Фамилия его Веревкин, может слышали?».
«Чего тут разбираться», – по-прежнему горячился рябой, – доставайте нашего деда и забирайте своего Веревкина. Вон он в кузове у нас лежит. Нам его в морге на обмен с вами выдали».
Молодые офицеры посмотрели на Моргунова, тот кивнул, понимая, что это не тот случай, когда нужно качать права. Расклад сил был явно не в их пользу, тем более, что рябой и толпа уже приблизились к ним довольно близко, а в руках у оппонентов, помимо лопат и ломов, заметили еще и топоры. Становилось жутковато.
Трофимову показалось, что выкапывали похороненного еще быстрее чем закапывали. Когда подняли гроб и поставили его рядом с могилой, рябой и еще пару приехавших с ним молодцов при помощи топоров вскрыли крышку и все увидели покойника в военно-морской форме без погон, который лежал аккуратно сложив руки на груди. На рукавах форменной одежды поблескивали шевроны капитан-лейтенанта, которые Моргунов отпороть поленился.
«Ой, папа всегда мечтал быть моряком», – вытирая слезы с глаз сказала полная женщина в годах. Толпа одобрительно загудела. Возле гроба стало тесно. Слышались разные голоса: «Это он. Ну, точно, он». Обстановка разрядилась.
«Ну, вот что, – заговорил рябой, – раз такое дело, мы его переодевать не будем. Отдадим Вам его одежду, чтобы Вы своего одели. Забирайте его из кузова».
Поскольку численный перевес по-прежнему оставался за Гавриловскими, офицеры снова спорить не стали.
После всего произошедшего вопрос о том одевать вновь появившийся труп Веревкина или нет даже не ставился. Никакой гарантии, что им отдали того, кого надо, не было. Чего недоброго могли и за этим приехать.
Одевали нового Веревкина тоже с трудом. Когда закончили все приготовления к погребению посмотрели на Гавриловских. Те уже закопали деда и говорили какие-то речи.
Вновь опустили гроб, закопали и поставили над могилой крест. Снова в руках появились стаканчики. Выпили сначала за то, чтобы на этот раз похоронили кого надо, потом за покойника. Когда собирались уже уходить, подошел рябой и сказал:
«Вы уж нас, мужики, извините, сами понимаете, мы его так все любили, он для нас столько сделал, а тут такое. Спасибо Вам, что Вы по-человечески с ним, в форму одели. Пойдемте к нам, помянете деда».
Моргунов со товарищи отказываться не стали, потому как, и у самих после очередной порции спирта немного отлегло.
Выпили за упокой души другого деда. Оказалось, что он был заслуженный человек, фронтовик, работал председателем колхоза. Когда прощались все уже были друзьями. Рябой на прощание сказал, что звать его Васька Косоротов и, что его все на хуторе знают, и если что им надо там будет, то могут обращаться.
Возвращались на базу уже в сумерках. Все четверо ехали в кузове молча. Когда на базе прощались, Собакин грустным голосом сказал: «А если бы мы деда в морге не одели, сейчас бы вместе с ним на кладбище лежали. Хорошо, что по-человечески все сделали». Все покивали, кто-то махнул рукой. Моргунов пошел домой, молодые офицеры в общежитие.
В волейбол после этого случая месяца два не играли, но потом все улеглось и жизнь потекла своим чередом.
Оценка, отлично!
«Политработа – трудная работа…» – в старые добрые времена, названных потом застойными, так начиналось одно из стихотворений, посвященных непростому труду замполитов.
Некоторые офицеры в армии недолюбливали эту категорию своих коллег, называя их бездельниками. Даже, шутку придумали: «Замполиту хорошо, он рот закрыл – рабочее место убрал». Обидно, конечно, было, поскольку не все так просто в этой профессии как в поговорке и, главное, не все это понимают. Мало того, что к политзанятиям готовиться надо, в тему глубоко вникать, так еще и сделать так, чтобы у бойцов в голове что-нибудь осталось, потому как по окончании учебного периода всегда проводится проверка знаний по политической подготовке.
И хорошо если своими силами проверяешь – можешь себе скромную, но хорошую оценку поставить, а то из штаба дивизии приехать могут или еще откуда повыше.
Вот, если самого бестолкового солдата еще можно научить снаряды быстро подносить к орудию, то заставить выучить его то, что говорил генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев про армию на каком-нибудь съезде – посложнее будет. И, ладно, если бы, это был единственный вопрос при проверке политических знаний, ответ на него можно и на стендах в Ленинской комнате списать, где обычно проходили экзамены, а их же более тридцати. И, попадаются заковыристые, на которые нет простых ответов. Не каждый политически грамотный человек на них ответит, а тут рядовой солдатик.
У старшего лейтенанта Сидорова, замполита первой роты мотострелкового полка, ситуация была похлеще. В его подразделении служили, в основном, ребята из Средней Азии, половина из которых по-русски говорили плохо, школу закончили посредственно, по причине частых отрывов от занятий для помощи родным колхозам в уборке урожая. Для них каждый ответ на политзанятиях превращался в пытку, как, впрочем, и для Сидорова. Как он ни бился с ними, ничего у него не выходило. Если кто-то из бойцов более-менее запоминал в ходе занятия ответ на один из вопросов предстоящей проверки, то к следующему занятию он его забывал.
Как назло, проверку знаний по боевой и политической подготовке, за истекающий учебный период, в полку, где служил Сидоров, должна была проводить комиссия из штаба армии, о чем заблаговременно предупредили всех.
Командир роты, видя потуги и переживания замполита подначивал его, говоря улыбаясь:
– Ну, что, замполит, дадим стране угля на итоговой проверке?
– Что-нибудь, точно, дадим, командир, – отвечал ему Сидоров с серьезным видом. На душе у него скребли кошки, он понимал всю безвыходность ситуации и уже видел себя выпрашивающим у проверяющего хотя бы тройку по политической подготовке для своей роты, а, ведь, хотелось большего.
Сидоров чувствовал, что находится в лабиринте, из которого выхода нет, а найти его он был, просто, обязан. От результатов этой проверки зависела его дальнейшая карьера, а засиживаться на ротном уровне ему не хотелось.
Когда до проверки оставалась неделя, неожиданно для коллег, Сидоров воспрял духом. Его походка стала живее, взгляд сосредоточеннее. Он постоянно вызывал к себе в канцелярию кого-либо из солдат, в том числе из числа стоящих в наряде по роте, с тетрадками для политзанятий и что-то им втолковывал. Солдатики выходили из канцелярии, заглядывали в свои тетради и что-то бубнили себе под нос.
Другие офицеры роты посмеивались, понимая тщетность потуг замполита и заранее предполагали, что вопрос о положительной оценке по политподготовке придется решать командиру роты в кулуарах прибывающей комиссии.
Комиссия начала работу в установленные сроки. Наступил день экзамена по политической подготовке для первой роты. Как это и водилось ранее первые пять человек вошли в Ленинскую комнату, отведенную под это мероприятие, взяли свои билеты и сели
