Два голоса
Был глас сквозь мыслей круговерть:
«Со скорбью, смертный, топчешь твердь!
Не лучше ль сразу встретить смерть?»
«Да отдалится этот брег, —
В ответ я молвил, — где навек
Для нас, прекрасных, свет померк».
На это голос вновь изрёк:
«Летал тут утром мотылёк,
Покинув тёмный уголок.
Вовне направленный порыв,
Скорлупку кокона разбив,
Явил прекрасное из див —
Как белизны комок живой
Оно взметнулось над травой,
Травой росистой, огневой».
Сказал я: «Мир наш, завертясь,
Прошёл чрез пять природных фаз;
Теперь, в шестой, он лепит нас.
Даёт нам разуму с лихвой,
Не то что живности какой,
И сердце вкупе с головой».
Но слышен глас, простой шумок:
«Гордиться нечего, дружок.
Ты в высь взгляни, как мир широк.
В мозгах тот факт прикинь и взвесь:
Миров вокруг не перечесть,
Похуже и получше есть.
И для страстей, надежд и вер
Поярче ты найдёшь пример
В тех сотнях миллионов сфер.
Хотя себя ты разбросал, —
Мне голос мысленный сказал, —
Таких полно, велик и мал».
Но я ответствовал: «Так что ж?
Уж этот шарик тем хорош,
Что на другие не похож».
И тут же голос в свой черёд
Ответ насмешливый даёт:
«Но кто оплачет твой уход?
И чей поникнет колосок
На поле смысла, коль песок
Твой личный занесёт росток?»
А я: «Но знать тебе ль дано,
Чем сердце жаркое полно,
Как трудится внутри оно?»
«Но сердцу, — голос гнёт своё, —
Столь грозно муки остриё,
Что лучше впрямь небытиё.
С душевной мукой не уснуть
И мыслям связность не вернуть,
Не истребить страданий суть».
«Снесём, — сказал я, — муки гнёт,
Коль вид унылый наперёд
Счастливый случай не спугнёт.
Ещё наступит перелом».
А он: «Ну да! Бьёт жизнь ключом,
И вдруг — разбит параличом».
Вздохнул я: «Смерть не так страшна,
Коль знаешь: снова семена
Вокруг повысадит весна.
И в сферы высшие войдут
Жрецы наук, продолжив труд,
Хотя меня не будет тут».
А голос вновь: «Но хмурый срок
Рассветов серых недалёк,
И ляжет седины снежок.
Не меньше будет род людской
Взирать со сладкою тоской
В простор небесный и морской;
Не меньше понастроят сот
Трудяги-пчёлы в каждый год,
Не меньше примул расцветёт».
Но я ответил: «Чередой
Пора минует за порой,
Преобразуя мир земной...» и проч.
Представляет интерес окончание этого стихотворения, поскольку третью строку предпоследней строфы цитирует Артур Форрестер, герой «Сильвии и Бруно» (см. примечание к соответствующему месту восьмой главы второй части романа). Спор заканчивается нравственной победой авторского «я» над «голосом», после чего
Я вдаль пошёл. В груди моей
Толчки рождала зыбь полей,
Надежду делая смелей.
О щедрость праздничных часов!
Да был ли зимний день суров?
Траву покрыл узор цветов!
И лес запел, листвой одет,
Хоть чуден ранний тот привет:
«Неправоте здесь места нет!»
Крепка опора — круг земной.
Какой несом я был волной
В пучину думы столь дурной?
Сказал мне глас «взгляни ты ввысь».
К тому ты присоединись,
Кто так сказал: «Возвеселись!»
Итак, Кэрролловы «Три голоса» являются, скорее, перепевом Теннисонова стихотворения, то есть стихотворением той же формы, на схожую тему, но с иной творческой задачей. И всё-таки в «Трёх голосах» едва ли не пародийно обыгрываются некоторые пункты из рассуждений «Двух голосов». Например, в первом стихотворении мы встречаем реплику «Но мир широк — прискорбный факт» вопреки оптимистическому восклицанию из второго «Ты в высь взгляни, как мир широк!». Имеются и другие совпадения, создающие антитезу. Вносит Кэрролл в своё стихотворение и элементы столь любимой им языковой игры, прямо с Теннисоном не связанной (и тогда главный герой, в уста которого вложена такая игра, получает нагоняй от своей суровой собеседницы).
