Отдохнули, так отдохнули! - Оксана Александровна Ливанова

Эта история, произошла со мной жарким летом энного года, когда вирус «Ковид-19» имел очень весомое значение, и пугал людей не меньше, чем маньяк в тёмной подворотне. Я по тем временам трудилась в инфекционном блоке, реаниматологом. Несмотря на то, что мама с папой родили меня девочкой, специализацию я себе выбрала очень даже мужскую. И в операционной, и в реанимационном блоке, я вполне чувствовала себя комфортно. Но мой рассказ пойдёт в общем то не обо мне, а о том жарком лете, а точнее одном дне из него, когда и случилась эта история.

Наша бригада, состоящая в принципе из одних мужиков, за маленьким исключением, решила отдохнуть. Сил оставалось в принципе ровно настолько, чтобы махнуть рукой на писк датчиков сердечного ритма на прикроватном мониторе, и рвануть подальше от одноразовых трусов и инфекционных комбинезонов. Идея уединиться на природе взрастала в нас целых полгода, и наконец, мы решились её осуществить. Так как наш город находится на берегу матушки — реки Волги, мы выбрали в качестве релаксанта — речной трамвайчик и сошлись на мнении, что выйдем на станции, под названием «Красная поляна».

Рассказать Вам, друзья мои, как мы устали за этот год от болезней, и как хотели «пожить» для себя в этот погожий июльский денёк, это ничего не рассказать. Мы просто мечтали об этой поездке, и надеялись, что она не сорвётся. И вот, наконец то суббота. Мы встретились все на речном вокзале, возле столба громкоговорителя.

— Лёнька, ты водку взял? — спросил заведующий нашим отделением, Сашка Карасев.

— Обижаете, товарищ начальник. Я с этой бутылкой спал всю ночь, чтобы не забыть — ответил он и обиженно засопел.

— Ну и зачем ты нам тёплую бутылку из-под своего одеяла притащил? Охладить можно было, — понуро сказала Манюнька, операционная медсестра и заодно моя подруга, — тёплая водка на жаре, хуже не придумаешь.

— Ты давай, не унывай. Мы сейчас её в реку охладиться поставим, она вмиг такая как надо станет — успокоила я её, и мы дружно направились к кассам.

Взяв билеты на всю компанию, мы с радостным волнением спустились к причалу. На нас уже смотрел «нос» речного трамвайчика, и прохлада воды манила неимоверно. Тщательно пересчитав всех своих, обведя взглядом сумки с провизией, я облегчённо вздохнула. Вроде всё шло по плану.

Когда объявили посадку, счастью не было предела. Уставшие, голодные, но неимоверно сплочённые в единое целое, мы дружно, в ногу, пошли по трапу, навстречу отдыху. Расположившись на деревянных скамейках, мы смотрели на воду и улыбались. Сашка рассказывал Машке пошлые анекдоты, я пытаясь перекричать мотор трамвая, рассказывала Лёньке, как на прошлой неделе пыталась устроить свою личную жизнь. А Пашка и Федька, втихаря, тягали пиво из рюкзака, заворачивая их в бумажные пакеты, чтобы не смущать пенсионеров, которые перебирались на лоно природы в свои маленькие домики, по ту сторону Волги. И всё бы было хорошо, если бы не внешний раздражитель, который маячил у меня перед самым носом, мешая нашему отдыху. Оным являлась длинноногая девушка, с длинными волосами, длинными ногтями, и полным отсутствием интеллектуальной собственности на лице. Она держала на поводке маленькую, лохматую и очень симпатичную собачку, которая пыталась подружиться с нами сразу, как только мы присели на деревянные скамейки. Путаясь под ногами, поднимая свои малюсенькие лапки, она восхищала своей непосредственностью и умением ласкаться. Я вовсю пользовалась ситуацией и подкармливала малышку копчёной колбасой из пакета с закусками. Нам с ней было хорошо и дружно. Но тут меня отвлёк телефонный звонок от моей ненаглядной мамы, и я на долгих десять минут забыла о существовании лохматика, и как оказалось, зря.

Сашка вовсю увлёкся Машкой, Пашка пивом, а Лёнька — этой длинноногой. Всё бы ничего, но когда я закончила разговор, то вместо собачки, которая так любовно тыкала в меня своим мокрым носом, я обнаружила только поводок. Он как — то странно был натянут, и на конце его я собаки не увидела. Сумки, рюкзаки — были. Собаки — нет. Тревожно оглядываясь вокруг себя, я с ненавистью начала смотреть на зад её хозяйки, которая этот поводок держала, но где сама собака, интересно ей не было. Она вовсю кокетничала с нашим красавчиком, и судьба малыша, не интересовало её от слова «совсем». Я встала со скамьи. Перерыла сумки, открывала свои и чужие пакеты, в надежде, что она «хомячит» чьи-нибудь сосиски. Но нет. Нигде не наблюдалась.

— Мадам, оторвитесь от нашего реаниматолога. Где собака? — проорала я.

— Что вы сказали? — повернув ко мне хорошенькую головку, и хлопая голубыми глазками, спросила она.

— Я говорю, где собака, дура? — снова прокричала я на всю толпу, сверкая гневом.

— Собака? Какая собака? — глупо улыбаясь, спросила «надувная кукла».

— Твою мать, твоя собака. Поводок ты в руке держишь, или это атрибут твоего «лука»? — орала я, и не выдержав её «пустого» взгляда, выхватила поводок из её рук. Он был натянут до предела, что говорило о том, что бедное животное, скорее всего сейчас в беде. Мои повскакивали со своих мест, начали помогать мне, пытаясь обнаружить место дислокации собаки. Когда я, уже с глазами «на мокром месте» начала представлять скорую «кончину» милого пушистика, мне на подмогу пришёл Фёдор. Он быстрее всех сообразил, что глупышка «сиганула» за борт, и скорее всего там и находится, застряв между бортами. Я ухватила его за штаны, Лёнька за ботинки, а Сашка перекрестил свои руки на его животе, чтобы железка не впилась в диафрагму. Так мы и пустили нашего друга на поиски собаки, который в свою очередь, перелез через борта, под общий гомон испуганных людей. Внизу сильно урчал мотор речного трамвая, и при любом неправильном движении, можно было как минимум быть перерезанным мотором, как максимум, перерезанным им же, ну и заодно утопленным в воде. Когда в моей руке поводок ослаб, я увидела в руке у Лёньки собаку. Она лежала на его ладони, и скулила. Глаза её были красные, и язык сильно высунут из пасти. Но она была жива. Когда мы вытащили Лёньку обратно, я обняла его, и забрала мохнатого зверя себе. Тот преданно заглянул мне в глаза, и пошевелил лапой, а потом лизнул мне руку. Внимательно осмотрев его, и не обнаружив существенных повреждений, я повернулась к «кукле».

— Сколько? — спросила я, сжав свои кулаки.

— Простите? — спросила