— Бабушкины сказки, — отмахнулся я.
На следующий день я заболел.
* * *
Врач, явившийся ко мне по вызову, выглядел индийской версией Ральфа Лорана[50]. Как бы для дополнения сходства он был с головы до ног облеплен ярлыками «Поло». У большого зеркала в коридоре доктор задержался, полюбовался собой, пригладил смазанные маслом волосы[51] и улыбнулся своему отражению.
— Ну, чем вы больны? — спросил он, придвигая кресло к моей кровати.
— Понятия не имею, — честно ответил я. — Я, собственно, потому вас и вызвал.
— Разумное решение, — одобрил он, блуждая взглядом по комнате и в конце концов остановив его на моей электронной пишущей машинке. — Для начала мне нужна ваша температура, — заявил он. Мне — вероятно, из-за жара, — показалось, что он сказал «клавиатура».
Расстегнув молнию кожаной сумочки, эскулап выудил из нее термометр и через пару минут уведомил меня, что у меня жар. То, что волосы у меня слиплись от пота, а кожа была горячее делийского асфальта, как будто подтверждало этот диагноз.
— Стул регулярный? — осведомился доктор.
— Я с него не слезаю. Я сосчитал все плитки на полу и стенках ванной уже раз тысячу.
Он очень профессионально хохотнул, завершив смешок деликатным кашлем.
— А вы давно в Индии?
Я попытался вспомнить, но и мое личное время, похоже, наглоталось транквилизаторов.
— Месяца два, кажется.
— Ну, так вы приехали не в то время года. Слишком жарко. Вашему организму трудно приспособиться к Индии.
— Если, говоря «организм», вы имеете в виду и мой мозг — то так оно и есть.
Он улыбнулся.
— Мы начнем, так сказать, с нижней части вашего организма. Мне нужен анализ стула… — он добыл из сумки пластиковую баночку. — Пришлю к вам человека за ним…
Я представил себе несколько сюрреалистический образ гонца, летящего сквозь ночь в кабинке авторикши со скатологическим[52] сувениром от недужного иностранца.
Перед уходом доктор подошел к моей пишущей машинке и любовно оглядел ее.
— Вы купили её в Индии? — спросил он.
— Нет. В Гонконге.
— Весьма компактное устройство, — похвалил он. — Очень лёгкое.
Он взвесил машинку на руках, точно ожидая, что я скажу «да возьмите её себе, пожалуйста!».
На другой день врач вернулся в новом облачении — но тоже с фальшивыми фирменными ярлыками, — и, как и накануне, начал с того, что полюбовался своим отражением в зеркале. Затем он уселся и объявил:
— Как я и предполагал, у вас амёбная дизентерия.
— Амёбная дизентерия?..
— Да, обычное дело в это время года. Жара, недостаток внимания гигиене… Но вы просто пейте как можно больше воды для предотвращения обезвоживания организма и принимайте вот эти лекарства, — он протянул мне три пакетика. — Впрочем, вы уже выглядите значительно лучше, — соврал он, чтобы ободрить меня.
— Зато чувствую себя значительно хуже.
— О, это всего лишь острое пищевое отравление. Денька через два вы будете в норме, — попытался утешить меня доктор, лаская взглядом пишущую машинку. Возможно, он надеялся, что я отпишу машинку ему по завещанию.
Пищевое отравление, оно же «делли-белли»[53], оно же «месть за Радж[54]» — это то «добро пожаловать», которое Индия говорит всем впервые приехавшим в неё. Лёжа в постели и чувствуя себя лишь половинкой того меня, к которому я привык, я вспоминал свои трапезы за последние дни, пытаясь угадать, которая из них меня сгубила[55]. Основным возможным виновником мне представлялась свинина в кисло-сладком соусе в китайском ресторанчике. Дабы ускорить своё выздоровление, я принялся измышлять особенно зверские пытки, которым хотел бы подвергнуть владельцев ресторанчика в порядке личной мести.
Жизнь в самом большом индийском ресторане мира иногда может оказаться несколько утомительным удовольствием, и после бессчётных бирани и тандури[56] я возжелал кухни какой-либо другой страны. Поскольку в Дели очень мало иностранных ресторанов, выбор китайской кухни почти что предопределен. Вначале я заказал рыбу. В меню было довольно много рыбных блюд, и все — «фирменные», но какое из них я бы ни называл, официант (не более китайский чем чизбургер) сообщал, что этого блюда сегодня нет. Причем «нет» не обязательно значило, что блюдо действительно отсутствует; когда я спросил официанта, почему, собственно, ни одного фирменного рыбного блюда нет, он гордо сообщил: «Сэр, вся рыба в Индии загрязнена!» — так что я заказал свинину, а мне подложили свинью.
