Я замерла. А потом медленно повернулась, чтобы увидеть противную физиономию на островке за пятьдесят метров. Далеко. Больше никого не было. Видимо не успел добраться до меня, и поспешил, увидев, как пытаюсь сесть в лодку. Спеша навстречу больной девочке с арбалетом в руках. Тэйвонтуйское лекарство…
Он был мокрый и взъерошенный. Боже, как я не догадалась, что он попробует перехватить лодку именно здесь, где сильное течение, его фарватер вдруг при повороте реки выходит на мели… — все еще ругала я себя. Старик, он решился даже переплыть ледяную реку вплавь, очевидно, доскакав сюда на коне. Да, арбалет прицельно бьет и на сто метров…
— Да не может быть, что она! — услышала я молодой голос. — Я же своими глазами видел лодку на главном фарватере! Все наши туда поскакали…
— А она тут, — хладнокровно сказал старый Рик. — Ну, давай… — махнул он мне.
И не вздумай шутить с тэйвонту. Небось, вспомнила, кто мы такие?
Я послушно сделала шаг от лодки на скользкий камень. Какая ошибка! Налетевший порыв шквала шатнул меня вбок, я поскользнулась ногой и несколько мгновений пыталась удержаться, валясь на спину, и отчаянно махая руками, пытаясь сохранить равновесие… Тэйвонту даже бросился мне на помощь, уронив арбалет… А я потом, визгнув от неожиданности, с треском ляпнулась на спину прямо в лодку, так что перебирающие ноги мелькнули в воздухе. Вместе с веслом.
И заорала от боли. Ай! Искренне. Не забыв сильно толкнуться ногой при падении.
Так что лодку сорвало моей инерцией падения назад с мели, и она стрелой вылетела на стремнину…
Боже, как он завопил! Вы видели: я упала — а он вопил. Человека по живому резали ножом, а он, представьте себе, сопротивлялся. Это я так представила, не видя. Я наверно спать не буду. Не выдержав, он засуетился, а потом все-таки бросился за мной в ледяную воду, грозя застрелить из арбалета.
Идиот, он не понял, что, попав в воду, он получит мертвую для стрел зону. Ибо будет плыть ниже уровня берега и лодки. И лодочка чуть будет закрывать меня. А парнишка только продирался через колючий кустарник и еще не видел меня. Чуть приподнимая руку, я заработала веслом…
Какое счастье, что тут столько островков. Как только меня скрыл островок с кустами от прямого простреливания, я замахала веслом так, как велел мне Бог.
Что расстояние мигом увеличилось до сотни метров, причем я рулила так, чтоб все время оставаться вне зоны прострела его. А потом и молодого тэйвонту, который, наконец, выскочил на берег. Но я уже тю-тю. Двести метров это конечно для арбалета не расстояние, но попробуй попасть, когда я гоняю лодку туда-сюда, еще и качая тело. Сбивая ее в случае выстрела в сторону. Все-таки тренированному глазу стрелу хорошо видно. Это притом, что постоянно прячусь за островки и кусты. Впрочем, еще через несколько сотен метров такая проблема полностью отпала, и я заработала в полную силу. Аж водяная пыль пошла!
Вдогонку я слышала яростные, душераздирающие крики. Боже мой! Бедный тэйвонту.
За последние несколько часов его второй раз оставили в дураках. Это же его душа не выдержит.
Минут тридцать я гнала как бешеная, пока не вышла на канал, координаты которого мне соврал мой добрый братец. Ибо я сама канал вычислила. По некоторым признакам. Там на берегу были типичные тэйвонтуйские знаки, обозначающие — озеро там. Может, видели — они часто в лесах выложены. Хоть незнающий даже не обратит внимания… Непонятно только зачем. Ибо они обладали абсолютной тренированной памятью, выдрессированной наблюдательностью и буквально фантастической оттренированной ориентировкой на местности. Ему достаточно было один раз в жизни увидеть карту, чтоб потом провести лодку здесь с закрытыми глазами.
Но, по зрелом размышлении, я поняла, что каждую весну рельеф островков в пойме реки менялся. И это была просто забота о тех, кто будет искать данную базу.
Или другую.
Впрочем, теперь я не плыла открыто. А по возможности прикрывалась островками, все же избегая подходить к ним близко. И тщательно наблюдала их.
Приходилось опасаться и мелей, и порогов, и камней. Но лодка была послушной и легенькой, я — внимательной и быстрой, и ловкой. И проходила даже сквозь нагромождения камней прямо в лодке, извиваясь как змея и выписывая невиданные кренделя. Мне это даже стало нравиться. Возвращалось чувство полного единения с лодкой, когда та стала просто продолжением мысли, и я уже просто глядела вперед, а лодка в паре с телом словно сама выписывала безумные кренделя, развороты и па…
Безумно обожаю всякое совершенство, всякое пытание своих сил, всякую добрую битву! И как хорошо, что никому не надо бить морду!
Озеро оказалось не таким, как я себе его представляла. Но — понравилось.
Потому что по нему катились большие волны. Я уже предчувствовала потеху. На такой лодчонке пересечь такое озеро!
Ха, я пересекла бы океан!
Если, конечно, за мной и там гоняли бы тэйвонту. С добрыми, сострадательными намерениями вылечить.
