— Правильно, — согласился я, — но металлы, как известно, в воде окисляются, то есть…
— Окисляются или не окисляются, — произнёс голос в темноте, — смотрите на это принципиальнее, шире! Здесь наносится урон народному имуществу, и это нужно критиковать безо всяких компромиссов! Не следует поддаваться мелочному практицизму…
Мы пошли спать. Перед сном я решил завтра же начать тренироваться и получить спортивный значок, чтобы меня уже нельзя было застигнуть врасплох.
Утром пришёл мой ночной знакомый; признаться, я был немного разочарован, — судя по воодушевлению, с каким он вытаскивал меня из постели, и по решительности, проявленной им при осмотре места преступления, я ожидал увидеть широкоплечего молодца. На самом же деле эго был худощавый человек в кожаной фуражке с проволочными очками на прямом, узком носу, короче говоря, заведующий складом номер три. Он попросил чтобы я письменно засвидетельствовал судьбу ленточного транспортёра; это я сделал собственноручно и без колебаний. Я спросил его, работает ли уже мотор. Человек в кожаной фуражке сообщил мне, что он не водолаз. Я выразил робкое удивление по поводу того, что он до сих пор не распорядился вытащить мотор. Он взглянул на меня с сожалением. В дверях он остановился.
— Послушайте, — сказал он, не скрывая того, что я ему надоел, — вы представляете себе всё чертовски просто! Ведь это значило бы сознательно заметать следы. Я поставил вопрос о созыве собрания, на котором мы проведём обсуждение и сделаем соответствующие выводы! Приготовьте выступление.
Я приготовил выступление, пронизанное смелой критикой, но о созыве какого-либо собрания не было и речи. Через ‘несколько дней я встретил человека в кожаной фуражке на стройке и вежливо спросил его, как дело с собранием.
— Выясняем, — доверительно сообщил он мне. — Я просил прислать докладчика из области, но он может приехать только в будущую субботу. Так ты подготовься.
Думаю, что электромотор начал тем временем обрастать морскими водорослями, как средневековый корабль. Наступил период засухи. Серо-синяя краска на моторе потрескалась, а на лужице образовалась радужная маслянистая плёнка. Потом снова начались бетонные работы, и буйные воды едва не затопили весь транспортёр.
Через некоторое время я опять встретил товарища в кожаной фуражке. Он сделал вид, что не замечает меня, потом — что не узнает меня, потом — что его кто-то зовёт с лесов. Я осторожно взял его за рукав.
— Мотор, — сказал я укоризненно.
— Послушайте, — воскликнул он, — ведь я не бездельничаю! Но такое дело нужно основательно подготовить!
— Послушайте, — сказал я упрямо, — завтра общее собрание. Если не выступите вы — выступлю я.
Выступил он сам. Он распустил крылья, пылал огнём, гремел, как колокол, и обнажал меч, как архангел. Его голос разносился по обширному помещению, его взгляд гипнотизировал сотни присутствовавших, указательный палеи его правой руки, поднятый вверх, предостерегал в бездыханной тишине, как маяк па утёсе. Никто не отважился протестовать, даже наш главный мастер.
— Представьте себе, товарищи, — грохотал человек в фуражке, горя справедливым негодованием, — представьте себе те катастрофические для народного хозяйства убытки, которые возникают в результате такого злостного разгильдяйства! Подсчитайте, пожалуйста, сколько пота, сколько самоотверженности, сколько мозолей, скольких крон стоит каждая минута, которую такой чувствительный и нежный продукт нашей промышленности, как упомянутый электромотор, проведёт под водной гладью!.. У нас получатся колоссальные, суммы, товарищи, я подчёркиваю это, — колоссальные суммы! Но не будем углубляться в теорию! Пойдёмте, товарищи, следуйте за мной, и вы собственными глазами убедитесь в отвратительном факте, который есть и будет язвой па относительно чистом щите нашей стройки!
Он вышел из зала, и мы длинной чередой последовали за ним.
На месте выгрузки щебня шла работа; несколько молодых рабочих, голых по пояс и загорелых до черноты, и две девушки в пёстрых платочках, одетые в голубые блузы Союза молодёжи, быстро разгружали неожиданно прибывший товарный состав. Приблизившись, мы увидели, как рослый парень с улыбкой и мускулами сказочного Валидуба и девушка в комбинезоне приставляли транспортёр к пустой вагонетке.
Человек в кожаной фуражке застыл на месте. Он крикнул:
— Что вы делаете, чёрт возьми!
Один из рабочих изумлённо обернулся и, не предвидя последствий, ответил, что они собираются грузить щебень.
