шла вода, швейцар грубил, и звонки испортились… Но в такое тяжелое время в окопах и за небольшую комнатешку приходилось платить дорого.
Весь наш корпус, из пяти-шести человек, помещался в одном помещении. Против нас стоял многотысячный взвод немецких солдат, разрывались брустверы, где-то по полю рыскали канонерки, и было жутко.
Дементьев взял в руки зарядный ящик и подумал:
«Такая изящная вещь, украшенная живописью, и может производить такие разрушения… Как странна война…»
Ухали амбразуры, посылая огнедышащие мортиры.
— Надо идти стрелять, — сказал штабс-прапорщик Иракин, входя в комнату, — наши семнадцатифутовые пушки уже принесены.
Они вышли на воздух. Шрапнель, наполненная бризантными снарядами, была сложена вместе с фугасами…
— Подвози волчьи ямы, — скомандовал сам ефрейтор, подъезжая на взмыленном автомобиле.
Генерал приложил руку к козырьку и насыпал порох в пулемет. Где-то у немцев выстрелили.
Дементьев ясно видел, что летит снаряд. Это было небольшое существо, из которого шел дым.
«Нужно встать за проволочное заграждение», — подумал Дементьев, но потом выпрямился и стал думать.
Снаряд летел.
Дементьев бросился вниз к письменному столу и набросал телеграмму:
«Милая Катя, прощай».
Снаряд летел.
Дементьев снова поднялся наверх.
— Подлетает, ваше благородие, — крикнул конный сапер, заряжая орудие.
Со страшным криком снаряд взвился в землю. Дементьев был спасен. Осколок снаряда, подлетев к нему, сплющился в бесформенный кусок от левого кармана. Дементьев вынул бумаги: там была карточка Кати.
Рассказ о событиях на море
…Эскадрон броненосцев ринулся в бой. Впереди мчался флагманский транспорт, руководимый ротмистром NN.
— Держи в кильватер, — крикнул адмирал, приоткрывая окно башенки с двенадцатикилограммовыми пушками, — стреляйте в упор перекидным огнем!
Громадный миноносец, закрыв своим стальным телом бронированный крейсер, высаживал десант на неприятельские шлюпки. Летели, разрываясь где-то в воздухе, мины Уайтхеда.
— К нам приближается подводная лодка, адмирал, — доложил‘знаменосец с мачты, — надо приготовить все.
— Где вы видели ее? — нервно спросил адмирал.
— Разве вы не видите? — сказал тот, подавая подзорную ракету. — Вот из воды торчат осадные орудия!
— Она возьмет нас блокадой… Что делать?!
Мина грузно щелкнулась в рею.
— Адмирал! Половина броненосца оторвалась и ушла под воду!
— Но у меня осталась еще половина… Вытащите из крюйт-камеры береговые батареи и стреляйте в подводную лодку…
Где-то прошел кильватерной колонной миноносец. Море хранило тайну.
Рассказ о событиях на N-ском фронте
Это были алжирские стрелки из Трансильвании. Дивный воздух Кордильер зарумянил их черные лица, и нельзя было в этих людях узнать беспечных парижан, танцевавших недавно карнавал на Нотр-дам-де-кляри.
— Поручик Жерминаль, — сказал один из главнокомандующих батальона, — вы любите жизнь?
— Да, я люблю жизнь, — сказал поручик, откладывая в сторону блиндированную шпагу. — но я отдам ее.
Солдаты запели митральезу и двинулись в бой.
Рядом шли союзники Франции — англичане, сербы, японцы и черногорцы. Со всеми с ними сроднились алжирские стрелки еще в Марокко.
Поручик Жерминаль знал, что ему поручено тяжелое дело. Ему надо было заставить убежать неприятельские окопы и разбить неприятельский штаб, который был минирован до последнего человека.
И он сделал это, поручик Жерминаль де-Войяж, храбрый сын Алжирских Гималаев.
* * *
Милые товарищи по литературе… Наступило то Великое, о чем нельзя лгать. Ваше желание писать о нем — мне понятно и близко, но это Великое надо знать и чувствовать, чтобы дотронуться до него развязным пером… Там умирают тихо: там и геройство — тихое. Там просветленные люди, которые незаметно для себя создают незабываемые дела… Позже оттуда придет человек, простой и незатейливый, который спокойно и негладко расскажет о счастье и об ужасе людей побеждающих и умирающих.
Если же вы все-таки хотите подорвать свой кредит среди читателей, то усвойте себе хоть одно: легкие крейсера береговой службы, даже в самые критические минуты, никакого участия в штыковых боях не принимают, а ответственная передача поручений исполняется исключительно ординарцами без помощи не только сложных проволочных заграждений, но даже и простых лафетов от скорострельных орудий…
Много лет тому назад, выходя из дому, Пушкин вспомнил, что не захватил с собой чистого носового платка.
Вернувшись домой и, после тщетных поисков, не найдя этого платка, великий поэт оставил на столе записку. Так как Пушкин писал только стихами, то даже эта скромная записка была написана звучными строками автора «Евгения Онегина»:
NN! Когда б ты приволок
Мне носовой один платок!
Тебе я благодарен буду
И сей услуги не забуду.
NN, к которому была обращена эта записка, платка не нашел, но сверху приписал и свою просьбу, тоже стихами, так как в пушкинский период даже прозу все писали стихами:
О Пушкин, друга пожалей
И оставь у прислуги семь рублей.
В течение двух дней, пока бумажка валялась на столе, на ней появлялись новые и новые фразы:
«Был у тебя. Поедем завтра к Д. Ладно?» — писало на ней какое-то незнакомое лицо.
«Хорошая тема, — набросал на уголке сам Пушкин. — Грозный. Опричники. Лес. Большой монолог. Народ. Музыка».
«Был я. Приду завтра», — писало другое незнакомое лицо.
На обратной стороне скучающий гость нарисовал козу. Бумажку вымел лакей. Потом поднял ее и вместе с другими бумажками отдал прислуге на растопку.
Коза, нарисованная опытной рукой, привлекла внимание простодушной женщины. Она взяла бумажку и положила ее к другим бумажкам, так или иначе заслуживающим внимания.
Судьба играет человеком. Кухарка вышла замуж. Через восемьдесят лет ее внук, ветеринар в одной из глухих провинций, разбирая архив бабушки, аккуратно сложенный в коробке из-под карамели, нашел бумажку, на краешке которой стояла подпись гениального поэта.
Через две недели ее вертели в руках два исследователя Пушкина, которых многие осторожно звали пушкинианцами. Это ремесло перешло им по наследству; к этой профессии они приучали и своих детей обоего пола.
— По-моему, Пушкин, — уверенно сказал один из них, прочитав бумажку, — и фамилия похожая: Пушкин, и год подходящий…
— Опять же, по козе видно, — согласился другой, — кто, кроме автора «Полтавы», мог так нарисовать это простое животное?..
— К тому же этот ритм в стихах:
Был у тебя. Поедем завтра к Д.
— Это, кажется, проза…
— Это проза? Ну, знаете… Тут даже не поэт окончание припишет: сегодня я, а завтра ты в беде… Слышите?
— Что ж я, не пушкинианец, что ли?! Слышу.
— Дополним?
— Воспроизведем.
— Издадим?
— Может быть, вы думаете, что я миллионер, что у меня по особняку в кармане, чтобы я стал спорить?..
Приблизительно через месяц в одном из журналов, печатавшем большей частью варианты ненаписанных стихов гениальных людей, появилось
