Ознакомительная версия.
Каретка ни с места. И что-то не подпускает буквы к бумаге.
Я в мастерскую. (Той мастерской сейчас уже нет, снесена.)
Мастер толкнул от себя язычок на левом боку машинки. Заработала!
Я спросил, сияя, сколько с меня.
Мастер чисто рассмеялся:
«Чудик! За что? Она ж стояла на фиксаторе. Чтоб при транспортировке каретка не дёргалась туда-сюда… Просто надо было вам дома перевести язычок на себя. Не догадались… Я перевёл. За такой пустяк как можно брать деньги? За что?»
Это было десять лет назад.
– Сейчас мастера наивных вопросов не задают, – грустно сказал голос. – Сейчас они за то дерут наличными.
Разобрался я с фиксатором. Но неужели не разберусь с прочими рычажками?
Самым близким к моему носу был рычажок лентоводителя. Я толкнул его вверх – ни с места. Не идёт вперёд, может, пойдёт вниз?
Я дёрнул книзу.
Хлоп-хлоп по клавишам – музыкалят! Буковки на бумажку летят красивые, сановитые.
Я снова рычажок кверху – «Эрика» снова не печатает.
Своим ходом добежал-таки я до разгадки, почему же баклушничала моя прелестница «Эрика»!
Я не мог не поделиться своим счастьем с мастером.
С порога ору:
– Я знаю, почему баклушничала у меня «Эрика»! Но вам не скажу!
Он засмеялся, не веря мне:
– И правильно! Свои секреты держи в секрете! Меньше говоришь – спокойней спишь!
Он обрадовался мне, как кот свежей сметане, и снова – дуй, не стой! – деловито накинулся раздевать и потрошить мою бедную «Эрику».
Я молча отстранил его.
Нажал книзу переключатель ленты. Застучал по клавишам.
«Эрика» печатала отлично!
Мастер – да из него мастер, как из пивной бутылки кадило! – сражённо отступил на шаг и обморочно пришатнулся к стене. Ничего другого кроме показного обморока ему и не оставалось. У него не было выбора. Он понял, что его секрет и в самом деле раскрыт.
А «Эрика» и не думала ломаться.
Просто я по нечаянности, работая на ней, задел кверху злополучный переключатель. Лента сместилась. «Эрика» перестала печатать.
Мастер уловил, что я в технике круглый долбун во всех трёх измерениях, а потому, чтобы покруглее с меня сорвать, ломал передо мною ремонтную комедь. Желая показать, как машинка работает, он опускал переключатель, а потом, улучив момент, поднимал. Мастер-игрун…
И сколько бы кланялся я ему, одному верховному известно.
А сколько дуриком выщелкнул он у меня капиталу? Ну что же… Зато я получил хороший урок. А хороший урок тоже больших денег стоит. К тому же я сделал глубокое открытие: ничто не даётся нам бесплатно, даже наша собственная глупость.
Однако…
Обо всём этом я напишу. Надо же как-то возвращать «ремонтные» расходы.
Я посмотрел на мастера.
Наш незабвенный Тигрий Львович Зайчиков недвижно подпирал стену, будто примёрз. Он что, и в самом деле ладится откинуть чалки?
Возьмём себя в руки и не заплачем.
Всё равно рабочий день уже кончился.
Вторник, 1 ноября 1983 года.
Начато в 9.45,2, закончено в 13.54,6.
Нет такого тупика, из которого нельзя попасть в другой.
Б. Рацер
В солнце домерзает последний декабрьский денёк.
На подоконнике убранная кроха ёлочка.
Маленький Серёжик скучно трогает иголочки. Не колются… Наклоняется лицом к макушке – тихий больничный запах заставляет его поморщиться.
Ёлочка эта магазинная. Пластмассовая. Какая-то понарошковая…
Не-ет, не-ет от неё того весёлого, волшебного духа, какой шёл от взаправдашней – доставала до потолка! – ёлки в прошлом Новом году.
Серёжик вздыхает и мимо мёртвой карманной ёлочки спускает обиженный, тоскливый взгляд на радостную улицу, сияющую под солнцем хрустальными снегами.
Во двор вкатывается красивая оранжевая «Волга» с шашечками на крыше.
Серёжик проводил её протяжным мечтательным взглядом и, подложив обе ладошки под правую щёку, аврально застонал.
– Что с тобой? – всполошилась мать. – Зуб?
Сережик готовно потряс головой.
– Давай ниточкой вырву! – в лёгкой панике предложил свои царские услуги отец.
Серёжик оскорблён. Что он, заяц какой, ниткой чтоб рвали зуб?
Серёжик знает себе цену и пробует поднять её в глазах отца. Наваливается ныть громче, требовательней, гибельней.
– Ишь, какой провористый! – сердится мать на отца. – Или ты врач? Надо ребёнка к врачу!
В знак одобрения Серёжик сбавил на полтона.
С достоинством бледнея, отец показал матери на Серёжика:
– Собирай. Поведу.
