Экономка только обречено пискнула.
Китаец и индеец мгновенно подхватили ее под руки. Мои личные телохранители, они давно привыкли подчиняться без слов и стерегли меня так, как тысячи псов охранять не могут. Я всегда удивлялась, как можно было не замечать, что они неотрывно находятся возле меня в любой обстановке. И что они цепко следят за тем, кто приближается ко мне, кто бы это ни был, и как бы это ни было глупо. И что от них дует смертью на любого даже безобидного слугу и служанку, даже подходящую ко мне десятки раз, как бы они не старались сдерживаться и успокоиться. Они прошли без малого десятки тысяч страшных боев как шпионы и бойцы, они были тренированы на Востоке как убийцы и телохранители одновременно, и они видели слишком много убийств и смертей, чтоб совсем не видеть в обычном похлопывании по спине вгоняемый нож или отравленную иголку. Слишком уж много они убивали так сами, чтобы не вздрагивать от тех же действий по отношению к родному ребенку.
Впрочем, если быть честным, был тренирован как убийца на Востоке лишь китаец, который считался лучшим императорским бойцом в гвардии самого императора. А индеец потом всему научился у него с удивительной ловкостью, когда прибился ко мне. Боец индеец был не менее страшный, орудовал томагавком и ножом он удивительно, крови на нем было даже больше, чем на китайце, ибо он всегда убивал белых. И впечатление они оба производили просто ужасающее, даже когда широко постоянно улыбались. Улыбки были добрые, индеец любил гладить по головке детей, но люди почему-то просто жались от них в стенки, даже не зная, кто они, хотя они оба были очень добрые.
От твоих ребят пахнет смертью – часто говорил мне отец, хоть на приемы их не таскай.
Индеец тот вообще не был у меня телохранителем – он сам взял на себя эти обязанности. Он был скорей моим индейским наставником и нянькой. Каждый знает, что у них слишком много достоинства, чтобы быть слугой, и они никогда не бывают слугами и рабами. Потому в Америку и стали завозить рабов. Он и не был у меня слугой. Он считал меня членом своего племени. Будучи однажды в Америке, я спасла его от расправы диких европейцев, почти полностью внезапно вырезавших его племя. Почти – потому что его, великого вождя племени, еще не успели добить. Я выходила его. Непонятно почему, узнав, что я сирота и подкидыш, он вдруг вообразил меня членом его собственного племени. Может оттого, что у него была когда-то связь с белой женщиной. И что такой умный ребенок не может быть белым. И что я послана ему Великим Духом. Мне было тогда пять лет.
Позднее он понял, что это было, скорее всего, не так, ибо белых брошенных детей было слишком много, но обычаи племени усыновлять детей сыграли свою роль – я была и его ребенком. Он привязался ко мне. И я знала абсолютно все, что знал и умел великий индейский вождь. Который, к тому же, из-за того случая был предан мне душой и телом, и считал своей священной обязанностью охранять и учить меня. И он учил меня метать томагавки, снимать скальпы, ориентироваться в любом лесу, скакать на коне без седла, лечить раны, медитировать и дисциплинировать дух, переносить любую боль, выживать в любой местности, брать любой след, как собака...
Когда я выросла, он стал считать меня чем-то вроде инкарнации одного из прародителей его племени и великим вождем, и охранял своего олененка как зеницу ока, куря свою трубку. Почему, расскажу после. Я всегда говорила ему, что он повредился умом в своей заботе. Но он только фыркал мне в лицо дымом и говорил, что я маленькая и глупая.
Отец не был против, хоть у меня тогда были еще живые три китайца телохранителя, хоть японец воспитатель уже погиб. Вот так все запутано. Об этом я тоже расскажу после. Впрочем, с появлением у меня китайца-воспитателя и трех его друзей из китайской императорской гвардии связана совсем другая история... В которой никто всех миллионов китайцев не вырезывал, чтоб Цень остался один, и которую я поэтому не люблю вспоминать. Ибо в ней я оказалась не на высоте, как наблюдатель и собиратель фактов... И в результате которой я получила на свою детскую возмущенную голову трех настырных учителей этикета, заодно владеющих любым оружием в любом состоянии днем и ночью... И мучивших меня иероглифами, правилами, канонами и стихами до последней капли детской крови...
И я по воспитанию скорей китаянка, буддистка и индианка, только выгляжу красиво, как служанка... Только один отец считает, что я – вылитая настоящая коренная хулиганка!
Подхваченная телохранителями экономка чуть не получила разрыв сердца и точно окочурилась бы, если б Мари не подскакала ко мне на коне и не спрыгнула прямо возле меня.
- Оп-па! – весело тряхнув головой, она оказалась возле меня. – Что ты делаешь, Лу?
