Дмитрий Минаев - Поэты «Искры». Том 2

Область рифм — моя стихия,
И легко пишу стихи я;
Без раздумья, без отсрочки
Я бегу к строке от строчки,
Даже к финским скалам бурым
Обращаясь с каламбуром.

             Мой булочник стал дурно булки печь,
             За что его я поспешил распечь:
«Я гласности предам дурное ваше тесто!»
А он мне отвечал: «Ну что ж, держите речь,
„Про тесто“ не было у нас еще „протеста“».

              Два бедняка из лавки угловой
Стащили колбасу, поели и — попались.
              Известно, к мировому… Мировой
Спросил их, не входя в особенный анализ:
                       «Скажите: да иль нет —
На колбасу вы в лавке покушались?»
— «Поку́шали-с!» — наивный был ответ.

«Какого мненья вы об С.?» — «Да о котором?»
          — «О fils’e: ведь на сцене только fils!»[58]
          — «Он — я о нем замечу не с укором:
          Актера сын, племянник трех актрис,
Но самого его кто ж назовет актером?..»

Так много таланта и чувства
Потрачено, но, скажем прямо:
Атласному платью реклама
Едва ли есть дело искусства.

Мы перемены в нем дождались,
Но пользы нет и нет пока:
Переменили ямщика,
А клячи прежние остались.

«Я внук Карамзина!» —
Изрек в исходе года
Мещерский. — «Вот-те-на!»
Пошел такого рода
Гул посреди народа:
«При чем же тут порода?
И в наши времена —
В семье не без урода».

Мировой судья Трофимов за известные деянья
Скоро будет вместо штрафа иль другого наказанья
Приговаривать виновных всех спектакля на два, на три,
Чтоб виновный до конца их в этом высидел театре.

В России немец каждый,
Чинов страдая жаждой,
За них себя раз пять
Позволит нам распять.
По этой-то причине
Перед тобою, росс,
Он задирает нос
При ордене, при чине:
Для немца ведь чины
Вкуснее ветчины.

       Текущей журналистику назвать,
Конечно, можем мы, и это правда сущая:
                Она поистине «текущая»,
                             Но только вспять.

Он всюду тут как тут, живет во весь карьер,
       Он новости до их рожденья слышит,
Он за два месяца уж чует, например,
Кто женится и кто на ладан дышит…
À livre ouvert[59] играет он и пишет,
                    И даже врет à livre ouvert.

Ведя журнальные дебаты,
Страшись одной ужасной казни:
Того гляди, из неприязни
Укусишь самого себя ты
И сгинешь от водобоязни.

Хапалов даровит, быть может, только дар-то
Особый у него, и в наши времена
            «Морщин топографическая карта»
             Портретом называться не должна.

«Чья же пьеса нынче шла?»
— «Александрова». — «Была
С шиком сыграна, без шика ли?»
— «С шиком, с шиком: громко шикали».

Что ж, чокнемся в последний раз
И будем ждать ответа:
Весна чем разутешит нас,
Чем огорошит лето,
Каких ждать осенью тревог,
Чья уцелеет шкурка —
Об этом знает только бог
Да губернатор Гурко.

На днях, влача с собой огромных два портсака,
Приплелся он в вокзал; с лица струился пот…
«Ему не донести!» — вкруг сожалел народ,
           И только лишь какой-то забияка
           Сказал: «Не беспокойтесь — донесет!..»

Едва ль придет художнику охота
Когда-нибудь писать его портрет:
На свете прозябая много лет,
Он сам похож на копию с кого-то.

Хлеб с солью дружен… Так подчас
Болтаем мы иль просто мелем;
Но часто «соль земли» у нас
Сидит без хлеба — по неделям.

Мысль Лемана развить задумавши упрямо,
Явилась у меня задача сумасшедшая:
           Картину написать на тему «Дама,
                     Из комнаты ушедшая».

Когда к портрету только подойдешь,
То крикнешь, в пафосе хохол свой теребя,
Что более портрет на Шишкина похож,
Чем сам оригинал на самого себя.

Либерал от ног до темени,
Возвещал он иногда:
«До поры лишь и до времени
Я молчу, — но, господа,
Будет случай, и могучее
Слово я скажу, клянусь!»
И — того дождался случая:
«Говорите, сударь, ну-с!»
И, прищуря глазки карие,
На свой фрак роняя пот,
Из времен Гистаспа Дария
Рассказал он анекдот.

Ем ли суп из манных круп
Или конский вижу круп —
Мне на ум приходит Крупп,
А за ним — большая масса,
Груда «пушечного мяса»…
Ах, да будет не тернист
Путь такого человека:
Он великий гуманист
Девятнадцатого века!

Как член российской нации,
Привык к субординации…

Ввиду ж порядка строгого
Мы просим, граф, немногого:
Вы дайте конституцию,
На первый раз хоть куцую!

С толпой журнальных кунаков
Своим изданьем, без сомненья,
С успехом заменил Катков
В России Третье отделенье.

В доносах грязных изловчась,
Он даже, если злобой дышит,
Свою статью прочтет подчас,
То на себя донос напишет.

О Зевс! Под тьмой родного крова
Ты дал нам множество даров,
Уничтожая их сурово,
Дал людям мысль при даре слова
И в то же время — цензоров!!