— А кто вам позволил делать это? — загремел человек в фуражке. — Кто вам позволил дотронуться до транспортёра?!
— Извините, с удивлением отозвалась одна из девушек, — но ведь транспортёр предназначен как будто для погрузки щебня, разве нет?
Человек в фуражке запнулся.
— Обыкновенный транспортёр — да, — сказал он. — Но этот транспортёр является… — возможно он хотел сказать «corpus delicti»[6], но почему-то раздумал — является свидетельством преступного обращения с машинным парком на этой стройке!
— Ещё бы, — усмехнулся другой парень, — ведь у пего весь мотор был в воде…
— Вот именно, — быстро вставил я, — и окислялся..
— А вы знаете, с каких пор? — с воодушевлением спросил мужчина в фуражке. — Если бы мы только перевели это в кроны… Эх, дорогие мои… А вы его вытаскиваете, как будто это просто так, и вводите в заблуждение общее собрание.
Молодые люди переглянулись.
— Кого мы вводим в заблуждение? — спросила вторая девушка.
Мужчина в фуражке посмотрел вокруг. Мы стояли в немом ожидании. Мужчина в фуражке произнёс вполголоса:
— Просто вы относитесь к этому непринципиально, вот в чём дело. Голый практицизм…
В это время от бетономешалок донеслось:
— Готово?
— Готово! — закричал один из парней. — Включай!
Мотор забурчал, зафыркал, выскочила искорка, а затем— хотите верьте, хотите нет — он завертелся, монотонно и потихоньку напевая. Лента транспортёра двинулась, парни и девчата стали накладывать щебень, и вагонетка быстро наполнялась.
Ещё минуту мы стояли молча. Потом мастер обратился к человеку в фуражке:
— Вот видишь. Столько слов из-за какого-то мотора..
Человек в фуражке обратился ко мне:
— Это всё из-за вас! Вы просто не верите в нашу национализированную промышленность! Ах, эти маловеры..
Мне не к кому было обратиться; я смотрел на поющий моторчик и рассуждал примерно так: я тебе желаю всего доброго, мой милый, я горжусь тобой, горжусь и восхищаюсь тем, что ты не поддался, не подчинился стихиям, что ты весело жужжишь, работаешь и строишь. Но подумай, подумай, пожалуйста, разве тебе не следовало бы из тактических и воспитательных соображений, как говорится, скиснуть? Подумай об этом, прошу тебя. Ведь если ты этого не сделаешь, никто до самой смерти не согласится со мной, что металл в воде окисляется и портится и что транспортёр следует устанавливать по возможности иначе, а не мотором в воду; точнее говоря, всегда найдётся человек в кожаной фуражке, которому понравится именно такая установка.
Но мой прекрасный, прочный моторчик не слышал меня, весело тянул ленту и нагружал щебень. А я навеки остался нахалом, который суёт нос куда не следует, ничего не понимает в механизмах и недооценивает нашу высокоразвитую промышленность. Человек в фуражке с воодушевлением сообщит об этом на ближайшем собрании.
Перевод В.Савицкого
Поучительная история о строительных деталях и о землетрясении
Северное сияние безусловно очень интересное явление, точно так же как землетрясение, деление клеток или движение Венеры по своей орбите в бесконечном пространстве. Но вот ещё одно интересное явление.
От строительной площадки «Север» к строительной площадке «Запад» едет грузовик марки «зис»; от строительной площадки «Запад» к строительной площадке «Север» едет грузовик марки «шкода»; шоссе довольно узкое, и обе машины, встретившись, вынуждены замедлить ход: они едва не задевают друг друга кузовами, так что их водители вполне могут поздороваться за руку. За руку они не здороваются, а только перебрасываются парой слов:
— Здорово, Ференц, что везёшь?
— Строительные детали, наличники для окон, три с половиной тонны, а ты?
— И я строительные детали, наличники для окон, три с половиной тонны. Вот так история, а?
— Да!.. Ну, пока, Альфонз!
— Пока!
Моторы рокочут, и машины разъезжаются в разные стороны, поднимая за собой облака пыли; шофёр Ференц насвистывает под грохот восьми цилиндров «Ступавскую корчму», а в кепке у него лежит накладная, свидетельствующая, что он перевёз столько-то и столько-то тонн деталей; шофёр Альфонз по странному стечению обстоятельств насвистывает ту же самую песенку, а среди свёртков и французских ключей у него засунута точно такая же накладная, свидетельствующая, что он перевёз столько-то и столько-то тонн деталей. Им обоим весело живётся на свете, на вечер у каждого из них назначено свидание с девушкой, а осенний день великолепен, полон солнца и тёплых красок.
