Что-то далековато от Альп проходили альпийские игры! Потому что были они не альпийскими – олимпийскими.
...Весна уже вкралась в последние дни апреля, незаметно и проворно, как вкрадывается увлекательная опечатка в газетную передовицу.
Илья Ильф, Евгений Петров
О любопытной опечатке – вернее, о некоторых следствиях этой опечатки – рассказывает в книге «Освещенные окна» Вениамин Каверин: «Никто не помнит в наше время о спиритических сеансах, которые в предвоенное время устраивались почти в каждом доме. Известно было, например, что, когда в газете „Псковский голос" губернатор барон Медем был назван „баран Медем", в семействе вице-губернатора имя преступника (хотя газета извинилась за опечатку) пытались выяснить с помощью спиритического сеанса».
Последствия опечаток бывали и более драматическими – как случилось в 1912 году в Саратове. Столичная газета «Речь» поместила тогда такое сообщение:
«САРАТОВ, 17 ноября.
В сегодняшнем номере местной копеечной газеты в одну из статей вкралась опечатка, придавшая фразе кощунственный характер. Союзники потребовали у администрации конфискации номера, угрожая в противном случае разгромом редакции. На базаре союзники отнимали у газетчиков номера газеты и рвали их на клочки. На базар был послан наряд полиции для предупреждения беспорядков. Администрация газету конфисковала».
К цитате необходимо примечание: «союзники» – это члены Союза русского народа, ура-патриотической и крайне консервативной организации. А вот что за опечатка вызвала такое их недовольство, «Речь» не сообщила. Да и мы можем только гадать...
КЛАССИКИ ПО-АНГЛИЙСКИ: ОТ НАБОКОВА ДО ДЖОЙСА
В день нашей свадьбы появилось маленькое интервью со мной в светской рубрике рамздэльской газеты, с фотографией Шарлотты: одна бровь приподнята, а фамилия с опечаткой: Гейзер. Несмотря на эту беду, реклама согрела фарфоровые створки ее сердца... Шарлотте я сказал, что светскую рубрику блестки опечаток только красят.
Владимир Набоков. «Лолита»
Газеты – опечатки – Набоков. Владимир Владимирович, блестящий стилист и уроженец Петербурга, давно признан классиком не только нашей, но и американской литературы. По крайней мере, «Лолита» была при рождении романом англоязычным. Поэтому короткую главку, посвященную опечаткам у зарубежных классиков XX столетия, можно начать именно с Набокова.
Опечатки вообще волновали Владимира Владимировича. Разнообразные упоминания о них можно увидеть в романе «Пнин» или в «Бледном пламени» (см. цитату выше по тексту). А в рассказе «Сестры Вэйн» действует герой, чудаковатый библиотекарь Порлок, который посвятил последние годы своей жизни поиску примечательных опечаток в старых книгах. Набоков приводит пример опечатки, полюбившейся Порлоку: вместо «hither» (ближайший во времени) – «hitler».
А еще Набоков мог посреди интервью достать из кармана листок и зачитать список опечаток, допущенных в последнем издании его сочинений.
Совсем иначе относился к опечаткам Герберт Уэллс. То есть воспринимал-то он их по-набоковски болезненно, но, зная об этой своей реакции, старался собственных книг не читать. «Перечитывая свои старые книги, то и дело натыкаешься на опечатки... Я никогда не перечитываю самого себя, разве уж когда это совершенно необходимо». Это цитата из его письма петербуржцу Льву Успенскому.
Хьюберт писал очень много стихов, а Корнелия печатала их на машинке. Все стихи были очень длинные. Он очень строго относился к опечаткам и заставлял ее переписывать заново целую страницу, если на ней была хоть одна опечатка. Она часто плакала, и до отъезда из Дижона они несколько раз старались иметь ребенка.
Эрнест Хемингуэй. «Мистер и миссис Эллиотт»
Эрнест Хемингуэй недаром упоминает об опечатках, да еще в таком ироническом контексте: ему это явление было известно не понаслышке. И не только в пору работы в прессе. Скажем, его знаменитая книга «И восходит солнце» (The Sun Also Rises) содержала в первом издании 1926 года две приметных опечатки. Слово «stopped» разжилось лишней буквой – «stoppped» – а на суперобложке книги слова «В наше время» (In Our Time) слились и исказились: получилось «Внаши времена» (InOur Times). Коллекционеры продают сегодня это издание за 8 тысяч долларов, и не в последнюю очередь цену ему придают опечатки...
Хемингуэевским суперобложкам вообще везло на опечатки. Когда в 1929 году вышел роман «Прощай, оружие», на супере вместо имени героини Catherine Barkley значилось: Katherine Barclay.