Доктор тэйвонту! Хи-хи-хи…
Добрые, карательные намерения…
Я, тщательно осмотрелась по сторонам, запоминая и восстанавливая в сознании картину, какое отношение озеро имеет к солнцу. Вычисляя правильное направление движения относительно планеты, чтоб ночью двигаться по звездам, а днем по солнцу, если не будет видно берега и вращая в уме эту картинку до тех пор, пока просто глядя на солнце я могла указывать направление движения. Это самое, перпендикулярное. Не хватало только плыть вдоль двести километров, или же кружить по кругу. Как всегда случается с заблудившимися простыми людьми — чаще всего они ходят по кругу большого диаметра — таково свойство человеческой психики, но этого не подозревают.
Почему-то мне пришло в голову, что я, даже не видя солнца, ощущаю направление.
Может как пчелы? Которые, по разнице поляризованного света различных частей неба, невидимой для не тренированных людей, прекрасно ориентируются, когда солнце и за тучами…
Но Бог его знает, мне казалось, что я просто чувствую направление на север и на юг, без всякого света, как это часто случается с бывалыми охотниками и тренированными разведчиками-бойцами, готовившимися для забрасывания в эту страну. Как ощущают чувством направление перелетные птицы, словно бы умея определять протяжение магнитных линий…
Впрочем, такая малость для человека, чья кровь почти насыщена железом, вполне была возможна. Я попыталась припомнить, как меня на это тренировали, но не смогла. Слишком давно это было. Я не задумываясь абсолютно и бездумно ориентировалась на местности уже с самого детства, просто зная куда идти и бессознательно воспринимая приметы. Как читающий человек бессознательно воспринимает буквы, говорящие ему, словно не видя их, а только смысл.
Внимательность, внимательность, жгучий опыт щенка, просто брошенного в воду, чтоб учился на жизни, и долгая тренировка.
Я просто бездумно впитывала окружающее, сосредоточившись.
Наконец, полностью сориентировавшись, я расправила плечи, вдохнула воздух, будто очнулась и весело бросила лодку прямиком в безбрежное море… Не к берегу рвясь, как все трусливые люди, а наоборот. На хрупкой скорлупке в стихию без конца и края и даже просто видимой цели… От земли!!!
Просто туда, в бушующую неизвестность, опасность и грозящую смерть, в кажущийся бесконечным и усталым путь, ведь другого берега вовсе не было видно.
Не могу передать этого чувства, когда ты в штормовую ночь на маленькой лодчонке отправляешься в океан, напрямик, туда, до конца, перпендикулярно к берегу уходя в наступающую темноту…
Но от самого этого движения наперекор, против течения, все во мне ликовало и торжествовало… Ну сумасшедшая и только…
Как я пожалела, что нет паруса. И что была такой глупой, что даже не сохранила его в этой лодке. Сейчас бы установить этот тэйвонтуйский треугольник и гони по волнам, как на буере. Такой лодке себе с парусом, но на коньках. На которой мы, сидя вдвоем, гоняли по замерзшей реке, захлебываясь от визга. Собственно визжала от счастья я, он же на всей скорости хладнокровно бросал буер из стороны в сторону манипулируя парусом, обходя торосы, расщелины, полыньи.
Резко, мгновенно разворачивая почти на девяносто градусов, проходя змейкой между такими нагромождениями, что сердце охало… И мгновенно решая возникающую обстановку почти на грани фола, невероятного, казалось бы невозможного решения той проблемы, решение которой, казалось, отсутствовало…
Но его чудовищное сознание находило мгновенный выход из почти не решаемых ситуаций, говоря — он есть. Хотя в это никто бы не поверил. А он верил и решал — спокойно, хладнокровно, обыденно. Как всегда. И душа холодела от этой уверенности, словно кромсающей мир… Когда силою ума и ловкости выход оказывался абсолютно всегда, где его не было и не могло быть. И снова чудовищное разряжение напряжения, и взрыв восторга. Когда впереди перед тобой полынья, а сбоку торосы и узкий ход, а впереди путь в никуда, а остановиться невозможно… А он ложит буер в резкий зигзаг, туда-сюда, словно бы упершись на мгновение наклоненным коньком вперед… Так что буер словно взлетает, выпущенный, словно толкаясь ото льда, и перелетает проклятую полынью, цепляясь за торос, который он проходит под углом почти вертикально, пользуясь инерцией бешеной скорости, вместо того, чтоб ударится об нее и рухнуть в ледяную воду под лед. А ведь торос чуть пологий. И на остатке скорости мы все же переваливаемся через вершину тороса, резко опрокинув буер уже в ту, безопасную сторону за полыньей, и катимся, вывалившись из лодки, в обнимку вниз по льду, хохоча во все горло… Так я училась. Так я жила. Не решить ситуацию невозможно, какой бы она не была. Ведь решение это наслоение сознания, находчивости, ловкости и мужества, которыми мы извлекаем его из небытия. Его ведь до этого не было. Решения не существует как такового. Оно есть наше действие. Оно именно построение сознания, а не обстоятельства. Потому оно есть всегда. Одному смерть в безнадежности, а другому прямо мед те же события. Они для него вовсе даже не препятствия, и даже не равнодушное обстоятельство, а нужнейшие кирпичи здания, ибо он так повернул их сознанием, что они для него — фундамент и взлет. Его Сознание, мыслечувство, синтез, насыщенный целью, просто видит удачу уже простым взглядом. Самих по себе препятствий не существует, есть только обстоятельства, которые равнодушны, как кирпичи. И только отношение сознания и его находчивость делают их подспорьем и стенами здания ума. И потому выход всегда есть, только надо больше сознания, ума, знаний ловкости. И иначе невозможно… Мастерство решает все. Иначе быть бы нам мокрыми и угрюмыми. А может и совсем холодными.
