Поскреб иностранец в бороде, жалостливо скривился, посмотрел на трудящегося младенца и вздохнул так, что от сюртука, подаренного ему одним пузатым дядей, отлетела пуговица.
-- Надо помочь, -- решил он, посмотрел на потолок, подсчитал теоретически на бумажке и сшил трудящемуся младенцу костюм. Костюм был пошит на взрослого, ибо младенец тогда еще не дорос носить костюмы, а бородатый мнил себя настолько большим теоретиком, что точно установил всю картину развития, роста и все особенности и размеры сложения младенца, когда тот станет большим.
Много в мире случается зла оттого, что люди не живут вечно. Сделал по ошибке что-нибудь человек, помер, но дело его живет. Жил бы он вечно, установил бы ошибку, исправил ее, и крутом одна приятность: человек жив, а дело его померло.
Помер бородатый теоретик, остался после него костюм да ученики-подмастерья. Бережно хранили они костюм, оставаясь до седых волос подмастерьями и не решаясь переделать хоть один стежок великого мастера. И когда трудящийся младенец стал взрослым человеком, подмастерья обтрусили с костюма пыль и явились к нему с видом заждавшихся благодетелей:
-- Надевай, носи и благодари!
Но тут получился конфуз: трудящийся рос несознательно, рос сам по себе, не заглядывая в теоретические расчеты и предсказания, и вырос он широкоплечим, умеющим за себя постоять и даже брюшко, подлец, отпустил, не считаясь с тем, что по теоретическим расчетам ему вообще не полагалось живота -- полное обнищание. Примерил он костюм и видит -- не то. Цвет интернациональный, а он любит национальный. Покрой несвободный, а он привык к свободе. Путаница, не поймешь, что к чему, а он привык к ясности. В общем, бросил трудящийся дегенеративный костюмчик и пошел по своим делам: на заседание профсоюза сгонять жирок пузатым дядям.
Остались подмастерья не у дел. Столько нафталина истратили, столько мечтали, и в результате -- черная неблагодарность. И случился тут среду них раскол. Одни говорят: ошиблись, значит закрывай лавочку и иди за жизнью. Другие упорно не хотели сдаваться и, назвав первых "ренегатами", хвалились: наше время еще придет, были бы уши подлиннее!
Плохо жилось им. От голода в глазах появился алчный блеск. Стали они для прокормления заниматься отхожим промыслом. Там обманут, там ограбят, там наймутся -- к кому, как и для чего -- не важно В общем, пробел теоретической несостоятельности со временем заполнился у них практическими навыками. Успех дела стал зависеть от наличия простачка. И, наконец, такой нашелся. То был Иван. Не беда, что костюм был шит не на него. Не беда, что Иван по теории бородатого, как аграрный человек, мог рассчитывать на одежду после целого периода предусмотренных теорией перерождений. Раз есть возможность всучить залежавшийся товарец, стоит ли придерживаться священных заветов? Хорошо бородатому -- он мертвый. А подмастерьям жрать хотелось.
-- Вот, Иван, как раз на тебя сшито! -- стали они вовсю расхваливать.
Иван только-только сбросил николаевскую одежду и как раз примерял демократическую. Самый момент подсунуть заваль, лишь бы не стесняться в восхвалениях.
-- Эх, друг Ваня! Что за вещь мы тебе даем! -- изголодавшимися соловьями заливались подмастерья. -- Здесь -- земля крестьянам; здесь -заводы рабочим; штаны на фасон "братство и свобода"; карманы огромные, чтобы класть в них сколько хочешь, по потребности; работать будешь мало, по способности. Кроме того, кто был ничем, тот станет всем!..
-- Как это так? -- не понял, но обрадовался Иван и от восторга раскрыл рот.
-- Очень просто. Сегодня ты -- ничто, а завтра -- все. Хи-хи, интересно?.. Бери скорее, а то тебя буржуазия обманет. Этот костюм предназначен тебе исторически, понимаешь, и-сто-ри-чески!!! -- восклицали подмастерья, не моргнув натренированным глазом.
В общем, таких заманчивых предложений Иван ни от кого никогда не слыхал и -- пока он предавался восторгам: "Эх, и жизнь будет!" -- подмастерья ловко напялили на него костюм.
Настала "эх, жизнь!" Ивану не вздохнуть, не повернуться, там жмет. там коротка. Костюм оказался куда хуже николаевского. Стал Иван выражать недовольство:
-- Не подходит мне эта хламида!
-- Ничего, -- суетятся вокруг него подмастерья, -- костюм правильный, да сам ты неправильный! Надо тебе подогнать себя под костюм, тогда все пойдет, как по маслу... Втяни здесь частнособственнический инстинкт, -- это пережиток проклятого прошлого... Поясок затяни потуже. Туже!.. Еще туже!.. Ты теперь сам хозяин и должен кушать поменьше. А здесь у тебя не хватает классовой сознательности. Видишь, как мешок висит? Выпяти! Ну, вот, теперь все отлично. Скажи спасибо!
