в ожидании драмы, Неля обнаружила свою мать, беспечно воркующей с соседкой, и не подозревающей о предстоящем выслушивании обвинительной речи дочери с максимальным использованием глоссария обсценной лексики. Когда теща, наконец, поняла в чем ее обвиняют, она не прощаясь с новообретенными подругами добровольно, покинула очередь без покупок. В отличие от бабушки, за свои действия Пиллти получила награду.
Свое покровительство Пиллти распространяла и на всех водоплавающих нашей семьи. Она не терпела воду во всех ее ипостасях. Уговоры Пиллти пройтись по луже, выйти на прогулку в дождь, порезвиться на мокром снегу принять ванну встречало сильное сопротивление. Поэтому когда мы все вместе собирались на пляж, коллективное купание по прихоти Пиллти становилось невозможным. Ее убежденность в том, что мы непременно утонем, по ее мнению давало ей право не пускать нас к воде. В случае нашего непослушания она предолевала свою гидрофобию заплывала нам за спину и выталкивала из воды, нарушая наше суверенное право на морской отдых. Не помогали и уловки с тайным перемещеним на соседний пляж. Преступление мгновенно раскрывалось и нарушитель был вынужден возвращаться в лоно семьи на выделенный участок суши.
Наша семейная жизнь проходила по моральным правилам, установленными самой Пиллти. Мы не ожидали, что она сама найдет себе супруга и всеми силами навязывали ей в мужья самых родовитых и прославленных сеттеров. Мы буквально подвергали ее сексуальному насилию со стороны тех, кого считали для нее достойной партией. В обустройстве ее личной жизни принимали участие самые титулованные собачьи сводники, но она отвергала все предложения, не желая потомства без любви.
Вообще-то у Пиллти был сердечный друг, влюбленный в нее Ромео. Он, как настоящий рыцарь, сопровождал ее повсюду, оберегал ее от опасных связей, прогонял конкурентов, укладывался на ночь на коврике перед дверью возлюбленной. Пропитанный до кончиков ушей тестостероном и сладкими мечтами о скором наступлении утра, они ночи напролет пел любовные серенады. Несмотря на все его достоинства, из-за его маленького роста, Пиллти могла предложить ему только платоническую любовь или вечную дружбу.
Мы решили, что Пиллти бесплодна и не возражали, когда она отпрашивалась погулять в одиночестве. Во время одной из таких прогулок нам в дверь позвонил сосед препубертантного возраста с сообщением о том, что Пиллти во дворе "примерзла" с другой собакой. После разъяснения этимологии термина "примерзание" мы поняли, что произошло прелюбодеяние и, судя по описанию внешности прелюбодея, им оказался обитатель уличных трущоб и помоек, невзрачный кривоногий коротышка с повадками вора-сумочника. Причина предпочтения Пиллти зтого уродца добропорядочным красавцам сеттерам мне не понятна. Этот сударь иногда бывал у нас в гостях и даже рассматривался, как потенциальный жилец и успел получить прозвище " Подшипник". Однако он не выдержал испытаний по курсу гигиены и был выдворен по прежнему месту жительства.
Зная о бесплодности Пиллти, мы не очень волновались о последствиях этого мезальянса. Мы лишь заметили в Пиллти некую духовную окрыленность и на фоне улучшения аппетита.
Спустя два месяца, Пилти стала беспокойной, подавала мне какие-то знаки и, в конце концов, внедрилась на наше супружеское ложе с моей стороны, всячески намекая на мою тупость и неспособность понять, что она фертильна и нуждается в ветеринарной помощи. В отличие от меня она проявила большую сообразительность. Зная что всем в доме управляет Неля, она обращалась персонально ко мне распознав во мне человека, проходившего в институте курс ветеринарной гинекологии. Польщенный ее выбором, я стал более пристально наблюдать за финальной фазой ее беременности в надежде на благоприятный исход естественных родов. К сожалению она не смогла сама справиться и я принял решение извлечь потомство хирургическим способом. Увы, ее детки оказались нежизнеспособными, а проведенная мной операция навсегда положила конец ее способности к обрестению радости материнства.
Ее дальнейшая жизнь потекла спокойнее, исчезли толпы поклонников у нашего подъезда, никто более не пел серенад, даже бывший сердечный друг, завел отношения на стороне, а запах его тестостерона на коврике перед нашей входной дверью, распылился в пространстве и времени.
После у Пиллти была сложная эмиграция В Лос Анжелос, прогулки по солнечному Голливуду с его вечно цветущими холмами и красочной понорамы города с их вершин. Она упивалась ароматами цветущих клумб и не собранных экскрементов других просетителей газонов. В Лос Анжелесе мы научились собирать помет Пиллти в специальные мешочки, чем вводили в недоумение и брегливость местных жриц любви, по дружески предлагавшие Неле не заниматься грязной работой, а вступить в их профсоюз.
По прошествии нескольких лет счастливой и сытой жизни Пиллти вынуждена была покинуть этот прекрасный город и эмигрировать в Нью Йоррк, где вскоре после тяжелой болезни нашла свой вечный покой.
Однажны, еще во времена жизни в Одессе, у Пиллти гостили Бонни и Подшипник. Их мирная беседа была прервана внезапным и неожиданным появлением гостя, не получившего приглашения на вечеринку. Незванный гость являл собой рыжее пушистое кошачье архитектурное совершенство и такую же совершенную наглость. Еще на улице он приметил Нелю и, как опытный ловелас, включил весь свой инструментарий соблазнения. В его арсенале был и откровенный флирт и демонстрация внешнего лоска и чарующее обаяние. Неля попалась на уловки соблазнителя, как малоопытная школьница, открыв ему дверь в нашу обитель. Гость не обременял себя вежливыми манерами, войдя в дом, он немедленно проследовал к источнику питания. По пути он щедро и справедливо распределил оплеухи обоим гостям и угрожающе шикнул на хозяйку. Все трое опознали в нем негодяя, но проглотив обиду изобразили радушных хозяев, уступив гостю свои кормушки. Плотно отобедал, он отказался от выпивки, за что был прозван Егором Кузьмичом в честь крупного советского партийного деятеля, пытавшегося ввести в стране сухой закон, где с древних времен главной национальной скрепой является алкоголь, как базовый фактор духовного союза соотечественников.
Казалось, Егору Кузьмичу у нас понравилось и он решил влиться в состав нашей семьи. На правах нового обитателя он обзавелся частной собственностью, присвоив себе кормушку Пиллти, мое зеленое кресло и детскую кроватку Кости, в которой, в определенные часы, он позволял находиться бывшему хозяину. Надо отдать должное Егору Кузьмичу, он не стал требовать персонального туалета, а предпочел пользовался дворовым. Эта уступка побуждала Егора Кульмича к сложным и опасным альпинистским маневрам для спуска с балкона 3-го этажа на грешную землю, удобрив которую, он возвращался тем же путем. Его единственной альпинистской снастью были стебли дикого винограда, тянувшиеся от земли к свету нашего балкона.
Однажды, ожидая на балконе возвращения Егора Кузьмича с прогулки, я заметил как добрая половина населения нашего многоквартирного дома заняла места на своих