Данная тематика, занимала и других поэтов. Из известных у нас стоит упомянуть Роберта Сервиса, написавшего стихотворение с таким же названием, «Три голоса», и место действия там тоже морской берег.
А вот это не переосмысление ли также и следующих строк поэмы Мильтона «Потерянный Рай» (книга 5):
«...Но знай, у нас
Гнездится в душах много низших сил,
Подвластных Разуму; за ним, в ряду,
Воображенье следует; оно
Приемля впечатление о внешних
Предметах, от пяти бессонных чувств,
Из восприятий образы творит
Воздушные; связует Разум их
И разделяет. Всё, что мы вольны
Отвергнуть в мыслях или утвердить,
Что знаньем и сужденьем мы зовём, —
Отсюда возникает. Но когда
Природа спит, и Разум на покой
В укромный удаляется тайник,
Воображенье бодрствует, стремясь,
Пока он отлучился, подражать
Ему; однако, образы связав
Без толку, представленья создаёт
Нелепые...»
(Это Адам рассказывает Еве. И дальше:)
«...Перейдём к трудам
Приятным нашим, — в рощах, у ручьёв
Среди цветов, струящих аромат
Из чашечек открытых, где всю ночь
Они его копили для тебя!»
Адам утешил милую супругу,
Но две слезинки на её глазах
В молчанье проступили, и она
Отёрлась волосами...
(Пер. Арк. Штейнберга.)
У Кэррола всё наоборот — глаголет женщина, и она отнюдь не утешает; пускает слёзы, соответственно, мужчина.
Стихотворение посвящено Флоренс Найтингейл (1820—1910) — знаменитой английской сестре милосердия, прославившейся организацией санитарной помощи союзникам во время Крымской войны. Это стихотворение впервые было подписано именем «Льюис Кэрролл».
Фрагмент от слов «Внизу, вдали, насколько видит глаз» и до слов «Покинув строй, бегут, за жизнь борясь...», также как и терцины из первой части стихотворения, описывают атаку британской лёгкой кавалерии под Балаклавой. Несмотря на бравурное изображение, атака закончилась катастрофой: почти вся кавалерия полегла на подступах к хорошо укреплённым русским позициям. Теннисон посвятил этому эпизоду войны знаменитое стихотворение «Атака лёгкой кавалерийской бригады», которое Кэрролл знал наизусть. Приведём его здесь.
Всего пол-лиги, всего,
Пол-лиги скакать вперёд.
Через долину смерти
Будут мчаться шестьсот.
«Вперёд, бригада, вперёд!
На пушки! Победа ждёт!»
С ходу в долину смерти
Вступят шестьсот.
Видят в лицо врагов.
Каждый из них готов
Биться сейчас и впредь —
Кто же тут повернёт!
И не отводят глаз;
Ясен бойцам приказ,
Ясен и смерти час —
Сделать и умереть
Скачут шестьсот.
Справа пушка палит,
Слева пушка палит,
Спереди бьёт по ним,
Огненный воздух жжёт.
Смертью на них летят
Пуля, ядро, снаряд,
Прямо в кромешный ад
Через огонь и дым
Скачут шестьсот.
Сабля над головой,
Страшен взмах круговой —
Пусть ни один живой
Не убежит пушкарь.
Мир, поражён, замрёт.
Дым застилает бой.
Врезались прямо в строй.
Русские и казаки
Вертятся тут юлой,
Чтоб не достал удар.
Полно, отход!
Многих, многих уж нет
Из шестисот.
Справа пушка палит,
Слева пушка палит,
Сзади картечи град,
Огненный воздух жжёт.
Битвы жестока власть —
Смерть попирует всласть:
Нынче героям пасть.
Через долину смерти
Каждый уйти спешит;
Горстку выпустит ад
Из шестисот.
Этот ли бой — бравада?
Слава в веках — награда.
Мир пред ними встаёт.
Вышедшая из ада
Доблестная бригада —
Славьтесь, шестьсот!
В 1968 году кинокомпания «Юнайтед Артистс» выпустила очередной фильм с аналогичным названием «Атака лёгкой кавалерийской бригады» (режиссёр Тони Ричардсон, в главных ролях Ванесса Редгрейв, Тревор Хауард и Джон Гилгуд). Фильм с изрядной долей иронии воспроизводит действия союзников и в целом осуждает войну. Персонажа по имени Флоренс Найтингейл в фильме нет.
