Ознакомительная версия.
Возле самолета в шумном окружении детворы и жителей с ближайших, домов, скучно похаживал Антон Яковлевич. Остап представил его и как летчика беспосадочного перелета, и как конструктора самолета.
Осмотрев авиетку, председатель сказал:
— Да, товарищи летчики, у нас нет возможности отремонтировать ваш самолет. Чем можем помочь, так это отправить вас с машиной по железной дороге в Москву.
— Или же в Киев, — подсказал руководитель осовиахимовской секцией помощи авиации. Он с двумя другими авиаторами-любителями подкатил вслед за машиной на конной пролетке.
— Или в Киев, — согласился председатель.
— Там сейчас автожиры начали выпускать, — заявил авторитетно авиатор-любитель, заглядывая во внутрь фюзеляжа авиетки.
— Нет, товарищи, — грустно покачал головой Рощин. — Уж если отправлять, за что я буду вам очень благодарен, так лучше в Москву. Там у меня мастерская, запчасти, опытные помощники…
— Понятно, так и договорились. А с нашими любителями-авиаторами можете приступить к разборке и упаковке вашего самолета, и, заканчивая свое начальствующее определение, председатель добавил: — Ну, а поскольку сейчас уже вечер, то отбуксируем ваш самолет в наш двор, определим вас на постой, товарищи, снабдим талонами на питание.
— Спасибо, большое вам спасибо, — рассыпался в словах благодарности Рощин, а за ним и Бендер.
Был уже поздний вечер, когда авиетку Р-1 конная упряжка втащила во двор районного Осовиахима. Здесь она была уже под охраной местных энтузиастов. На следующий день ей предстояло быть разобранной, упакованной и со своим конструктором отправиться в Москву.
Рощин и примкнувший к нему Остап, ставший за это время чуть ли не возглавителем беспосадочного перелета, были определены в городскую гостиницу и наделены талонами в общепитовскую столовую.
За ужином Остап говорил:
— Антон, видите, все улаживается не таким уж скверным образом. Завтра вы будете читать в газете свое интервью о вашем беспосадочном перелете. Ваша машина будет упакована и вы с ней отправитесь домой. Что же касается меня, то я перед дилеммой: ехать с вами или не ехать.
— Решайте, мы уже подружились и мне будет скучно без вас, — улыбнулся за все последнее время летчик первый раз. — Вместе с вами мы займемся ремонтом авиетки, будем конструировать новую модель. Вы станете членом нашего Осовиахима. Решайте, дорогой Остап.
— Да-а… — протянул Бендер и перед его глазами пронеслись его прошлые московские деяния.
Вспомнил он студенческое общежитие монаха Бертольда Шварца, Кису Воробьянинова, покусившегося на его жизнь, погоню за стульями, последнюю встречу с Шурой Балагановым на Рязанском вокзале и много-много другого. Все эти картины, как отрывочные кинокадры из разных фильмов, склеенные в одну ленту, пронеслись перед его глазами. Он тихо промолвил:
— Я подумаю, подумаю, Антон…
Эту ночь они спали крепким сном на чистых и мягких постелях. А утром, после чая с пирожками в гостиничном буфете, устремились ко двору Осовиахима.
Здесь их уже ждала целая группа осовиахимовских любителей авиационного дела, готовые по указанию летчика приступать к разборке и упаковке ставшей уже знаменитой в их глазах авиетки Р-1.
Остап с интересом наблюдал за всей этой суетой, за указаниями Рощина и участия в работе не принимал. Рабочих рук было предостаточно и даже с избытком.
Бендер хотел закурить, отойдя в сторону, но тут раздался голос Рощина:
— Остап Ибрагимович, тут ваш сверток одежды. Возьмите, а то он так и отправится без вас в Москву, поскольку вы не решили ехать со мной, — с сожалением в глазах смотрел летчик на своего необычного друга.
— Ах, да, — спохватился Остап. — Если бы вы знали, что это за вещи, дорогой Антон, кому они еще недавно принадлежали…
— Скажите, — вопросительно покрутил тот сверток.
— Как-нибудь в другой раз, Антон, — ответил Бендер. И начал снимать комбинезон летчика.
Глядя на его переодевание, Рощин сказал:
— Ну, комбинезон, пожалуй, я возьму, много предстоит мастеровой работы, а шлем я вам дарю. На память о нашем полете, — с добрым чувством улыбнулся летчик неожиданному своему пассажиру, который оказал ему так много помощи в его необычайных приключениях.
— Спасибо. Взамен я вам дарю вот эту армейскую фуражку. Она, правда, без козырька, но пусть напоминает вам обо мне, дорогой Антон. А это я вам возвращаю, — протянул он летчику очки, которые и сейчас украшали его голову в шлеме.
