют, а я отвечай за них перед патриотическими силами! Давно бы убил, наверное, за такие подставы, если бы восторженные почитатели программы все время не благодарили меня за шутки, которых я не писал. Приходится терпеть.
А "упал — отжался", рожденное во время такого актерского баловства перед микрофоном, из программы сразу ушло в народный фольклор — и впоследствии стало одним из слоганов президентской кампании генерала Лебедя. Кстати, Александр Иванович! За такие вещи принято платить. Актеры — люди небогатые...
После озвучания начинаются съемки. Двенадцать минут эфира снимаются три полных съемочных дня, по десять часов.
Дело в том, что движутся куклы с огромным трудом, причем — трудом нескольких человек. На каждого из этих резиновых монстров работают трое: один актер-кукольник обеспечивает движение глаз, другой — артикуляцию, третий — жестикуляцию (предварительно всунув свои руки в рукава костюма и надев резиновые "руки" персонажа на свои).
Вот где начинается настоящее кощунство! Я, господа, просто паинька по сравнению с этими паяцами. Уважения к орудиям своего труда они не испытывают никакого. "Ты моего урода не видел?" — "Да вон он, твой дебил, в коробке"...
Поскольку три человека должны исчезнуть за одной куклой, а кукол в кадре бывает сразу по нескольку, то трудовой коллектив по десять часов в день валяется в пыльном павильоне под нашими резиновыми изделиями в позах, рядом с которым блекнет любая камасутра. И хорошо еще, если валяются артисты — в павильоне...
А то, бывало, включишь компьютер и эдак влегкую пишешь: "Зима. Поле. Вьюга..." А потом десять несчастных кукольников лежат по твоей милости трое суток в реальном зимнем пейзаже, на полу разбитого, продуваемого насквозь автобуса.
Все, включая девушку с потрясающим именем Лилия Чекстер.
После съемок программы "Заложники", где все именно так и было, бригадир кукольников Игорь Зотов начал регулярно звонить мне в конце недели и вежливо интересоваться: где происходит действие моего нового сценария? Не принесла ли мне моя Муза в подоле чего-нибудь происходящего на льдине или в Каракумах? Узнав, что в этот раз все будет сниматься в сухом и теплом месте, Зотов долго благодарит меня от имени трудящихся.
Когда-нибудь они просто меня прирежут в подворотне на радость трудовому коллективу газеты "Завтра".
Одна надежда: может быть, у кукольников просто не останется на это сил. По крайней мере, я с моими коллегами третий год стараюсь не давать им времени для вдоха. Мы гоняем их — каждую неделю, по трое на куклу, по восемь дублей, пока артикуляция не совпадет с фонограммой, жест — с поворотом головы, взгляд — с жестом...
И при этом, повторяю, желательно, чтобы из-за куклы не мелькнуло чье-нибудь плечо или голова.
Пичул рассказывает, что за три года настолько настропалился, глядя в монитор, "ловить" эти моменты, что уже не в силах перестроиться — и когда видит на экране живых политиков, все время пытается рассмотреть: кто же там стоит за их спинами?
Тяжелое в моральном отношении "кукольное" время кончилось в ночь на четвертое июля 96-го года. Власть, за год до этого устроившая рекламную кампанию "Куклам", шикарно отрекламировала просторные коробки фирмы "Xerox" — и пошла на второй срок.
Вместо самого опасного произошло самое противное, и демократия победила. Та самая демократия, про которую Бернард Шоу сказал, что это лучшая гарантия того, что вами не будут управлять лучше, чем вы того заслуживаете.
Теперь мы снова могли шутить, не опасаясь ничего, кроме неприятностей для самих себя.
...Как-то раз, зимой, Черномырдин захотел поохотиться на медведей. Охота была немедленно организована в заповеднике на Ярославщине; премьер-реформатор прилетел к берлоге непосредственно на вертолете. Обо всем этом стало известно журналистам; в "Огоньке", а потом в других изданиях появились сообщения о премьерской охоте; программа "Времечко" даже устроила сороковины невинно убиенных медвежат...
