Ознакомительная версия.
Философские раздумья Хомута прервал зычный вопль. Сомнения мигом развеялись: несмотря на мастерство в прыжках с вышки его шеф тонул. Хомута покрыл холодный пот – при всей своей преданности шефу он не рисковал прыгать в воду.
– Спаси-и-те! – тоскливо закричал и. о., прыгая на одной ноге. – Куда смотрит спасательная служба?
Парень из спасательной службы стоял на вышке и смотрел на утопающего в бинокль.
– Что вы стоите, безответственный вы человек? Прыгайте в воду!
– В воду мне нельзя. Я не умею плавать. И вообще я не спасатель. Исполняю его обязанности на время отпуска.
Утонуть директору не дали. Кондрат пробрался сквозь толпу зевак к телу своего начальника и в такт искусственному дыханию завопил:
– Док-то-ра! Скорее! Ско-рее док-тора!
Прибежала молоденькая девушка в белом халате.
Остановилась в нерешительности.
– Чего стоите? Ну что вы за врач? Скорее помогайте! – закричал Хомут петушиным голосом.
– Не врач я, а исполняющая обязанности фельдшера. Он в отпуске…
Врач среди отдыхающих все же нашелся.
– Опасность миновала, – сказал он. – Но пострадавшего надо отвезти в больницу. Несите его на катер.
Фыркая, катер отошел от берега. Вдруг мотор перестал чихать.
– В чем дело? – спросил Хомут.
– А, черт! Мотор забарахлил, – сплюнул мужчина в замасленной робе.
– Исправьте! Вы ж моторист!
– В том-то и дело, что нет. По специальности я техник-коммунальщик. А у моториста свадебный отгул.
До берега добирались на лодке с веслами. К врачу примчались на такси.
– Кто тут и. о. главврача? – влетел в ординаторскую запыхавшийся Хомут, которому уже сама земля казалась исполняющей обязанности планеты.
– Пока со своими обязанностями я справлюсь сам, – ответил высокий седой человек. – В чем дело?
Жизнь и здоровье директора были спасены.
В понедельник утром он вышел на работу. А после обеда колбасники были удивлены новым его приказом. Кондрат Хомут переводился на прежнюю должность кладовщика.
«Вечерняя Москва». 18 июля 1969.
Имела я, люди добрые, «Самородка» в хате, «Гармоничного лодыря», «Магнитофена», а теперь дожила вот до «Марсианина».
После того случая с магнитофонною лентою мой Харитон работал несколько месяцев. И работал так, что в передовики начал выдвигаться. Исполнял в колхозе, как он говорил, «разную тематику», не отказывался от самой тяжкой работы. Я радуюсь, голова колхоза хвалит его. В нашей хате тишина и покой, как у людей. Харитон величает меня только Горпиночкой.
Раз вечером пришел он выпивши: на свои трудодни деньги получил.
Пришел, поужинал молча. Достал из кармана несколько журналов, на которых были изображены ракеты и спутники, и начал внимательно рассматривать. Я сразу догадалась, что им снова овладел порыв к чему-то невероятному. Но вида не подаю, а так деликатненько спрашиваю:
– Харитон Иванович, вы на работе сегодня были?
– Нет, Горпиночка, – так вежливо молвит. – Не был и больше не пойду.
– Почему? – спрашиваю.
– То не моя тематика… Харитон Иванович рожден для героизма, а не для того чтоб ковыряться в навозе.
– Какого героизма? Может, вновь будешь писать?
– Не-е, – отвечает, то дурное и невыгодное дело… Я совершу такой подвиг, что про меня возьмутся писать лучшие писатели мира. А народы памятник золотой поставят! Вот какая сейчас тематика у меня в голове. Так что не надо ссориться и скандалить, пока я своего не добьюсь.
– Что же ты надумал делать?
– Готовлюсь лететь на Марс в ракете. Уже и заявление подал в Москву. Вот в журнале ясно сказано, чтооро полетят туда люди. Вот я и хочу быть первым марсианином. Мне честь и слава, а тебе – гонорар.
– И когда же вылетать? – спокойненько спрашиваю.
– Как получу сигнал из Москвы. Тем временем начну усиленно тренироваться. А ты, Горпиночка, сотвори мне для этого наилучшие условия.
– Какие именно?
– Не ругайся, хорошенечко корми, покупай каждый день четвертиночку для аппетита. Ведь для такого ответственного полета надо быть физически крепким, при теле и чтоб нервы были и порядке. Покрепче гагаринских. Так, моя милая. А в колхозе заяви, что Харитон Иванович больше не явится на работу, он же уже почти марсианин.
На работу утром не пошел. Я, правда, ни слова. Знаю его характер. По пути на ферму заглянула в правление, пожаловалась председателю. Тот пообещал вызвать, поговорить. Но ничего не получилось из этого: Харитон не явился.