- Хи-хи. Переворот, – смешливо ответила я.
- Я сразу хотела ее уволить... – согласно кивнула Мари. – Надо было самой сделать, все же лучше увольнять, чем убивать, как ты. Как она мне надоела! Но я ждала тебя, ты обычно все делаешь лучше. Мерзкая стерва!
Я подняла бровь.
- Это кому комплимент?
- Все комплименты тебе... – буркнула Мари. – И крикнула яростно китайцам: – Отставить!
Но я помахала лениво ладонью китайцам, совсем невидно, что не отменяю приказа, лишь на мгновение обернув голову к ним. Только для того, чтоб убедиться, что они ее не убили, а вовсе не для того, чтоб проверить, не послушались ли они Мари. – Не послушались! Мари обессилено опустилась на ступни, принимая поражение. Я выплюнула косточку на землю.
Мари приобняла меня.
Экономка с ужасом поняла окончательно, что это реальность.
- Королева, – каким-то обиженным детским голоском пискнула экономка от ворот, точно не могла себе поверить и осознать это до сих пор, увидев издалека такие наши отношения. Она как-то странно вдруг обессилено обмякла, как сломанный поникший ребенок. И вдруг выпрямилась и задергалась, обернувшись ко мне:
- Ваше Величество, простите! – отчаянно вскрикнула она. – Не узнала вас, клянусь, хоть столько раз видела на приемах, но ведь вы выглядели здесь не старо!
Она опять вдруг поняла, что говорит не то, и обмякла окончательно. Я даже не оглянулась. Хотя следовало дать бы ей.
- Все еще злишься?! – заглянула в мои глаза Мари. – Ты знаешь, меня бесит, что он считает тебя экономкой и служанкой, но я не могу сделать ничего с этим глупым упрямством. Но он здорово за это получил! – она вдруг неожиданно расхохоталась. – Я до сих пор смеюсь, как ты поступила с Джекки, с которым все бегали на цыпочках, проснусь и плачу! Жалко, что меня там не было вначале!
Она захихикала.
- Ты отплатила так, что он не знает, как будет оправдываться...
Мои губы неожиданно по-детски дрогнули и беззащитно искривились, как у ребенка. Мне захотелось плакать. Пойти и разреветься, как девочка. Для одного дня ударов и оскорблений было слишком. Мари напомнила мне то, что так болело. Сегодня утром в очередной раз отец отказался удочерить меня официально. Потому что он мне не отец.
Это больно ранило меня.
Потому что мама моя тоже не мама.
Вы уже поняли: я – бастард.
Только неизвестно чей.
Я – подарок к празднику.
На рождество.
Полностью же история моего появления выглядит запутаннейшим детективом и даже легендой, на основании которой можно было написать роман. В рассказах слуг уже не разберешь сейчас, что выдумки, что сочинено слугами, что отцом и мной, а что – правда. И сколько было действительно у нас в начале драгоценностей и денег, и правда ли, что я ребенком вытянула все хозяйство с абсолютного нуля.
Если б написать строгим канцелярским слогом, то, как я сумела восстановить историю своей жизни из уст самих очевидцев, дело было так.
Меня не нашли. Это я нашла и достала всех. Если история нормальных подкидышей начинается с того, как они находят на крыльце своего поместья непонятного младенца, то я нашла на крыльце своего собственного имения своего собственно папочку. Видите ли, я была уверена, что я хозяйка этого имения, а его я никогда не видела, и видеть его никогда не хотела.
Потому что после смерти своего отца, когда граф приехал в свое родовое поместье на давно прошедшие похороны, он обнаружил там меня. Свою собственную сестричку! Оказалось, что у старого дипломата появилась дочь, пока сынок где-то шастал. Доигрался, что называется. И старый граф меня очень баловал.
Мало того, старый граф подкупил адвокатов. Которые, хитрыми путями подтасовав документы, вытянули из архива семьи древнейший документ, по которому король разрешил в качестве исключения передавать наш титул женщине. Ну и передали его женщине. То есть мне.
А титул передается вместе с майоратом. Майорат – это жалкое беднейшее поместье.
Старый граф умудрился вообще не упомянуть сына в документах. Чего-то они там не поделили. Как я слышала, они не сошлись с сыном в вопросе о нравственности царственных особ. Предварительно уничтожив документы сына в своем архиве и у поверенного. Не оставив документов о бракосочетании с матерью этого сына, свидетельств его рождения и даже вообще упоминаний о нем. Старый дипломат был большой дока в подобных подтасовках и интригах. Не надо было его сорить. А то был сын, а потом исчез. Не сын, а такой себе самозванец. Никто и звать никак.