В общем, Черномырдина, что называется, достали.
Накласть в карман любезному премьеру сподобилась и программа "Куклы". В программе "Витя и Медведь" резиновые собеседники резинового ЧВСа не давали ему покоя медвежьими ассоциациями: то бюджетники сосут лапу, то у левых сил зимняя спячка, то Большая и Малая Медведицы плохо расположены...
Программа Виктору Степановичу не понравилась настолько, что оне позволили себе передать свои чувства руководству телекомпании. Мы, разумеется, были довольны, ибо уже два года считаем высочайший гнев лучшей похвалой программе. Но это все оказалось только завязкой. Жизнь продлила придуманный нами сюжет.
Рассказывают вот что: через несколько дней на заседании правительства, проходившем, как положено, под председательством многострадального ЧВСа, выступал главный таможеник страны г-н Круглов. И вот, рассказывая о трудностях таможеной службы, он позволил себе на голову метафору: мол, есть еще у нас медвежьи углы...
Тут Виктор Степанович рявкнул на таможеника так, что тот чуть язык не проглотил.
— Сядь! Все! Хватит!
Тот попытался объясниться: мол, про медвежьи углы — это он в порядке самокритики...
— Сядь на место! — крикнул реформатор.
И еще, говорят, минуту в страшной тишине перекладывал ЧВС с места на место бумаги, не мог продолжать заседание.
Бедный главный таможенник так и не понял, чем же провинился перед руководством. Будем надеяться, что, заглаживая инцидент, он не стал дарить Виктору Степановичу конфеты "Мишка".
Закончу, однако, также на самокритике: ведь готовясь писать ту программу, я выписал в столбец все, что смог вспомнить в русском языке на косолапую тему. Мне казалось, я ничего не забыл...
Но судьба приберегла "медвежьи углы" — для отдельной репризы в зале заседаний правительства.
Реакция прототипов на себя, любимых — вообще очень показательная вещь. И очень забавная. Почти никому из них не нравится свой портрет — все, от Гайдара до Зюганова, совершенно искренне считают себя симпатичнее, мужественнее, умнее, обаятельнее одноименного персонажа... При этом все остальные куклы (кроме своей) их устраивают вполне!
Пожалуй, только генералу Лебедю наше зеркало пришлось по вкусу — причем настолько, что он, по-моему, начал корректировать свой образ в сторону черного абсурда, дабы окончательно соответствовать страшноватому обаянию нашего Терминатора Ивановича.
Хотя, надо признать, что при личной встрече с собственной куклой (а такое случалось) прототипы оттаивали — волшебная сила искусства!.. Особенно впечатляюще повел себя все тот же Виктор Степанович.
Многие, как и я, видели это на экране телевизора. Премьер, судя по всему, действительно не знал о привезенном в его резиденцию двойнике — по крайней мере, когда увидел того рядом с собой за столом, реакция была поразительной. Мы с Пичулом сошлись на том, что сыграть это невозможно, таких актеров нет. Отхохотавшись, Виктор Степанович несколько раз принимался говорить что-то судьбоносное, но не выдерживал и начинал хохотать снова. Как ребенок, он теребил своего двойника за рукав, спрашивал у него "ты чего мордатый такой?"... Потом, впрочем, признался: похож.
Многие обижались на меня за те или иные шутки — но одна обида стоит особняком.
...Одна из самых качественных наших программ вышла в начале января 1996-го, вскоре после безоговорочной победы коммунистов на парламентских выборах. (Вообще, я заметил, к "Куклам" вполне применимо мао-дзедуновское "чем хуже, тем лучше" — самые хорошие передачи появлялись в самые плохие для страны дни: после Буденовска, после победы коммунистов на парламентских выборах, между первым и вторым туром президентских; в дни, когда начались теракты на улицах Москвы. И наоборот — в периоды политического затишья мы порою сбивались на общие места, начинали играть на интонациях... Что поделать, в каком-то смысле мы — политические стервятники, питаемся политической падалью; как бы мы работали в какой-нибудь цивилизованной стране — вообще страшно подумать...)