Так продолжалось с месяц. А тут подоспела горячая вешняя пора. Сколько ни уговаривала идти на работу, как горохом об стенку. Спит, ест, читает журналы о ракетах.
Наконец, не выдержала, пошла в правление.
– Посоветуйте, говорю председателю и парторгу, – что делать с марсианином? Пока полетит, мне и уши объест.
Председатель усмехнулся:
– Знаете, что я надумал?
– Что же?
– Состряпаем телеграмму, будто Москва вызывает от нас кого-то для полета на Марс. И попробуем попугать Харитона Ивановича. Давайте сегодня вечером!
Так и сделали. Пришла я с фермы и прикинулась, что плачу. А Харитон:
– Что с тобою, Горпиночка? Кто обидел или занедужила?
– Ой, – молвлю, – хуже… – Обняла его, причитаю: – На кого ж ты меня спокидаешь? Кому же я буду стирать сорочки, готовить обеды? С кем поговорю по душам?
А он так насторожки:
– Что, Горпиночка, может, недоброе слышала в международной тематике?
– Слышала. Только что из правления. Телеграмма пришла. Москва зовет в полет. И кто тебя заставил писать то заявление!? Идем в правление, может, отпросишься. Я не перенесу такого. Идем, Харитоша!
Верите, Харитон как-то разом увял, сжался. Долго разыскивал сапоги, а еще дольше обувался. Дважды левый сапог напяливал на правую ногу. Руки дрожат. А мне смешно!
Пошли в правление. За всю дорогу ни слова не проронил. Вошли. Председатель и парторг поднялись навстречу. Оба такие серьезные, занятые. Первым заговорил председатель:
– Дорогой наш Харитон Иванович… Простите, что побеспокоили. Но дело очень важное… – достал из ящика в столе бумажку. – Сегодня получили телеграмму из Москвы. Вот она: «Трехдневный срок командируйте самого здорового физически колхозника для полета на Марс тчк. Москва, Энский переулок, семь, ГОП».
Сначала рассказ Е. Кравченко я перевел с украинского на русский. Затем мой текст перевел на чувашский чебоксарский писатель Аркадий Эсхель. Двойной перевод опубликовал чувашский журнал сатиры «Капкан» (№ 17 за 1962).
Воцарилась тишина. Харитон дрожащими пальцами взял телеграмму. Долго читал, словно изучал каждую букву. Потом спрашивает:
– А что такое ГОП?
– Государственная организация полетов, – пояснил секретарь партийной организации.
А председатель:
– Так как, Харитон Иванович, поедете в ГОП?
– Разве в колхозе нет здоровее меня человека?
– Нет! – отрезал парторг. – К тому же вы столько тренировались, изучали журналы про ракеты. Словом, мы посоветовались: ваша кандидатура самая подходящая. Поэтому отправляйтесь домой и собирайтесь. Завтра выезжать. И помните, что б с вами ни случитесь, мы никогда не оставим в беде вашу супругу…
Председатель встал, пожал Харитону руку. То же сделал и парторг. А мне так смешно, аж душусь, прячу лицо в платок.
Взяла я Харитона под руку, пошли. По дороге завернули в сельмаг, взяла пол-литра, хоть Харитон и не просил. Купила два килограмма тихоокеанских сельдей.
Дома приготовила ужин. Молча сел Харитон за стол. Выпил полный стакан водки, начал есть. Я достала чемодан и начала складывать белье – готовить в дорогу. А Харитон допил бутылку, умял три сельди, кастрюлю картошек в мундирах. Поднялся и заходил по комнате, как тигр в клетке. А я складываю и плаксиво спрашиваю:
– Харитончик, какой костюм положить?
Он молчит да комнату меряет. А я причитываю:
– И кто просил тебя подавать заявление! Ладно, если все благополучно обойдется: полетишь и прилетишь. А вдруг беда?
Харитон скрипнул зубами, остановился, обнял меня и гак нежненько молит:
– Родная моя… А ты знаешь, что я никакого заявления не подавал?
– Как? А чего ж столько тренировался, поправлялся и называл себя марсианином?
– Да пошутил я, – говорит. – Отдохнуть хотелось… Ну и пустил слушок, что подал заявление.
– Разве можно с таким делом шутить? А теперь, видишь, и правление наметило тебя послать в тот ГОП. Так что, крути не крути, а ехать надо.
Он съежился, начал уговаривать меня:
– Горпиночка, я знаю, все зависит от тебя. Сходи попроси парторга, чтоб другого послали в тот ГОП. Я не смогу без тебя. Не смогу! Клянусь; удастся остаться на Земле – буду работать, как черный вол. Иди, горлиночка, я не выдержу такого путешествия. А жить так хочется!
Ознакомительная версия.