-- Спасибо!
Стоит Иван в неестественной позе. Что надо, втягивает; где надо, выпячивает. Но все равно не подходит ему одежонка. Рукава такие, что можно только от себя рукой двигать, а не к себе. Штаны "братство и свобода" узкие, ноги скованы словно кандалами. Огромные карманы "по потребности" пустые, как турецкий барабан, потому как -- социализм, все принадлежит народу. Отдельный человек -- не народ: ему ничего не положено. Заскучал Иван.
-- Ничего, -- говорят подмастерья, -- потерпи год, все станет на свои места, и тогда -- молочные реки и кисельные берега...
Прошел год, второй, третий идет, а что ни день, то все хуже и хуже. Стал Иван по-серьезному вырываться из проклятой одежды, вот-вот освободится.
-- Подожди, Ваня!.. Что ты делаешь, самый передовой и умный?! -заплели языком кружева подмастерья. -- Тебе принадлежит будущее. Жизнь забьет ключем: солнце второе соорудим, реки повернем вспять, горы с севера переставим на юг и наоборот. А пока -- маленькая заминка, потому как капиталисты мешают. Получи четверть фунта хлеба в день, а через год...
-- Пошли к чорту!!! -- взревел Иван, и подмастерья сразу же стушевались.
-- Что же, сделаем шаг назад. Сними-ка, Ваня, на время пиджачек.
Легче Ивану без пиджака стало. Хоть штаны и давят, но все же показалось Ивану, что свобода полная. И за пару лет, работая по старинке, Иван восстановил здоровье.
Тем временем подмастерья, вкусив сладкой жизни за счет Ивана, решили, что с бородатым не стоит особенно считаться. Мало ли какая блажь старику в голову приходила, так из-за него теплых мест лишаться? Стали они костюм перекраивать, и у каждого свой вкус. Пошли споры.
-- Ты что это рукав к воротнику шьешь?
-- То есть развитие науки!
-- Ах, ты ж, правый уклонист! Рукава к спине шить надо!
-- От левого уклониста слышу!
-- Дурак!
-- Сам дурак!
-- У-У-у!!!
Пока еще жил старший подмастерье споры не перерастали в драку, а как он помер, так и пошло...
-- Бей!.. Режь!.. Коли!.. Утюгом его, утюгом!!
Левые и правые дерутся, крушат друг другу головы, выпускают кишки. И нашелся среди них не левый, не правый, а просто хитрый, который понял, что дело не в том, как какой рукав пришить, а дело в том, чтобы пиджак был покрепче, тогда и положение подмастерьев станет крепким.
-- Ну, что ты с этими дураками сдэлаешь?! -- проговорил он, глядя на перекройщиков, помог им взаимно друг друга уничтожить, стал главным хозяином, набрал себе подчиненных и суровыми нитками прошил весь костюм.
-- Надэвай, Ваня!.. Теперь все правильно, все вражеские искажения переделаны! -- и напялил на раздевшегося Ивана жесткую робу.
-- Нэ крычи, -- предупреждает он, -- за границей еще хуже живут. Они тэбя раздэть хотят -- защищаться надо. Надуй индустриализацию, выпяти коллектывызацию, нэ ешь, нэ пей, все на оборону! Отстаивай великие завоевания, иначе пропадэш...
Новый хозяин рассчитал правильно.
Первая мудрость -- когда костюм жмет все время, его сбрасывают.
Вывод -- расстегни пару пуговиц на время, станет свободней -- не сбросят; потом снова, застегни, тоже не сбросят, будут ожидать, что костюм опять станет просторнее; потом снова расстегни, застегни. довольны не будут, но терпеть будут.
Вторая мудрость -- человек ест горький хрен и терпит, пока не попробует сладкого яблока.
Вывод -- не показывай, что где-то есть лучшее, утверждай, что яблоко горше хрена, что счастлив тот, кто хрен ест, -- а поэтому каждый защищай хрен, ибо нас, мол, хотят обмануть и подсунуть яблоко.
Третья мудрость -- первые две мудрости хороши на время и не могут быть постоянной гарантией.
Вывод -- первая мудрость позволяет выиграть время, вторая мудрость дает возможность заставить человека отдавать все для защиты. Первое, умноженное на второе, должно дать силу, которая одним ударом уничтожит неравенство в мире. Все будут есть хрен и ходить в тесных костюмах, не будет сравнения и все будут счастливыми. Конец.
Вопрос: зачем все это?
Ответ: у подмастерьев нет другой специальности и не лишаться же им с трудом добытых теплых мест, памятников при жизни, неограниченной власти, надежды влезть в исторические личности -- только потому, что люди хотят жить по-своему?..
На этом месте Мостовой вынужден был прервать свою сказку: Мирон Сечкин подсел рядом с ним на траву и тронул его за рукав:
