И так как я не успеваю ответить сразу, он, приняв моё молчание за согласие, усаживается на краешек дивана, сложив руки в ожидании.
Малыш охвачен любопытством: что с ним будут делать? Ведь воспитание, судя по всему, очень интересная штука.
— Кажется, телефон звонит? — спрашиваю я.
Он отрицательно качает головой. Действительно — не звонит.
— Для детей твоего возраста, — говорю я поучительным тоном, — семьдесят пять процентов воспитательного воздействия исходит от мамы.
Он ничего не понял, но уточняет:
— Мама на работе.
Положение безнадёжное. Я стараюсь убедить себя, что безвыходность его заключается только в том, что у меня нет никакой надежды в скором времени вернуться к работе.
— Знаешь что? — спрашивает он вдруг.
Мне кажется, что положение спасено. Может, он вспомнил о кубиках и сейчас пойдёт строить для меня педагогический институт, или можно будет подкупить его разрешением идти играть к Душану.
Но он продолжает:
— Знаешь что? А я знаю, почему ты не хочешь меня воспитывать.
Я согласен на любое разумное и хоть сколько-нибудь достойное объяснение, но он объявляет:
— Потому что совсем не умеешь воспитывать.
«Это он слышал от матери», — снова мелькает у меня в голове.
Я возмущённо говорю:
— Что за чепуха!
— Не умеешь! — топает он ногой.
— Послушай, — я начинаю терять терпение, — во-первых, да будет тебе известно, я сдавал экзамены по педагогике. Во-вторых, я читал Макаренко и вообще я — культурный человек, а в-третьих, у меня уже почти шестилетняя практика.
Не исключено, что при последних словах я слегка краснею, хотя оснований для этого как будто нет.
Мордашка сына проясняется.
— Хорошо, — лукаво говорит он, усаживается по удобнее на диване, сложив руки, и заявляет: — Тогда начинай!
— Что?
— Воспитывать.
— Пойми, — говорю я строго, — воспитывать — это совсем не то, что вымыть кому-нибудь уши. Воспитание длится долгие годы, это очень сложная и утомительная работа…
— Давай начнём сегодня, — предлагает он. — Ладно?
— Чёрт побери! — восклицаю я. — Пойми же, что я давно уже начал! Разве, например, я не развиваю у тебя интерес к технике? Разве я не сделал тебе подъёмный кран, трактор и канатную дорогу?
— Сделал, чёрт побери, — отвечает он серьёзно. И улыбается. — Ты любишь машины…
— А разве я не прививаю тебе любовь к словесности? Не читаю каждый день по сказке?
— Каждый день нет, — замечает он.
— Ну так каждый месяц; разве я не объясняю тебе, что, когда едят суп, воду пить не полагается, что чавкать неприлично и что с блюда сначала должны взять взрослые, а потом ты… Разве это не воспитание?
— А что такое «чёрт побери»? — спрашивает сын с любопытством.
— Это к делу не относится, — справедливо возмущаюсь я: — Запомни, что нельзя перебивать взрослых, а тем более родителей! Что я ещё хотел сказать?
Думаю, что я не хотел сказать больше абсолютно ничего. Я незаметно поглядываю на часы, — не возвращается ли жена, прислушиваюсь, не шумит ли лифту не гремит ли ключ в замке. Но вокруг стоит тишина.
Сын на диване вдруг горестно заявляет:
— Ты не умеешь воспитывать.
Я окончательно прощаюсь с работой, оставляю надежду на чей-либо визит или на внезапный пожар, усаживаюсь в кресло, сажаю сына на колени и, отечески погладив его по голове, говорю:
— Человек — существо общественное. Для того, чтобы из тебя вырос полезный член человеческого общества, тебя нужно воспитать.
— Я не буду полезный член, — возражает он, — я буду шофёром.
Это давно решено и всеми признано.
— Шофёр — тоже полезный член общества, — отвечаю я, — и шахтёр, и учитель, и врач.
Он снизу смотрит на меня:
— И писатель? — Я думаю, что он задал вопрос без задней мысли.
— Естественно, — отвечаю я, — как ты можешь об этом спрашивать?…
— Ладно, — неопределённо говорит он. — Можешь воспитывать дальше.
— Вот. Но для того, чтобы стать действительно полезным членом общества, человек должен быть честным, трудолюбивым, сознательным, справедливым, гордым и добрым.
Тут я замечаю, что мальчик не уделяет моим словам надлежащего внимания.
— Ты меня слушаешь? — Я слегка трясу его.
— Папа, — спрашивает он, — и мама тоже такая… полезная?
— Безусловно, — отвечаю я, потому что в нашей семье этот вопрос решённый.
