— Это прачечная, — сообщают ему. — Марки с телефоном вы можете получить на почтамте.
Какой он путанный, этот мир. Министр ищет почтамт и видит на другой стороне улицы красный ящик на стене дома. Уж он-то знает, что это. В такие ящики люди кидают письма, которые перед этим пишут дома.
— Извините, — обращается он к даме, стоящей перед ним на перекрестке. — При каком свете следует переходить?
Он почти уверен, что его машина двигалась всегда на зеленый. Но относится ли это и к пешеходам? Поток людей, пришедший в движение, подхватывает его и переносит на другую сторону улицы. Там, прямо рядом с красным ящиком, он обнаруживает и почтамт, входит и обращается в первое же окошко:
— Пожалуйста, отправьте телеграмму в мое министерство, чтобы меня немедленно встретили.
— На самолете или на подводной лодке? — интересуется сидящий в окошке и на всякий случай закрывает его матовым стеклом.
Он просто ненормальный, думает министр и, пожав плечами, отходит. Рядом с почтамтом стоит газетный киоск. Оказывается, министру не так просто разобраться в этой массе газет без отмеченных статей. В газетах на его рабочем столе все статьи, которые ему следует прочитать, всегда были обведены.
— Стаканчик апельсинового сока? — спросили его из киоска с напитками, перед которым он остановился.
Министр кивнул. Он испытывал жажду и осушил стакан до последней капли. Как это замечательно: не спеша выпить на улице целый стакан апельсинового сока и, посвежевшему, пойти дальше.
Хозяин киоска выскочил за ним вслед:
— 45 агорот, если вам будет угодно!
Министр уставился на него. Это продолжалось несколько секунд, пока он понял, что имеется в виду. Потом он полез в свой карман. Там было пусто. Конечно. Любую вещь он получал от своей секретарши. И зачем только она именно сегодня поехала в свою Хайфу?
— Пришлите мне счет, пожалуйста, — сказал он своему изумленному инкассатору и удалился в раздумье.
Когда он наконец отвлекся от своих мыслей, он стоял перед строящимся домом. Старательные рабочие, занятые там, глубоко впечатлили его. Только шум немного раздражал. И что это за серая масса, которую они там перемешивают в чане?
— Желаю вам хорошего, удачного дня!
Пожилой человек, вероятно, собиратель каких-нибудь новоучрежденных займов, протянул ему руку. Уж он-то наверняка отведет его в бюро. Снова сюрприз: там, в одном ряду с лабиринтом лампочек, висели картины с полуобнаженной женщиной! Министр пригляделся — точно, теперь он догадался: это кино. Так вот как оно выглядит! Его охватило сильное желание войти внутрь и хоть разок, наконец, посмотреть фильм. Ведь он же ни разу там не был.
Министр постучался в закрытую металлическую дверь. Ему пришлось повторить это несколько раз, прежде чем тощая персона женского пола высунулась оттуда:
— Чего надо?
— Я хочу посмотреть фильм.
— Сейчас? Первый сеанс начинается в четыре вечера.
— Вечером я занят.
— Ну, так говорите с г-ном Вайсом.
И железная дверь защелкнулась на замок.
На следующем углу стоял необычно большой, продолговатый, голубой лакированный вагон, вбирающий в себя группу ожидавших его людей.
— Автобус! — сверкнула догадка в голове министра. Ведь только на прошлой неделе мы увеличили ему бюджетное финансирование. На 11,5 процента. Ну, сюда мне надо войти!
— Улица Айяркон, — скомандовал он водителю. — Дом 71.
— А какой этаж?
— Что-что?
— Послушайте, сойдите с подножки! — Водитель закрыл автоматическую дверь и укатил.
Запутанный мир с запутанными правилами. Министр попытался сориентироваться, однако не смог по каким-либо признакам — отель "Хилтон" или греческий ресторан — точно установить, где он находится. Людская толпа обтекала его, словно ничего не произошло. Это была нация, народ, избирательная масса. Согласно последнему опросу общественного мнения, проведенному в октябре, каждый третий из этих незнакомых ему людей голосовал за него. Министр любил их всех. Ведь он с ранней молодости был убежденным социалистом.
Наконец, длинными, запутанными путями вернулся он к своему лимузину, как раз вовремя, чтобы увидеть подходящего водителя Габи.
— Две дополнительных выплаты ежегодно и повышение отпускных, — сообщил Габи.
Забастовка была окончена. Они сели в машину. Габи завел мотор. И министр вернулся из своего захватывающего путешествия на чужую планету к своим повседневным заботам. На западе без перемен
Французы — странные люди. Можно восхищаться их богатым внутренним миром и удивительным языком, которым они так хорошо владеют, можно презирать их за то, что они изрядные негодяи, тем не менее, есть в них нечто такое, что другим не дано, а именно: француз никогда не опустится до того, чтобы тебя возлюбить. Неважно, кто ты есть на самом деле, французы презирают тебя одинаково сильно, причем на том лишь простом основании, что ты жалкий иностранец, воображающий, что сможешь выучить французский.
Первые признаки этого отвращения проявляются уже в аэропорту. Огромный зал прибытия, который, очевидно, из-за своей длины был назван в честь Де Голля, тянется едва ли не на километр и включает в себя только одну единственную ленту багажного транспортера под названием Сюзанна. Так что все, что человек охватывает своим взглядом — только миллионы туристов, прибывающий ежегодно в Париж, и можно представить себе всю силу неприязни, которую день за днем испытывает названная Сюзи. Кроме всего прочего, она еще и скрипит. Однако, эта Сюзи ничто по сравнению с тем, что позже вы испытаете с парижскими таксистами. Если вы, читатель, когда-либо бывали в Париже, я могу сэкономить на дальнейшем повествовании. Впрочем, даже если и не бывали — все равно никакие рассказы не помогут. Парижские улицы буквально нашпигованы машинами. Здесь мы найдем полную противоположность рассказу об одинокой Сюзи. Этих такси в Париже — как блох на французском пуделе. Однако поймать такси невозможно, поскольку они все заняты. Но даже если они вопреки ожиданию и не заняты, они тебя все равно не подберут, поскольку им не понравится твое лицо. Париж, должно быть, единственный на свете город, где водители такси используют традиционный способ отбора пассажиров по лицу.
Конечно, во всем свободном мире шоферы такси разборчивы и требовательны. В Нью-Йорке, например, даже пришлось издать специальный закон, который запрещал шоферам такси подбирать каждого попутчика, без разбора цвета кожи, расы и вероисповедания. Предписывалось также, чтобы водитель не ел одновременно с управлением машиной. Поэтому нью-йоркские водители такси ездят со специальным голодным светом на крыше. Это такая лампа, которая автоматически включается всякий раз, когда вечно голодный водитель высматривает большую денежную добычу, чем ты ему сможешь предложить. Во Франции света на крыше не требуется. Тебя и так вычислят. Обычный парижский таксист с первого взгляда определит, кто ты — проклятый турист или нет, хочешь ли ты с ним — помоги тебе в этом Б-г! — изъездить всю страну, стоит ли твой отель на оживленной улице, и — что самое главное — щедрый ли ты человек или американец.
Так что стоишь ты, бедолага, на тротуаре и машешь руками, как одинокая ветряная мельница. Первые пять такси гарантированно прошуршат мимо, даже не обратив внимания на семафор. Шестое, как правило, притормаживает, но водитель даже не даст дернуть за ручку:
"Куда?" — спросит он сквозь уголок рта. Разумеется, в этот угол рта будет воткнута сигарета. Что бы ты ему на это не сказал, он ответит "Merde (дерьмо)" и тронется дальше, поскольку ему нужно совсем в другую сторону. Принципиально в другую. По правде говоря, он тебя просто терпеть не может. Так как он водитель такси, а вы, как правило, нет. Вы проклятый турист. Поначалу я думал, что есть какой-то таинственный код, который не разрешает им возить мужчин без пиджаков или очкариков. Но через неделю пребывания в Париже я понял, что просто для них существует такой закон: они тебя возить не будут. И точка.
