— Коли укоренилась, — бодро заявил инженер Мартвонь, у которого камень свалился с сердца, — то её нужно искоренить.
— Совершенно верно! — сказал директор Пуц, и все радостно согласились. Поскольку речь шла не об их участках, все настроились оптимистично.
— Товарищи! — директор предостерегающе повысил голос. — Одним словом, у нас пьянствуют! Так сказать, гидра алкоголизма подползла к самым стенам нашего завода.
Снова стало тихо. И хотя речь шла не о плане, не о прогулах, не о нарушении хозяйственной дисциплины, оптимизм сотрудников директора Пуца всё-таки пропал.
— Что же мы предпримем? — спросил Зурвальчик.
Директор Пуц бросил на него такой взгляд, словно собирался объявить ему выговор за нерешительность.
— Это ясно как день, — ответил он, — развернём широкую кампанию!
— Какую кампанию? — ещё нерешительнее, чем Зурвальчик, спросил Доброводский.
Директор Пуц укоризненно посмотрел и на него, но в то же время он осознал, что сам не имеет понятия, как же, собственно говоря, проводить эту кампанию.
— Это как раз и надо решить коллективно, — ответил он.
Все задумались. Первым слово взял инженер Мартвонь.
— Предлагаю, — рассудительно начал он, — развесить по заводу плакаты, вывесить молнию у каждого станка, а также привлечь к этому заводское радио. Убеждение словом — великая сила, товарищи!
— Отличная мысль! — согласился директор Пуц. Но тут же он вдруг реально представил себе завод, наводнённый антиалкогольной пропагандой. Ведь это было бы почти равносильно публичному признанию, что у него, Пуца, на заводе работники пьянствуют. А что об этом подумают на других заводах и особенно в кабинетах их директоров?..
— Превосходная мысль, — продолжал он, — только я думаю, друзья, — это моё частное мнение, — что это значило бы идти на зайца с барабаном. Мы должны действовать осмотрительно, деликатно; речь идёт об очень щекотливом предмете…
— Созовём общезаводское собрание, — предложил председатель заводского комитета Зрень, — один из членов заводского комитета прочтёт коротенькую лекцию, и примем резолюцию.
— Вот именно, вот именно, — согласился директор Пуц. Но тут ему пришло в голову, что тогда это наверняка попадёт в газеты, и даже в Либерце, борясь с пьянством, будут говорить: «У нас не должно быть так, как на том заводе, где директором был товарищ Пуц». — Мысль по существу правильная, — продолжал он, — но лично мне кажется, что не стоит давать этому делу такую огласку. Я советовал бы отказаться от этого предложения и принять иные меры.
— Я думаю, — заявил плановик Зурвальчик, — что в таких делах нужен индивидуальный подход к каждому человеку. Заботливо разобрать отдельные…
— …случаи пьянства, — деловито подсказал Зрень.
Зурвальчик откашлялся и продолжал:
— Отдельные… случаи нарушения общественного порядка. Потом создать антиалкогольную комиссию, пригласить соответствующих нарушителей и использовать такое действенное средство, как метод убеждения.
— Необычайно мудрое предложение, — обрадовался директор Пуц. — Переговорить с людьми по душам — это всегда самое верное средство. А кстати, — тут он на мгновение задумался, — кстати, даже и комиссию создавать не нужно, это вызвало бы лишнюю волокиту. Вполне достаточно беседы. И даже будет правильнее, если с упомянутыми нарушителями побеседую я сам, как директор. Теперь надо выяснить, кто эти нарушители;
— Ну, такие найдутся, — сказал Зрень, потирая рукой рябой подбородок.
— Найдутся, ещё бы, — отозвался Зурвальчик, — у соседей занимать не придётся. Зачем далеко ходить? Вот товарищ Курина. Уж он-то выпить не дурак!
— Курина? — удивлённо переспросил директор Пуц и натянуто улыбнулся. — У вас о нём немного предвзятое мнение, товарищ Зурвальчик, я и раньше это замечал… Правда, Курина того… любит выпить, но…
— А кстати, почему его здесь нет? — спросил Зрень. — Ведь он обязан присутствовать.
— Не знаю, не знаю, — продолжал Пуц, не замечая вопроса, — правильно ли было бы начинать с заместителя директора. Это значительно подорвало бы авторитет нашего руководства. Мы должны начать с таких работников завода, которые являются, я бы сказал, наиболее типичными.
— Клуштак — типичным, — сказал инженер Мартвонь. — Когда-то он вырабатывал его восемьдесят процентов, а сейчас едва выполняет норму. Избил жену. Говорят, соседи видели… Такой способный молодой человек и так портит себе жизнь. Это показательный случаи, заслуживающий самой строгой критики!
