Мегапроект «Антология сатиры и юмора России XX века» — первая попытка собрать воедино творения лучших сатириков и юмористов уходящего столетия.
бард из полпивной,
Гениальный как оглобля.
От Нью-Йорка до Гренобля
Мажет дегтем шар земной.
Андрею Белому
Ради шаткой клички «гений»
Оскопив слепой талант.
Хлещет бредом откровений
Пифианский симулянт.
Каждый месяц две-три книжки,
А король все гол да гол.
Ах, заумный сей футбол
Надоел нам до отрыжки.
Сергею Есенину
Я советский наглый «рыжий»
С красной пробкой в голове.
Пил в Берлине, пил в Париже,
А теперь блюю в Москве.
Демьяну Бедному
Военный фельдшер, демагог.
Делец упитанный и юркий.
Матросской бранью смазав слог.
Собрал крыловские окурки.
Семь лет «Демьяновой» ухой
Из красной рыбы, сплошь протухшей.
Он кормит чернь в стране глухой.
Макая в кровь язык опухший.
Достиг! Советские чины
Ему за это дали право
Носить расстрелянных штаны
И получать пайки удава.
Автоэпиграмма
Я здесь, в Милане — страус в клетке
(В Милане страусы так редки);
Милан собрался посмотреть.
Как русский страус будет петь.
И я пою. И звуки тают.
Но в воздух чепчики отнюдь
Здесь, как в России, не бросают.
Никите Богословскому
Ему уже немало лет,
В чем долголетия секрет?
Всю жизнь его сопровождали
«Шаланды, полные кефали».
Олегу Басилашвили
Кино. Театр. Антреприза.
Успех. Аншлаг! Все это — он!
И пусть продлится без сюрпризов
Его «Осенний марафон».
Ефиму Дорошу
Создал «Дневник» и серию книг.
Русских традиций сторож.
Как говорится, мал золотник.
Да Дорош…
Цезарю Солодарю
Хоть к несерьезным склонен словесам
И в «Крокодиле» напечатал ряд творений.
Не знаем, как жена, но Цезарь сам —
По части смеха выше подозрений!
Николаю Ушакову
В поэзии второго нет такого:
Ему поддержкой, строго говоря,
И смелость адмирала Ушакова,
И точность Ушакова словаря!
Юнне Мориц
Покорны ей и паинька, и ослух.
Волшбует в книгах и в концертных залах.
Для деток пишет лучше, чем для взрослых.
Но для больших — не хуже, чем для малых.
Дине Рубиной
Богаты речи Вашей обертоны:
Изяществом читателя взяла.
В контексте Дины даже мудозвоны —
Как «корневильские колокола».
А. Сафонову
Вся семья Серапионова
Нынче служит у Ионова.
И от малого до старого
Лижут заднину Сафонову.
Торжествующий порок,
или неправильное распределение богатств
У одного педераста
Было рублей полтораста.
Я не пишу больших полотен —
Для этого я слишком плотен,
Я не пишу больших поэм.
Когда я выпью и поем.
Приятно быть поэтом
И служить в Госиздате при этом.
Служебное положение
Развивает воображение.
Я прожил жизнь свою неправо.
Уклончиво, едва дыша,
И вот — позорно моложава
Моя лукавая душа.
Ровесники окаменели.
Окаменеешь тут, когда
Живого места нет на теле.
От бед, грехов, страстей, труда.
А я все боли убегаю,
Да лгу себе, что я в раю.
Я все на дудочке играю
Да близким песенки пою.
Упрекам внемлю и не внемлю.
Все так. Но твердо знаю я:
Недаром послана на землю
Ты, легкая душа моя.
Демьяну Бедному
Добраться до вершин Парнаса
Ему мешает тяжкий груз:
Ведь этого любимца муз
С трудом вывозят три Пегаса!
Всеволоду Иванову
Назвав дневник классическим романом,
«Факира» он возвел на пьедестал…
Ах, Всеволод! Ты фокусником стал,
А был когда-то красным партизаном…
Вл. Массу и Мих. Червинскому
В их фельетонах мысль видна.
Но… на двоих — всего одна!
Константину Паустовскому
(по поводу рассказа «Ручьи, где плещется форель»)
Мы скажем автору спасибо
За то, что им воспета рыба.
Теперь надеяться мы будем.
Что он воздаст хвалу и людям.
Предвидение
Маяковский — мощь, а не мощá!
В чем не раз уверитесь еще вы —
Отправляя Надсона на «Ща»,
Предсказал явленье Щипачева.
