class="v">Александру Ильичу Безыменскому.
Ты гори, гори, свеча,
В красной жопе Ильича —
Александра Ильича Безыменского.
Ему же
Волосы дыбом,
Зубы торчком —
Старый мудак
С комсомольским значком.
Петрусю Бровке
Петрусь Бровка пишет ловко.
Пишет много и давно.
Что ни пишет Петрусь Бровка —
Получается говно.
Морису Ваксмахеру
А вот идет Морис Ваксмахер —
Благочестивейший еврей.
Читатель ждет уж рифмы «на хер».
Так на! Возьми ее скорей!
Ванде Василевской
Шумит, гремит столица невская.
Кто ж к нам спешит издалека?
То едет Ванда Василевская —
Законный муж Корнейчука.
Ларисе Васильевой
Поэтические сиси
Всем так нравятся твои.
Что в Тбилиси и в «Совписе»
Поднимаются…!
Евгению Воеводину
Мой друг Евгений Воеводин
Слывет отца достойным сыном.
Он густопсов, чистопороден.
По всем статьям подходит к псинам!
Ему же
Его отец о Пушкине писал.
Сынок папашу сорок лет сосал.
Теперь немало удивляет нас.
Вопя с трибуны: «Я — рабочий класс!»
Двум Воеводиным
Дорогая Родина,
Чувствуешь ли зуд?
Двое Воеводиных
По тебе ползут!
Андрею Вознесенскому
Когда твой опус еле-еле
Преодолел я наконец —
Мне снился целую неделю
Семиугольный огурец.
Ему же
Я заглянул в «Антимиры»
И знаю твердо с той поры
(А впрочем, знал уж много лет).
Что автор их — антипоэт.
Расулу Гамзатову
С успехом демонстрирует поэт
Всю многогранность творчества богатого:
Уж невозможно отыскать предмет,
Где не было бы надписи Гамзатова.
Ему же
(надпись на седле)
Если б я имел коня —
Был бы молодец.
Если б конь имел меня —
Был бы мне…!
Ему же
Расул! Ты славен, ты богат!
Тебя все хвалят скопом.
Все отдал младшим «Старший брат» —
Сам ходит с голым жопом.
Михаилу Горбачеву
По талонам — горькое.
По талонам — сладкое.
До чего ж ты нас довел.
Человек с заплаткою!
Глебу Горышину
Высок и мрачен Глеб Горышин,
А мы толпой проходим низом.
Не понимая, кто же выше:
Писатель или организм?!
Ему же
В секретари писатель вышел
И пишет прозу — нет скучней.
Он полагает: всех он выше,
А на поверку — всех длинней!
Николаю Грибачеву,
переводчику еврейского поэта
Арона Вергелиса
Наш переводчик не жалел трудов.
Но десять лет назад он был щедрее:
Хотел перевести он всех жидов,
А перевел лишь одного еврея.
Давиду Дару,
мужу Веры Пановой
Хорошо быть Даром,
Получая даром
Каждый год по новой
Повести Пановой.
Валерию Друзину
Был зад — он грузен,
Был мозг — он вытек.
Зато он — Друзин,
Зато он — критик.
Ему же
Был наш Друзин просто Друзин,
Нынче Друзин — всесоюзен.
Ужель дерьмом бедна столица.
Что Питер должен с ней делиться?
Евгению Евтушенко
Постель была расстелена,
И ты была растеряна
И спрашивала шепотом:
«Куда суешь? Ведь жопа там!»
Валерию Ермилову
Я просила милого:
— Пойди убей Ермилова!
— Хорошо тебе — убей,
А что скажет Аджубей?! [61]
Сергею Есенину
Есенина куда вознес аэроплан?
В Афины древние, к развалинам Дункан [62].
Вepe Инбер
(приписывается В. Маяковскому)
Ах, у Инбер, ах, у Инбер
Что за глазки, что за лоб!
Все глядел бы, все глядел бы.
Все глядел бы на нее б.
Петру Капице
Время идет, годы катятся.
Писателей ведут на этап…
И только один писатель Капица —
Кап, кап, кап!..
Льву Кассилю
Мы пахали, мы косили.
Мы нахалы, мы Кассили.
Валентину Катаеву,
автору повести «Алмазный мой венец»
Из десяти венков терновых
Он сплел алмазный свой венец.
И появился гений новый —
Завистник старый и подлец.
Брониславу Кежуну
Во сне увидел Кежуна —
И даже рад отчасти:
Ведь, говорят, кусок говна
Всегда приснится к счастью.
Ему же
Куда не зная время деть,
Прокофьев [63] стал в кувшин пердеть…
Гудением басовых струн
Кувшин ответствовал: «Кеж-жун-н…»
Евгении Книпович
О, как судьба ее жестока:
Какой восход! Какой закат!
В начале жизни — губы Блока,
В конце — анисимовский [64] зад.
Ей же
Все говорят, что как-то Блок
Коснулся рук ее и ног.
Но Блока нет, дружить ей не с кем,
