Кстати, если в рассказе есть кочерга, значит, она должна непременно выстрелить.
Стреляет кочерга. Конь падает.
Ах, Элиза! До чего же мне нравится, что ты брюнетка. И рост у тебя - то что надо. В смысле - не как Сюткин, а действительно то, что надо. Ниже моего ровно на пять сантиметров чудесного мира, открывающегося простому смертному, когда он заглянет в твои глаза.
Элиза: До чего красноречив, злодей.
Элиза, стройная красивая брюнетка, увлекает меня в неведомые дали русского языка. И я несусь по ним на дареном мне самим Богом коне, не смотря ему в зубы, ибо зрелище это не для слабонервных.
Можно в конце концов и рукой пощупать.
ЛЕТО
Тепло. Хорошо. Цветут лютики, растут ягодки. Милые трудолюбивые пчелки мелькают как шрапнель. По поляне бежит за бабочкой барышня с сачком в руках. Небольшая экскурсия детей прет с утренника на гербарий. А барышня уже почти догнала бабочку. А дети все прут и прут напролом. А бабочка все ближе и ближе. Барышня пыхтит, сачок мелькает. А дети прут, прут. А до бабочки уже два метра, один... Барышня бежит, старается, сачком машет. А дети напролом прут. И вот уже полметра до бабочки. Еще чуть-чуть... Дети прут... Барышня настигает бабочку, замахивается сачком и
ХЛОПППППППППП!!!!!!!!!!!!!!
Всем привет.
МАРИЯ И СОКЕЛ
Маше
На холме стоит королева Мария и стремительно смотрит в высь. На руке королевы Марии сидит птица сокел и тоже смотрит в высь. Вдруг сокел срывается с руки королевы Марии и несет в дальние страны записку от королевы Марии. Он кружит над глобусом земли, зорко выискивая адресата. А королева Мария загадочно смотрит на волны под холмом. Неведомая иному ихтиологу рыба плеснет хвостом и скроется в глубине. Но вот звучат обеденные фанфары, и королева Мария скрывается в своем замке. И оттуда доносится жадное чавканье. А вечером она гуляет по дворцовому парку, и хрустят под ее легкой ногой оброненные кем-то пенсне. Шумят листвою неясные в темноте своей молекулярной структурой деревья. Ночь вступает в свою партию. Мерцают звезды как шрапнель. Королева Мария представляет, как летит птица сокел, с гордым клювом... дай-ка я тебя потреплю за щечку... И тебя, Мария, тоже потреплю за щечку... Ой, какая холодная щечка. Какая мягкая, ух ты. Мне так нравятся твои щечки, Мария. И твои щечки, сокел, тоже очень симпатичные.
ПО ТОНКОЙ ДОРОЖКЕ
По тонкой дорожке от получки до аванса на цыпочках ходит артист. Вокруг вьются мелкие черные птички и вниз мешают смотреть. А вниз смотреть обязательно нужно, чтоб знать, куда упадешь. По тонкой дорожке он идет до аванса, качается и говорит. Артист объясняет, как он ненавидит дорогу, птиц и аванс. Как он ненавидит туман, спешку, глупость, дорогу, птиц и получку. Артист аккуратно машет руками, пытается вниз не упасть. А черные птички клювами щелкают и отвлекают его. Дорожка все тоньше, туманы все гуще в городе грязном, как кал. Артист матерится, а птички щебечут еще нецензурней его. Так, в спешке, в тумане, в унынии полном, проходят четырнадцать дней. А на пятнадцатый артист получает свой идиотский аванс. Потом он, взглянув на аванс одним глазом, в карманы его сует. И, повернувшись, уходит обратно, туда, где получка была. Теперь от аванса до самой получки идет он и говорит. Артист вспоминает эту дорогу, того, кто построил ее. И весь этот город, его кто построил, и мать и бабку его. Глохнут в тумане и в щебете яркие, образные слова. Артист аккуратно машет руками, дорожка виляет вдали. А черные птички гадят на куртку, и дождик кислотный идет. И так от аванса до самой получки длятся четырнадцать дней. А на пятнадцатый день получает деньги свои артист. Он долго, нервно и громко смеется, пихает получку в карман. Потом артист чистит от птичьего кала зеленую куртку свою. И, развернувшись, плетется обратно, чтоб получить свой аванс.
ЛЮТНЯ КУЛИБИНА
Вечерело. Кулибин играл на лютне. Славная мелодия ненавязчиво разносилась по широтам темнеющего города. Мозги по инерции еще работали. Ноги еще по инерции могли ходить. Жара была страшной. Чужие звуки окружали со всех сторон, не давая успокоиться. Картины прошлого вставали перед глазами. К горлу подкатывала неизвестность. До конца оставалось всего несколько часов. Весь мир, казалось, хотел оборвать нить мелодии лютни Кулибина, не дать дослушать, но утопить в своем грязном величии остатки того, по инерции от чего еще могли ходить ноги, еще могли работать мозги. Кулибин играл на лютне. Славная мелодия пробиралась сквозь мрачные вершины чужих криков. "Добейте меня", - пела мелодия Кулибина, - "Вот она я, вся тут. Не мучьте же." Но хитрая подлость желала поиздеваться. Нет уж, хорошо тебе было в свое время, так теперь пусть будет плохо. Маленькая слабая мелодия лютни Кулибина вызывала изумление. Откуда ты? Как еще сохранилась ты, благодаря которой могут еще ходить ноги и работать мозги? Когда всего несколько часов остается до конца. Когда смыкаются серые гиганты человеческой глупости вокруг твоего угла, и когда понимаешь ты, что что бы ты ни сделал, что бы ни сказал, исправить нельзя уже ничего, но лишь совершенно фантастическим способом слышна тебе славная мелодия лютни Кулибина, звучащая все с той же маленькой, но постоянной силой, какой бывает живуч самый никчемный человек, потому что внутри его все еще остается какая-то неизвестно откуда взявшаяся надежда неизвестно на что.
КОСМОНАВТ И АСТРОНАВТ
Космонавт: Я лечу в космос!
Астронавт: Нет, я лечу в космос!
Звездолет: Бзжжжжж!
Космонавт: Ты - в космос?! Ну рассмешил! Я ведь космонавт, а ты кто? Ты посмотри на себя! Рожа небритая, обе руки левые, нога одна.
Астронавт: Ну и что? У тебя-то вообще на щеке четыре пальца растут.
Космонавт: Лучше четыре пальца на щеке, чем три ягодицы, как у тебя.
Астронавт: Ни в какой космос ты не полетишь. В космос с глазами на подбородке не пускают.
Космонавт: А где твой правый глаз? Молчишь? Так-то.
Астронавт: Да я-то, чтоб посмотреть, носок снять могу.
Космонавт: Как, интересно, ты его снимешь? У тебя же нога кольцом. Разрезать нужно.
Астронавт: А вот и разрежу! И полечу в космос. А ты, со своим хвостом на запястье, останешься здесь.
Космонавт: Это ты здесь останешься. А полечу я.
Милиционер: Ребята! Что вы ссоритесь? Летите вместе.
Звездолет: Бзжжжжж!
Только их и видели.
КНИГА
Начиная свою книгу, даже не взглянув на название, еще бы, не умеем мы в этот момент читать, листаем мы ее бездумно, со временем учимся читать, но перевернуть и посмотреть, что было в начале, нельзя, упасуаем мы поневоле ранние моменты, может, саму завязку, а затем стараемся тщетно не упасуать текущий момент, желаючи, однако, заглянуть вперед, и с думой о конце листаем кабы как книгу, упасуая таким образом и то, что сейчас, а ведь то, что впереди, страница за страницей становится тем, что есть текущий момент, и получается, что мы упасуаем и будушее, а остановиться в книге нельзя, потому как захватывает она, да и другой-то нет, хотя, бывает, что читаем мы и чужую книгу, словно свою, давая советы, как не упасуать сюжет, но советы не помогают никому и никогда, потому что совет есть желание присвоить себе чужую книгу и упасуать ее по-своему, и запутываемся словно паук в своей же паутине, и единственное, что мы можем сделать, так это осознать, что ни прочесть предыдущих глав еще раз, ни прочесть будущих глав, ни не упасуать читаемую главу нам не дано, и лишь должны мы читать книгу, читать, и прочесть ее достойно до конца, не дергаясь, не спрашивая, спокойно и закрыв глаза.
ВОЛЕЙ СЛУЧАЯ
Один человек пошел в магазин за помидорами, а попал в Склифосовского. А другой человек торопился на презентацию, но попал тоже в Склифосовского. А третий человек шел себе, насвистывая песенку, но вдруг попал в Склифосовского. Тут давеча к нам инженер из Англии прилетел. Хотел опытом обмениваться. Не тут-то было. Прямо из аэропорта увезли его в Склифосовского. А еще немцы недавно контракт подписывали, кивали. Губы раскатали, в общем. Сейчас они в Склифосовском с удивленными лицами в одной палате лежат. Шесть человек на трех койках, письменном столе и двух роялях. Не так давно еще такое было: зашел человек в читальный зал, развернул книжку, сейчас, думает, почитаю. Ха. Попал в Склифосовского, естественно. Вот, помнится, очередь за варежками стояла. Все волновались, что варежек не хватит. Не о том волновались. Сейчас в Склифосовском. Какие уж тут варежки. Или вот еще случай: молодожены в Коломенском свадьбу играли. Народу собралась тьма. Шампанское хлопает, тосты произносят. Кто ж знал-то, что так получится? В Склифосовского всех увезли. Молодоженов в разные палаты положили... Так что вы, конечно, заходите, товарищи. Но имейте в виду.
СЛУЧАЙ
Когда Филипп Киpкоpов пpаздновал свое бpакосочетание с Аллой Пугачевой, Баpи Алибасов дал ему большую бутылку водки "Абсолют" и стакан. Филипп Киpкоpов откpыл бутылку и налил в стакан немного водки. Раздался щелчок, и водка в стакане исчезла. Филипп Киpкоpов удивленно выпучил и без того большие глаза и налил еще. Hо опять pаздался щелчок, и водка исчезла. Тогда Филипп Киpкоpов еще сильнее удивился, нахмуpил бpови и налил в стакан еще водки. Опять - щелчок, и водка исчезла. Филипп Киpкоpов пpовел pукой по лбу и оглянулся. Затем он поднес стакан к самым глазам и быстpо плеснул туда еще водки. Раздался щелчок, и водка исчезла. Филипп Киpкоpов с ужасом посмотpел на бутылку. Потом он ткнул локтем сидящего pядом Боpю Моисеева. Боpя Моисеев вынул лицо из таpелки с боpщом и посмотpел, как Филипп Киpкоpов наливает водку в стакан, pаздается щелчок, и водка исчезает.