Свой приметный след в истории опечаток оставил и выдающийся шотландец Джеймс Джойс, автор романа «Улисс» и ряда других книг. Отдельное издание его «Поминок по Финнегану», вышедшее в 1940-е годы в Лондоне, содержало список опечаток длиною в 28 страниц. А знаменитый «Улисс» печатался поначалу фрагментами в журнале «Little Review» – и число опечаток в этой публикации было огромно. Один американский критик, объясняя причины своей первоначальной нелюбви к «Улиссу», сказал: просто в «Little Review» роман печатался с таким множеством опечаток, что это помешало мне разглядеть шедевр.
Не помогло бы этому критику и первое отдельное издание романа, вышедшее в Париже в 1921 году. Сама издательница Сильвия Бич насчитала в нем от одной до шести опечаток и ошибок на страницу. Оно, впрочем, и неудивительно: слишком уж сложный у Джойса язык!
КАК САМАРКАНД СДЕЛАЛИ ЦЕНТРОМ РАСПУТСТВА
А вот еще одно имя, имеющее к сложностям языка самое прямое отношение. Хотя и совсем другое, чем Джойс. Русский немец Мориц Ильич Михельсон выпустил на исходе XIX столетия двухтомник «Русская мысль и речь» – фразеологический справочник общим объемом в полторы тысячи страниц. Уникальный это был справочник, мало в чем уступавший произведениям другого русского немца, Владимира Даля.
Изумленный читатель мог обнаружить среди россыпей русской речи, собранных Михельсоном, такие перлы: ругательное выражение «до дня упрячу» (конечно же, имелось в виду «до дна»), слова «подлинный мир» (надо «подлунный»). А к фразе «Там, где нет ни плача, ни воздыханий» стояло такое примечание: «в надгробной жизни». Что это за надгробная жизнь, в которой нет плача, читатель мог узнать только из списка опечаток: жизнь на самом деле имелась в виду загробная.
И еще одна опечатка от Михельсона: «град ручательств». Нельзя, конечно, исключить правдивость этих слов: скажем, уважаемый всеми человек попал в сложное положение, он нуждается в ручательствах, и эти ручательства сыплются на него со всех сторон. Но вообще-то Михельсон имел в виду ситуацию более прозаическую и обиходную – «град ругательств»...
Увы, справочники и прочие научные издания всегда находились в той же опасности, что и менее ученые книги. Как порезвился в них «бес опечатки»!
В книге Дмитрия Ивановича Менделеева «Бакинское нефтяное дело в 1886 году» число опечаток, кажется, было невелико. Но одна из них обрела долгую жизнь. Там среди прочего стояла такая фраза: «Крайне обязан также горному инженеру Семену Кузьмичу Квитке...» Но случилась опечатка, и благодарность была принесена не Квитке, а Квитко. И доныне во множестве энциклопедий, монографий, журналов упоминается инженер Квитко...
Перешагнем полстолетия с лишком. В 1947 году в московском Издательстве иностранной литературы увидел свет русский перевод книги Энрико Ферми «Молекулы и кристаллы». Среди опечаток в ней оказалась одна примечательная: утверждалось, что квантовые переходы молекул сопровождаются «испусканием свиста». Имелся в виду, конечно же, не свист, а свет.
Из воспоминаний сотрудника издательства Александра Гусева:
«Почти криминалистическое исследование провели. По всей редакционно-издательской цепочке. Выяснилось, что впервые „свист" прозвучал в рукописи переводчика, представленной в редакцию. Опечатка той, самой первой машинистки, которая печатала с рукописного оригинала. И никто не заметил. А читали: редактор, опять машинистка, считчик, корректор-вычитчик, наборщик, корректоры типографии и издательства, вновь редактор, переводчик. Это в верстке, потом все то же в сверке, в чистых листах, в сигнале. Пропустили все...»
Сигнальный экземпляр уже был готов, дело оставалось за тиражом. Но книгу великого физика Ферми подписывал в свет другой великий физик – академик М. А. Леонтович, заведовавший физической редакцией издательства. И он настоял:
«...„Надо давать в список, – сказал Михаил Александрович. – Опечатки, они разные бывают, одни глупые, другие, как вот эта, я бы сказал, талантливая. Но давать надо все, что заметили".
Я пытался объяснить то, что объясняли мне наши производственники. Что это задержит выпуск, что, мол, план есть план, что умному и так понятно, что, мол, принято давать лишь те, что меняют смысл и т. д.
Он слушал серьезно, как всегда, когда узнавал что-то новое для себя. Потом сказал: „Это же хорошая книга. Как все, что написал Ферми. Ферми надо издавать все. Эти книги надолго. И как же можно не давать список опечаток, если уж их заметили. А задержка – это же дни, а книга – на годы. Здесь уступать нельзя"...»
