Хью. Что мы и делали, не правда ли?
Стивен. Да. Когда мы заподозрили его в первый раз?
Хью. Эхе-хе-хе, нет, точно не помню, но это наверняка случилось некоторое время назад.
Стивен. Мне кажется, еще до прошлой весны.
Хью. Да, несомненно, примерно в то время. И, определенно, не позже четырнадцатого мая, — это же день моего рождения и, помнится, я сказал, что если мы поймаем Костейна с поличным и запрячем его от греха подальше, это будет лучший подарок, какой себе можно представить.
Стивен. В точности эти слова вы и произнесли, Тони, я помню.
Хью. Стало быть, вы произвели добрый старый арест?
Стивен. Да. Его отвели на десятый этаж, а вести допрос пришлось мне.
Хью. Дело всегда неприятное, верно?
Стивен. Сказать по правде, Тони, это одно из тех дел, какие мне всегда были не по душе. Очень трудно допрашивать человека, который вообще ничего не говорит, и оттого ты вынужден придумывать способы заставить его сказать хоть что-то.
Хью. Да, тут приходится призывать на помощь все свое мастерство, не правда ли?
Стивен. Боюсь, Костейн действительно не хотел говорить нам хоть что-нибудь. Но я решил, что будет гораздо лучше, если он заговорит, потому что, раз он последние двадцать лет работал на русских, нам крайне важно знать обо всем, что он за это время натворил.
Хью. Так мы могли бы выяснить, какие наши секреты проданы, а какие остались при нас.
Стивен. Совершенно верно.
Хью. А министр, он доволен тем, что мы, наконец, взяли Костейна?
Стивен. Ну, в то время как с одного бока, он обрадован тем, что Костейн сидит за решеткой, с другого бока его страшно беспокоит возможность какой-либо огласки. Что же касается третьего, он…
Хью. Так у него три бока, Контрол?
Стивен. Фу ты, похоже, я сбился со счета, верно? Ладно, скажем так: его несколько раздражает то обстоятельство, что мы позволили советскому агенту столь долгое время торчать незамеченным в наших рядах.
Хью. Выходит, он воспринял все это со смешанными чувствами?
Стивен. Думаю, это верное определение, да. Так что, в общем и целом, последние сорок восемь часов были весьма утомительными. Точнее говоря, сорок четыре. Но, должен вам сказать, мне они показались сорока восемью. Самое малое, сорока шестью или даже сорока семью.
Хью. Я вам вот что скажу, Контрол, — раз вы испытываете такую усталость, не встряхнет ли вас чашечка кофе, как по-вашему?
Стивен. О да, Тони, превосходнейшая мысль. Я был бы в восторге.
Хью. Сейчас принесу.
Стивен. Вы мой спаситель, Тони, и никак не иначе.
Хью. И знаете что, Контрол…
Стивен. Мм?
Хью. Я сварю вам не просто кофе, а кофе хороший и крепкий.
Стивен. Действуйте.
Стивен сидит за столом, обращаясь к камере. На руках у него исключительной миловидности щенок, скорее всего, золотистого лабрадора.
Стивен. Этот щеночек, его зовут Подтыра, отчаянным образом нуждается в помощи. Четыре месяца назад Подтыра лишилась матери, а еще три дня спустя и отец ее погиб под машиной, водитель которой скрылся с места совершенного им преступления. Осиротевшая всего в пять с небольшим месяцев Подтыра столкнулась также с весьма болезненным и неприятным недугом — с недержанием. Это состояние, о котором мы, люди Запада, особенно распространяться не любим — стыд затыкает рты миллионам тех, кто им страдает, — для Подтыры же недержание стало источником многих бед, и она, вместо того, чтобы как-то приспособиться к нему, решила бежать в Лондон. Как раз по пути в Лондон, Подтыра и подверглась насилию и жестокому обращению со стороны куда более взрослого пса. Можете себе представить, как это должно было подействовать на юную, невинную сучку вроде Подтыры. Она испытывала недоумение, смятение и страдание. Мы полагаем, что примерно в это время ее и поразила травматическая амнезия, полная потеря памяти. Которая, помимо всего прочего, сделала для нее крайне затруднительным понимание того, где она есть и что творит. Для Подтыры началась жизнь, полная копания в отбросах и проституции, она торговала своим мягким, пушистым, молодым телом просто ради того, чтобы выжить. Такую жизнь она и вела, когда ее отыскало наше Общество. Мы смогли дать ей пищу, тепло и самое главное — любовь, то, чего она была лишена во всю ее короткую и трагически несчастливую жизнь.
Сейчас у Подтыры вновь появляется интерес к жизни. Память постепенно возвращается к ней, благодаря чему нам и удалось восстановить по кусочкам подробности ее прошлого, и, при наличии удачи, она, наконец, сможет вести нормальную, счастливую, полную свершений жизнь. Однако таких Подтыр в Британии тысячи и тысячи, и мы отчаянно нуждаемся в вашей помощи, которая позволит нам продолжить нашу работу. Мы — полностью независимая благотворительная организация, мы не получаем от государства никаких субсидий и полагаемся лишь на щедрость общественности, позволяющую нам существовать и дальше. Если вы из тех, кто хотел бы помочь Подтыре, прошу вас, пришлите ваше пожертвование, сколь бы большим оно ни было, лично мне, Стивену Фраю, — не все же меня Би-Би-Си содержать.
Стивен и Хью снова сидят во вращающихся креслах, как всегда отвратительные.
Стивен. И, разумеется, что меня особенно разочаровало, так это их выбор…
Хью. То есть он произвел на вас впечатление?
Стивен. Кто?
Хью. Их выбор…
Стивен. Нет, не произвел. Я нахожу его ошибочным, необоснованным, плохо выбранным выбором.
Хью. Могли бы выбрать и что-нибудь получше?
Стивен. Именно так я и считаю. И, разумеется, если бы они выбрали что-нибудь получше…
Хью. Чего они не сделали.
Стивен. Да уж конечно, не сделали. А если бы и сделали, их ограниченность все равно…
Хью. Как раз об этом я и собирался вас спросить.
Стивен. Но не спросили.
Хью. Но собирался.
Стивен. В таком случае, да. Ограниченность, сами понимаете. А она с неизбежностью их ограничивает.
Хью. То есть, они ограничены собственной ограниченностью?
Стивен. Вы хорошо формулируете.
Хью. Спасибо. Это натолкнуло меня на другой вопрос. Вы позволите?
Стивен. Разумеется.
Хью. Спасибо. Я хотел бы узнать, существует ли какой-либо смысл, в котором вы не представляетесь людям целиком и полностью отвратительным?
Стивен. Никакого. Я долго и тщательно отыскивал этот смысл и, в конце концов, пришел к выводу о бесплодности моих поисков.
Хью. А скажите, это как-то связано с…
Стивен. Вы попали в самую точку. Разве может хоть кто-то сказать, исходя из какой угодно критической, но тем не менее надуманной точки зрения, что вы хотя бы на малое расстояние удалились от состояния полной отвратности?
Хью. Ага. А вот это интересно.
Стивен. О боже. Я отнюдь не намеревался интересничать.
Хью. Ну да неважно. Уверен, вам еще представятся и другие возможности.
Хью. (В камеру) Сегодня у нас в гостях человек, который произвел в 1987 году сенсацию, став первой женщиной, подвергшейся успешной операции по полной смене пола. В августе того года она легла в дюссельдорфскую клинику «Новый дружок» как Мелинда Кустик, писательница, тележурналистка и мать троих детей. Две недели спустя она покинула клинику как Майкл Кустик. Его ставший бестселлером рассказ об этой операции, о приведших к ней мучительных раздумьях, о сопровождавших ее мучительных надрезах и о ставшей результатом ее славе, сделал имя Майкла Кустика всеобщим достоянием. Итак, познакомимся с ним — леди и джентльмены: Майкл Кустик.
Входит Дебора, самая что ни на есть обычная женщина. Обменивается с Хью рукопожатиями. Они садятся. Софа, на которую они садятся, опасно мягка и податлива: время от времени они утрачивают способность управлять своими телами, поскольку топкость софы делает сохранение равновесия затруднительным.
Хью. Добро пожаловать, Майкл.
Дебора. Спасибо. Очень рад вас видеть.
Хью. Итак. Майкл. Что вы можете сказать о вашей жизни после операции?
Дебора. Ну, прежде всего, я должен сказать, что буквально все — мои родные, друзья, знакомые, — оказывали мне после того, как операция обратила меня в мужчину, колоссальную поддержку. И мой прежний муж, и моя теперешняя жена относились ко мне с огромным пониманием.
Хью. Так у вас теперь и жена есть?
Дебора. Да, есть. С двумя детьми.
Хью. Вы и детей иметь можете?
Дебора. О да. Я усыновил двух чудесных близнецов. Вы же понимаете, операция привела к полной смене пола.
Хью. И насколько успешной была, на ваш взгляд, эта операция?
Дебора. Ну, сами видите. Стопроцентный успех.
Хью. Да-а-а. А как бы вы описали — тем более, что вы единственный, по-видимому, человек в мире, имеющий возможность сделать это, — разницу между полами?