— Возьму, они вам без надобности. Что ж, будем прощаться, дорогой Остап?
— Ну, нет! Упаковывайте, я провожать вас еще буду. Да и вечером встретимся в гостинице, Антон, — помахал рукой Бендер.
— Прекрасно, друг, — ответил тоже взмахом руки летчик и вернулся к своим помощникам.
Бендер одел толстовку Козлевича, завернул в обрывок газеты свой единственный сапог, с которым он по какой-то необъяснимой причине никак не мог расстаться, и вышел со двора местного Осивиахима на улицу.
Солнце висело над домами. Ветер морщинил лужи после ночного дождя. Во дворах по-весеннему орали петухи и волновались куры. Сквозь щели дощатого тротуара хлюпала грязь. По голой мостовой грохотали подводы с рогожевыми кулями. Воробьи слетались к навозу. На углу Софиевской и Общепитовской кричали торговки пирожками и семечками. Обхватив столб с обрывком объявления: «Лечу половые болезни…», вдрызг пьяный банщик Афанасий разгульно выкрикивал что-то нечленораздельное.
— Сигуранца проклятая, конечно, это не Рио-де-Жанейро, — с сердечным вздохом проговорил вслух обладатель ордена Золотого Руна, смахивая брызнувшие капли грязи на его бутылочные краги.
«А может, действительно, поехать с Рощиным в Москву и стать авиаконструктором — летчиком? — усмехнулся Остап. — Нет, это заботы, это работа, у меня нет никакой тяги к авиастроению. Вот Адама Козлевича туда, это да. Он был бы славным помощником Антону Яковлевичу. А я человек свободный, как горный орел. В моей голове, несмотря на крушение, по-прежнему сидит хрустальная мечта моей юности. Теперь я не сделаю уже такого глупого перехода через границу к румынским боярам, сигуранца проклятая», — не проговорил последние слова, а зло прошипел обворованный потомок янычаров.
— Уу-х, — проскрипел онзубами и пристукнул кулаком по ладони другой руки, чуть, было, не выронив свой газетный сверток.
Остап вышел на проспект Ленина и остановился как вкопанный. Перед ним, ударяя броским шрифтом по глазам, на тумбе висела красочная афиша:
«С 3 по 15 апреля с.г., в клубе работников гужевого транспорта ставится спектакль «ШЕЯ». Народная трагедия в 3-х актах Р. Глухомлинова. Вход 50 коп. Начало в 6 часов вечера. В буфете чай, пирожные, кефир и пиво. Дирекция»
— Глухой! — радостно засмеялся Остап, как человек нашедший вдруг свою потерянную ценность, — С моей «Шеей»! Ну плагиатор! — мстительно прокричал потомок янычаров.
Здесь надо пояснить, почему эта афиша вызвала у великого комбинатора такие эмоциональные слова.
После краха конторы «Рога и копыта» Бендер оказался в безденежном состоянии. Проезжая мимо І-й Черноморской кинофабрики у него родилась мысль написать киносценарий для многометражного фильма.
Живя на постоялом дворе, Остап при свете керосиновой коптилки за ночь написал киносценарий под названием «Шея». Утром понес его на фабрику. Пробившись сквозь ералаш, царящий там, Бендер предложил свой сценарий.
— Какой? — спросили его.
— Хороший! — убедительно ответил Остап.
— Для кино немого или звукового?
— Немого.
— Не надо!
— Как не надо!
— Немого кино уже нет. Обратитесь к звуковикам.
Звуковики тоже ответили отказом, так как звукового кино еще нет.
— Да как же так?! — потряс листами своего творения Остап.
— Да так. Немое кино уже не снималось, а звуковое еще только организовывалось с неполадками в связи с переходом от немого к звуковому кино. И тут до сочинителя скороспелого сценария дошел слух, что в какой-то комнате сидит человек и срочно творит звуковое кино. Остап бросился к нему. Новатор звукового кино оказался глухим. Криком Бендер заявил о своем сценарии.
— Прекрасно! — сказал глухой. — Мы сейчас же втянем вас в работу.
— А как насчет аванса?! — прокричал Остап.
— «Шея» — это то, что нам нужно. Посидите здесь, я сейчас вернусь, и со сценарием в руке глухой скрылся за дверью.
Прождав около двух часов, Остап вышел из комнаты и узнал, что глухой звуковик уже давно уехал и не вернется, так как его срочно перебросили в Умань для ведения культработы среди ломовых извозчиков. Это рассмешило бы Бендера, а сейчас ужаснуло, так как глухой увез его сценарий многометражного фильма «Шея».
Ознакомительная версия.
