у них с супругом свято место.
Я решил, что уже скоро трубку бухну
(или трахну — это, правда, неизвестно).
Поступая в категорию бессмертных,
я давно хотел сказать своим знакомым:
не звоните мне, ведь я звонков ответных
не приемлю в понимании совковом!
Покрываюсь восхитительнейшим потом,
потому что где-то рядом бродит муза.
Я, конечно, сообщил ей: мекум порто [53],
но глупа она. как жидкая медуза.
Греет мысли мне товарищ из парткома,
говорит, что все стихи мои читает.
Это, братцы, 40 лет уж мне знакомо.
Интересно, где он их приобретает?
Пробегусь сейчас до Финского вокзала,
а потом еще в Европу до обеда…
Что? Семь сорок? Как меня ты напугала!
Я же даже в Абу-Даби не поеду.
Виктор Шендерович
(р. 1958)
Из цикла
«Зима! Крестьянин, торжествуя…»
Белла АХМАДУЛИНА
Двадцатый мой
Я помню, как с небес день декабря двадцатый
смиренно в свой черед сошел, лилов и синь…
Нет, нет, сиренев он и смят, как лист тетрадный! —
мой разум поврежден влаченьем этих зим.
Но вот спешит сих мест извечный обитатель —
им снег уже почат, искрист и жестковат;
весьма коняга тощ; на сирость дровень глядя,
о боже мой, шепчу, чего ж торжествовать?
Как мне снести сей бред? Но все коню прошу я —
столь мне любезны те, кто обновляет путь! —
пока инверсий вдоль плетется, снег почуя,
его крылатый брат по ямбам как-нибудь…
Из цикла
«Exеgi monumеntum…»
Баллада о моем памятнике
Слава — это хорошо.
Лестно.
Тут недавно мне звонить
стали:
Выбирайте, говорят,
Место —
Будем памятник большой
Ставить.
Говорят, что вроде час
Пробил,
И уже такое
есть в плане,
Что написано внизу:
«Роберт»,
А над этим
я стою,
В камне.
С удивлением я их
слушал:
Мол, готов уже эскиз в гипсе…
Мне он, этот монумент,
нужен,
Извините, как козе
Клипсы!
Говорить начистоту если.
Если попросту сказать,
прямо —
Не затем я сочинял
песни.
Чтобы ставили
Того
Парня.
Я писал, чтоб за зимой этой
Загалдели
воробьи в лужах.
Чтобы было за весной —
Лето,
Чтобы легче было
жить
людям,
Чтобы полною дышать
Грудью,
Не канючить
на одной
ноте.
В общем, если монумент
Будет,
Вы запомните: я был
Против!
Из восьмистиший
Вельможный бай, зазря себя не славь
И спесью не смеши седые горы:
Ты хоть до неба памятник поставь —
О нем в ауле и не вспомнят скоро.
Но если здесь поэт бывал в гостях —
На всех предметах надписи читая,
Джигит лишится чувств, и век спустя.
Скакун заржет, а дева зарыдает.
Инстинкт и разум
Инстинкт пчелы, упрямо ткущей соты.
Скворцов, домой летящих по весне. —
Великий разум матери-природы.
Он иногда снисходит и ко мне.
Поэт не может с ямбом распроститься
Он больше не умеет ничего.
Поэт — не насекомое, не птица,
А все ж инстинкты есть и у него:
Он пишет, когда снег ложится наземь,
Когда весной густеет рощи сень…
И лишь порой к нему приходит разум.
В такие дни не пишет он совсем.
Из цикла «Дверью зажало башку мужику»
Вот скорый поезд с Москвы до Баку.
Дверью зажало башку мужику.
Поезд поехал. Мужик побежал.
Долго я взглядом его провожал…
В декабре пустолиственном, где
совершается резкий обрыв путей,
ведущих пьяные поезда, везде —
ходы и прочих стальных зверей,
человек или, может, совиный страх
ночи, суффиксов, запятых, с головой,
зажатой в тугих тисках двери,
бежит по пескам слепых,
синих, беспочвенных шпал и рельс,
напоминающих дня эрзац,
как проводник нас зовет на рейс,
тут запятая, пробел, абзац.
Чья бежит за поездом фигура
С головой, зажатой меж дверей?
Это просто русская культура