— А кто полезнее: мама или ты?
Осознав всю ответственность последствий, которые может вызвать мой ответ, каким бы он ни был, я откашливаюсь:
— Этот вопрос сейчас рассматривается. А телефон не звонит?
— Нет, — говорит он, — папа… а всегда надо быть таким… ну всяким?
— Каким?
— Ну, трудолюбивым и ещё…
— Конечно, всегда.
Минута молчания.
— И в воскресенье?
— Конечно, и в воскресенье.
— У-у-у! — восклицает он с изумлением. — А один человек справится?..
— Должен справиться.
Я понимаю, что наконец-то произвёл на него впечатление. И мне становится немножко легче.
— Ну ладно, — преданно говорит сын. — Я попробую.
— Отлично. Итак, с этого дня ты будешь говорить только правду, вернёшь Душану того клоуна, наведёшь в ящике порядок, извинишься перед тётей за то, что опять спрятал её очки, и перед ужином хорошенько вымоешь руки.
Он смотрит на меня совершенно ошеломлённый.
— Там этого не было! Ты сказал только, что… трудолюбивый… гордый…
— И честный! А это значит — говорить правду, вернуть куклу, извиниться…
— Гм, — хмыкает он. и задумывается.
По-видимому, это выше его сил. Он бросает на меня взгляд, но тут же отводит глаза.
— Руки вымою два раза, — решает он, — но извиняться не буду.
— Это будет нечестно, — говорю я тихо.
— Три раза… — шепчет мальчик. — И лицо и коленки..
Я остаюсь непоколебимым. Он не понимает, почему даже такая жертва не производит на меня впечатления. Ещё минута размышления, потом он потихоньку сползает с кресла и направляется к дверям.
— Куда же ты? — спрашиваю я.
— У меня срочное дело, — хмуро отвечает он и торопливо идёт к двери. — Воспитываться будем весной. — И сын исчезает.
Вскоре возвращается жена. Как бы оторвавшись от спешной работы, я говорю:
— Я тут немножко занимался воспитанием твоего сына…
— Я уже успела это заметить, — отвечает она. — Когда я вошла, он закричал: «Чего так поздно, мама, чёрт побери!»
За ужином она несколько раз повторяет:
— Когда едят суп, воду не пьют, слышишь? Не бери первый, подожди, когда возьмут взрослые! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не чавкал!
Затем она поворачивается ко мне:
— Ужасно! Ребёнок растёт дикарём. Никто им не занимается… всё лежит на мне…
Я смотрю на сына. Он смотрит на меня, и я думаю, что не ошибаюсь, когда замечаю в его больших глазах проблеск, — может быть невольный, но несомненный, — проблеск мужской солидарности.
Перевод В.Петровой
Сказка о капризной принцессе
Это было давным-давно, а когда — не ведаю, старая вещунья знала, да мне не сказала, всё твердила, что забыла; сама от молчания сохла да худела, а сказать ничего не хотела; так и померла. Знаю только, что в некотором королевстве правил благородный и могущественный король и была у него красавица дочь — принцесса. Жили они в каменном королевском замке на высокой скале, семью башнями укреплённом, верным войском охраняемом. Жили-поживали и прожили бы так до самой смерти, кабы королевская дочка как-то раз вдруг не вздумала, что хочет выйти замуж.
Она тотчас пошла к отцу на самую высокую башню, стала пред золотым троном и говорит:
— Ваше королевское величество отец, принцесса — тоже человек. Потому изволь выдать меня замуж, да немедленно.
Испугался могущественный король и созвал своих мудрых королевских советников, чтобы они подали ему совет. Советники судили да рядили и, наконец, порешили, что во всякой порядочной сказке принцессе положено тихо и смирно ожидать, пока к ней посватаются, ради неё на край света поскачут и обратно вернутся, злого колдуна убьют и хорошенько дракона отделают. Словом, чтобы девушка дожидалась подходящего королевича или какого-нибудь другого государственного служащего, или, на худой конец, Иванушки в солнечных одеждах. А не то — что подумают в соседнем королевстве, не говоря уж об оппозиционной печати?!
Только принцесса и слушать не слушает — хочу замуж — и всё. Мол, и в самом дурацком фильме — двух часов не пройдёт, а принцесса обязательно выходит замуж.
Что было делать бедняге королю? Разослал он гонцов и трубачей во все четыре стороны и велел во всех концах королевства торжественно возвестить, что светлейшая принцесса желает выйти замуж и что претенденты на её руку могут в добровольном порядке являться в королевский замок ежедневно от 14 до 16 часов; форма одежды парадная.