* * *
Первым моим посетителем во время болезни стал наш художественный директор — бородатый и лысый бенгалец. Он все время поражал меня скоростью, с которой говорил. Наверно, сотни слов в минуту. Я уверен, что он мог бы рассказать всю «Рамаяну»[57] меньше чем за час. Из-за скорости, на которой он говорил, почти ничего понять было нельзя. Иногда только удавалось уловить отдельные слова — тогда можно было попытаться понять, о чём идет речь. За это свойство я про себя называл его Кыш.
— Амёбная… отец… навсегда…
— Ваш отец так и не излечился от амёбной дизентерии? — попытался угадать я.
— Печень… мозг… неизлечимо…
Я не стал уточнять дальше, решив отчего-то, что оставаться в неведении будет спокойнее.
— Ну, как на работе? — попытался я перевести разговор. Может быть, удастся больше понять?.. Ничего подобного. Он затрещал ещё быстрее.
— С ума… проблемы… срочно… уволился…
Я оставил попытки понять его, смежил веки и занялся изобретением новых кар для повара в китайском ресторанчике.
Пришёл навестить меня и Джордж. На нём был тесный удушливо-черный костюм и почти белые, только немножко пыльные, туфли. Чтобы придать ещё более официальный характер своему визиту, Джордж попытался укротить свои сердитые волосы доброй пригоршней бриолина (говорят, кстати, что он отлично продаётся в Индонезии — якобы там его намазывают на бутерброды). Он принес мне молитвенник — то ли в подарок, то ли в качестве зловещего предзнаменования.
— Я и моя семья молимся за вас, сэр, — проникновенно сказал он.
— Спасибо, конечно, но я вообще-то я пока не собираюсь умирать. У меня обыкновенная дизентерия.
Он озабоченно покачал головой.
— У меня она тоже была однажды, сэр. Когда я был в армии. Стоит вам проглотить амебу, и вот она начинает расти у вас внутри. Растет, растет, растет — больше, и больше, и больше!..
При этом он все шире, и шире, и шире разводил руки — получилось, что амеба у меня внутри размером примерно с овчарку.
— Что, неужто правда?
— Да, сэр. Вам надо пить ласси[58]. Много-много ласси.
— Терпеть не могу ласси.
— Так я скажу жене приготовить его сегодня. А завтра привезу вам… — Он ненадолго замолчал. — Сказать по правде, сэр, мне тоже нездоровится.
— Очень жаль.
— Я всё думаю, сэр, что если я всё-таки задел ту тряпку на дороге? С двоюродным братом моей жены была такая же история. Он весь пожелтел и всё трясся, всё трясся. Так никогда и не выздоровел полностью.
— Ну, с тобой-то всё будет в порядке.
Чего мне не хватало, так это двух больных в этой комнате.
— Может быть, сэр, у меня громовая болезнь, — продолжил Джордж, явно надеясь на то, что ему окажут какую-нибудь медицинскую помощь.
— Громовая болезнь? Что это?
— Мне про неё рассказал тот водитель, которого вы зовете Умм. Это вроде заразной депрессии. Ею можно заразиться от несчастного человека.
— По-моему, он тебя дразнит, — сказал я, изображая душераздирающий зевок. — Впрочем, спасибо, что зашёл навестить. Ты очень меня подбодрил.
— Не за что, сэр, я это сделал с удовольствием, — ответил он, не замечая моей иронии. — Я завтра опять приду. Принесу ласси.
В конце концов я всё-таки выздоровел, даже не пришлось пить ласси. Правда, я несколько изменился внешне. Меня стало меньше, особенно меньше стало лица и волос. Я заметно похудел. Не только моя карьера понемногу пропадала — понемногу пропадал я сам.
Индия не сломана, она на ремонте
Счёт за мое проживание в отеле мало-помалу становился основной статьёй расходов агентства. Мне пора было найти себе жильё. И хотя цены на жильё и арендная плата в Дели не так высоки, как, например, в Бомбее, самом дорогом городе мира — дороже Токио и Нью-Йорка! — все же «астрономические» было бы правильным определением для них. Кроме того, большинство арендных договоров и договоров о покупке заключаются в нарушение закона, с огромными суммами в твёрдой валюте, переходящими прямо из кармана в карман[59]. Наконец, при аренде жилья домовладелец требует арендную плату на два года вперед!