Серёжик захныкал сильней.
– Может, тебе ещё такси заказать? – скромно вспыхнул отец.
– А почему бы и нет?! – хватается за эту соломинку мать.
Отец с постным лицом подсаживается к телефону.
К врачу поехали всей троицей.
Через две минуты машина остановилась у детской поликлиники.
Серёжик уныло покосился на входную дверь, протестующе замотал головой.
– Что это за фигли-мигли? – опало поинтересовался отец.
– А то, что ребёнок, наверно, боится к врачу, – выразила предположение мать.
– Может, его ещё в платную скатать? – с нежным сарказмом бросил отец.
– А почему бы и нет! – и в эту соломинку вцепилась мать. – Народу наверняка там сейчас негусто. Да и врачи пообходительней… Как-никак, платная…
– Но туда неблизкий свет. Пока допилим, мальчик весь искричится от боли!
Серёжик обломно стих, тем самым с ходу отмёл демагогический выпад отца.
И Нарциссовы помолотили в центр города.
Серёжик один восседал на переднем сиденье и во все глаза пялился на летящие навстречу автобусы, столбы, дома, площади в новогоднем блёстком убранстве.
У мальчишки захватывало дух.
Про зуб про свой он и думать забыл.
Отец, поддерживая за локоток мать, проворчал с заднего сиденья:
– Какой-то он весь довольный собой, как Чебурашка…
Серёжик вздохнул и то ли жалобно, то ли виновато потихошеньку заскулил.
Когда вышли от врача и пошли к автобусу, Серёжик рёвушкой заревел. Слёзы в три ручья ударили из глаз.
Родители оцепенели.
– Вот и дожили до запоздалых слёз… Ты что плачешь? Ведь зуб-то вырвали!
– Да-а… – покаянно тянул Серёжик, рассыпая слезинки по асфальту. – Да я… Да я только… на такси хотел покататься… А вы… а вы… ещё и зуб вырвали…
Мать обомлело всплеснула руками.
Отец не без восторга потрепал его по щеке.
– А ты у нас орёлик. Дал вырвать здоровый зуб и стерпел. Герой!
– Герой-то герой… Да больнушко-то как!.. – пожаловался Серёжик.
17 ноября 1983. Четверг.
Как строго ни судит себя человек, он всегда находит хороший повод для амнистии.
В. Зуев
Ножкин и Рожкин вышли из гостей.
Было уныло и пусто.
Кругом ни души, как на дне морском. Некому и слово сказать сердечное.
– О! – разом воскликнули Ножкин и Рожкин, устремляя радостно горящие взоры вперёд по улице.
– То никого, а то нежданчиком сразу двое! – уже один сказал Ножкин. – И как-кие похожие!
– Как близнецы! – восхитился Рожкин. – Полный неврубон!
– Эй! Близнюки! Вы чего такие одинаковые? – впал в любопытство Ножкин. – От одной мамки? Кто у вас старшее?
– Миряне, – сказал встречный, – вы что-то путаете. Это вас двое. А я, – он ищуще огляделся, – а я один.
– Да он нас дурачит! – поражённо выпалил Рожкин. – Белым днём обманывает нас. Насмехается. Что мы, своими глазами не видим?
– Вид-дим, – меланхолически подтвердил Ножкин. – Их двое.
– А он, понимаешь, говорит, один. Да мы из принципа не стали бы вдвоём разговаривать с одним! А два на два почему не поговорить? Даже под интерес и честно, по-джентльменски. Пускай не обманывает!.. Да чего мы с ним попусту фиксы сушим?[72] Дад-дим? – вдохновенно вопросил Рожкин.
– Дад-дим! – торжественно разрешил Ножкин, безуспешно силясь собрать непослушные пальцы в кулак.
Брезгливо чиркнув ладонью о ладонь, встречный галантно приподнял шляпу. Извинительно сказал сидящим на траве в растрёпанных чувствах Ножкину и Рожкину:
– Видит Бог, и в мыслях не было… Вынужденный экспромт.
И так же галантно удалился.
Охая, Рожкин робко, полуобрадованно сообщил Ножкину:
– Как хорошо, что он был всё-таки один!
– Но ещё лучше, что нас было двое, – провожая виноватым взглядом надёжно уходящего прохожего, скромно похвалился Ножкин. – Тебя бьёт – я отдыхаю. Меня бьёт – ты отдыхаешь…
1983
Первая публикация рассказа «На отдыхе» в журнале «Огонёк» (№ 3 за 1984 год).
Без секса прожить ещё можно, а вот без разговоров о нём – никогда!
В.Рябикин
– Алло! Лику, пожалуйста.
– Я за неё.
– Антире-есно… Что бы это значило?
– Только то, что с вами разговариваю я.
– Это 301 – 86–30?
– Нет.
– А чего ж снимаете трубку?
– Шутка. Но!.. Этот, этот номер! Почти…
Ознакомительная версия.