— Да, — задумчиво произнёс директор Пуц. — Даже не знаю, правильно ли с политической точки зрения начинать именно с рабочих кадров. Мне особенно больно, что с этим предложением выступаешь ты, товарищ главный инженер, так сказать, представитель трудовой интеллигенции на нашем заводе.
Мартвонь слегка побледнел и сразу как-то съёжился в глубоком кресле. Тогда заговорил начальник хозяйственного отдела Доброводский:
— А молодой Колар? Недавно он возмутил всю бухгалтерию..
— Колар? — тихо перебил его директор Пуц и вдруг мягко улыбнулся. — Ну, это правда: Колар может нализаться, будь здоров! Но нужно заметить, что когда он чуть-чуть навеселе, он очень приятный и остроумный парень. Не так давно он насмешил всю компанию: изображал Черчилля, представлял бой быков, пел неприличные песенки от Тренчина до самого Бецкова. Замечательный парень этот Колар!.. — И директор Пуц тихонько засмеялся в усы, вспомнив весёлого служащего бухгалтерии.
— А Сандтнер? — запальчиво проговорил Зрень. — Недавно, говорят, в «Поляне» подрался с капельмейстером и разбил зеркало!
— А где мы возьмём человека с квалификацией Сандтнера? — спросил директор Пуц с горестной ноткой в голосе. Зурвальчика, который назвал известного любителя сливовицы Виктора Шиманского, он даже слушать не стал: ведь Виктор Шиманский приходился его жене двоюродным братом.
Совещались ещё очень долго. Вы даже не поверите, как трудно иногда бывает начать широкую кампанию.
Некоторое время они обсуждали, не начать ли им с самокритики присутствующих, но от этого очень действенного метода в конце концов, хотя и с большой неохотой, отказались. Потом обдумывали, не поручить ли организацию этой компании Союзу женщин с условием, что они не предадут это широкой огласке, но в конце концов и эта мысль не получила одобрения. Вопрос о конкретных объектах, нужных для этой кампании, отпал сам по себе, так как ни один человек по той или иной причине не годился. Короче говоря, подходящего пьяницу отыскать так и не могли.
— Иисус-Мария! — причитал директор Пуц после трёх часов напряжённого заседания, допивая четвёртую рюмку коньяку. — Неужели на этом жалком заводишке нельзя откопать ни одного парня, которого мы могли бы для острастки уволить под лозунгом широкой кампании?.
— Нельзя, — уныло протянул товарищ Зрень, — нельзя. Это так же верно, как то, что меня зовут Венделин. Ведь, кроме старого папаши Пиклера, нам каждый работник нужен как воздух.
Директор насторожился.
— Папаша Пиклер? Кто это?
— Да ну! — Зрень махнул рукой. — Ночной сторож на подсобных складах… Что он там есть, что его, старого бедняги, там нет — всё одно…
Прошла минута.
— Под лозунгом кампании, — официальным тоном произнёс Пуц, — пошлём товарища Пиклера на пенсию.
— Это зачем же? — недоуменно спросил Зурвальчик.
— Из принципиальных соображений, — ответил директор Пуц. — Чтобы предостеречь остальных. — В его голосе была твёрдость непримиримого борца.
— Чтобы предостеречь? От чего? — как-то непонимающе спросил Мартвонь.
— От порчи, — ответил директор Пуц, — от гидры алкоголизма.
Присутствующие переглянулись. Потом председатель комитета Зрень прошептал:
— Но ведь старый Пиклер не пьёт…
— Не пьёт? — испугался Пуц. — А почему же, чёрт возьми, он не пьёт?..
— Так. Не пьёт, и всё. Грешков у него хватает: уносит, например, к себе с заводского двора доски на дрова, и тому подобное, но пить, к сожалению, не пьёт.
Директор Пуц посмотрел прямо перед собой.
— Доски уносит? — спросил он с надеждой.
— Ну… уносит… Всякие обломки, щепки… для печки…
Директор Пуц с минуту думал. Остальные напряжённо ждали, что он предложит. Наконец Пуц сказал:
— Я думаю, что мы могли бы пока отложить упомянутую кампанию против алкоголизма… Пока не создастся более благоприятная обстановка… А вместо этого должны развернуть кампанию против хищения социалистической собственности. И начать её с яркого примера — с товарища Пиклера.
Обсуждали этот вопрос принципиально, но все были уже очень изнурены. В общих чертах одобрили предложение директора и разошлись.
Вечером пришёл Курина. Он был в довольно приподнятом настроении, и от него несло водкой на морскую милю. Он фамильярно взял директора Пуца за лацкан пиджака и, с трудом ворочая языком, проговорил:
