Сердце Анны сжалось. Эта женщина, с восторженным взглядом, направленным в будущее, величие души которой так ясно раскрылось в ее последние мгновения на груди мужа, была ее собственной дочерью Элизабет, в тонких чертах лица которой угадывались черты лица Иосифа.
Собравшиеся снова заплакали. Мужчина медленно встал с кровати, осторожно опустил голову женщины на подушку, закрыл своей ладонью ее глаза, все еще устремленные в небо, после чего нежным движением убрал волосы с ее лба. Затем, повернувшись к остальным, тихо произнес:
- Дети мои, Господу угодно было принять к Себе душу вашей дорогой матери и верной моей спутницы жизни. Да свершится Господня воля.
Рыдания раздались в полный голос, глаза Анны наполнились слезами, так что она больше ничего не могла видеть. Послышался звон церковного колокола, возвещавший о том, что еще одна душа присоединилась к Господу. И с каждым ударом, до Анны доходили слова:
- Элизабет не умерла, поскольку не была рождена. Так было бы, но ты сама не захотела этого. Ты своими руками бросила душу Элизабет под мельничное колесо.
Терзаемая невыносимым стыдом, охваченная печалью, не понимая, что делает и куда идет, Анна распахнула переднюю дверь дома, выбежала и остановилась только на деревенской площади.
К ее удивлению, все здесь сильно изменилось. Ярко светило солнце, его лучи играли на величественном золотом шпиле новой приходской церкви, сложенной из белого камня, с решетками кружевного плетения на окнах. Развевались флаги, повсюду висели гирлянды цветов. Свежие березовые ветви обвивали кладбищенские ворота, делая их похожими на триумфальную арку. Площадь была заполнена сельчанами в праздничных нарядах.
Анна остановилась, оглядываясь. И услышала вблизи себя разговор.
Кто-то сказал:
- Вы только взгляните, что Иоганн фор Арлер сделал для своей родной деревни. Он не только добрейший человек, но и прекрасный архитектор.
- Но почему, - спросили его, - вы говорите фон Арлер? Разве он не сын того самого Иосифа, смотрителя, убитого в горах контрабандистами?
- Это правда. Но разве вы не знаете, что король пожаловал ему титул? Он так замечательно украсил дворец Резиденц. Он построил новую ратушу, полагают, лучшую в Баварии. Он пристроил к дворцу новое крыло, восстановил множество церквей, особняков богатых граждан и дворян. Но хотя он и стал таким известным человеком, сердце его оставалось здесь. Он никогда не забывает, что родился в Зибенштейне. Посмотрите, какой красивый дом он выстроил для себя и своей семьи в горах и приезжает туда летом. Он просто великолепен. Но старый скромный дом, где жили его родители, он оставил без изменений. Этот дом для него ценнее золота. А теперь еще эта новая церковь, воздвигнутая в родном селе...
- О, да! Иоганн - замечательный человек; он всегда был хорошим, серьезным мальчиком, которого никогда не видели без карандаша в руке. Вы понимаете, о чем я. После того, как он покинет этот мир, здесь, на этом самом месте, наверняка будет установлен памятник самому знаменитому человеку, уроженцу Зибенштейна. Но глядите, глядите! Вон он, спешит на церемонию открытия новой церкви.
Толпа раздалась, показался мужчина средних лет, с широким лбом, ясными, светлыми голубыми глазами, с бородкой клинышком. Присутствовавшие мужчины снимали шляпы и расступались, давая дорогу, пока он шел. Он улыбался, протягивал руку, любезно здоровался, спрашивал о семье, о здоровье тех, кто оказывался рядом с ним.
Но вот взгляд его остановился на Анне. Его глаза вспыхнули радостью, он бросился к ней, чтобы заключить ее в объятия, крича: "Матушка! Милая матушка!"
Она тоже была готова обнять его, как вдруг все исчезло, а безжалостный голос произнес:
- Это не твой сын, Анна Арлер. Он не родился, поскольку ты была против. Возможно, все было бы так, как определил Бог; но ты, своим поступком, воспрепятствовала предопределению, бросив невинную душу под мельничное колесо.
Тихо-тихо, где-то вдали, в третий раз прокуковала кукушка. Великолепная новая церковь сморщилась и превратилась в ту, которую Анна знала всю свою жизнь. Площадь была пуста, ранний холодный рассвет занимался над вершинами гор на востоке, но в небе еще были видны звезды.
Крича от боли, подобно раненому зверю, Анна металась из стороны в сторону, в поисках убежища, а затем, стремясь получить облегчение мятущейся душе, вбежала в церковь. Распахнула входную дверь, пробежала по шершавому полу и бросилась на колени перед алтарем.
И снова видение! Возле алтаря стоял священник в черно-серебристом облачении; коленопреклоненный мальчик-служка стоял на нижней ступени, справа от него. Горели свечи, священник собирался служить мессу. Раздался шаркающий звук множества ног, входили люди, некоторые становились на колени справа и слева от Анны. Она посмотрела в стороны и увидела странных людей, - мужчин, женщин и детей, молодых и старых, - и в лице каждого из них ясно были видны черты Арлеров и Воссов. Стоявший на коленях возле священника мальчик повернулся в профиль - он был похож на ее младшего брата, умершего, когда ему было шестнадцать лет.
Священник обратился к собравшимся и сказал:
- Помолимся.
Она узнала его, это был ее собственный сын, ее Иосиф, названный так в честь отца.
Месса началась; священник, повернувшись лицом к прихожанам, вытянул к ним руки и произнес:
- Вознесите сердца ваши!
- Мы возносим сердца наши к Господу.
Но затем, вместо привычного продолжения, он вознес руки над головой, ладонями в сторону собравшихся, и громовым голосом провозгласил:
- Проклято поле, зерна не приносящее!
- Аминь.
- Проклято дерево, плода не приносящее!
- Аминь.
- Проклят дом, пустым оставшийся!
- Аминь.
- Проклято озеро, рыбы лишенное!
- Аминь.
- Поскольку Анна Арлер, урожденная Восс, могла бы стать матерью бесчисленных поколений, как песок на морском берегу, как звезды, сияющие в небесной выси, поколений, простирающихся до конца времен, всех, собравшихся ныне здесь, но не стала, - да будет она до скончания лет своих в одиночестве, и никто не утешит ее в болезни; пусть сердце ее будет скорбеть, и никто не ослабит этой скорби; пусть она ослабнет, и никто не поможет ей в ее слабости; пусть, когда она умрет, никто не вознесет за нее молитвы, потому что она обрекла себя на прошлое, которое никогда не сможет забыть, добровольно отказавшись от своего будущего; пусть раскаяние ее будет лишено надежды получить прощение; пусть среди слез не знает смеха, потому что она сама выбрала свою долю. Горе ей! Горе! Горе!
Опустились руки, погасли свечи, священник исчез в темноте, исчезли собравшиеся, и наступила тишина, страшная тишина, не нарушаемая ни единым звуком.
А Анна, издав страшный крик, распростерлась на камне, лицом вниз, вытянув вперед руки...
Пару лет назад, в первых числах июня, один путешественник из Англии прибыл в Зибенштейн и остановился в "Короне", где заказал ранний ужин, поскольку был голоден и устал. Покончив с ужином, он решил немного прогуляться, пересек деревенскую площадь и оказался вблизи кладбища. Солнце зашло, но горные пики все еще были освещены последними лучами, так что долина, которую они окружали, напоминала собою сказочную корону. Он остановился и закурил, осматривая кладбище, и заметил старушку, склонившуюся над могилой с крестом, на котором имелась надпись "Иосиф Арлер"; она поправляла цветы, после чего надела на верхушку креста венок из анютиных глазок. В руке она держала небольшую корзинку. Поправив венок, она направилась к воротам, возле которых стоял путешественник.
Когда она проходила мимо, он приветливо поздоровался:
- Добрый вечер, матушка.
Она пристально взглянула на него и, сказав: "Милостивый государь! Можно раскаиваться в своем прошлом, но нельзя его изменить", после чего пошла дальше.
Он был поражен выражением ее лица: никогда прежде не видел он такого глубокого, безмерного отчаяния.
