Зачмыряев принюхался к своему бокалу. От него так же, как и от остальных пахло поганым «Пемолюксом». Жуткий холодок пробежал по спине Иосифа. «Ардалеон промыл бокалы, но не протер их. А яд этот, так или иначе, останется в бокале, хоть и в мизерном количестве, если его не вытереть. Пропал! Пропал! Пропал! Следовательно, этот злосчастный бокал у кого-то из нас, но у кого? О, мама! Прошу, лишь бы это была не Маргарита! Лишь бы не она, лишь бы не она, Господи, мама! Остается только ждать. Ждать, ждать. Мышьяк действует в течение трех — пяти минут. Надо ждать».
Наступила тишина. Лишь тиканье настенных часов с кукушкой нарушало молчание. Каждое передвижение стрелки доносилось Зачмыряеву тысячекратно громче, капая тем самым на его, и так уже, влажные нервы. Внезапно, Иосиф почувствовал на своем плече оранжево-желтую руку с длинными пальцами, на каждом из которых были надеты медицинские колбы. Зачмыряев медленно повернулся и оторопел от ужаса. За ним стояла целая толпа страшных существ. Их взгляды были устремлены на Ардалеона и Маргариту и, с каждым стуком секундной стрелки часов, они поворачивали голову, то на него, то на нее. Иосиф поднял взгляд на державшегося за его плечо мужчину. На нем был истрёпанный больничный халат, маленькие, даже крохотные очки, украшавшие огромный орлиный нос, а челюсть состояла из острых металлических зубов. Он открыл пасть на сто восемьдесят градусов, засунул туда руку и достал из глотки маленькую резиновую клизму с черепом на боку.
— ЛЕСНИК, ПЫТАВШИЙСЯ СРУБИТЬ ДУБ — ПАДЕТ. БАБОЧКА ИЗДАЕТ ЧУДЕСНУЮ МЕЛОДИЮ, НА КОТОРУЮ СБЕГАЮТСЯ ЗВЕРИ. ЛЕСНИК, ПЫТАЮЩИЙСЯ ПОЙМАТЬ БАБОЧКУ — БУДЕТ ПОЙМАН. ПРИРОДА ОЧИСТИТСЯ, А ЛЕСНИК СТАНЕТ МЕРТВЫМ ФАРАОНОМ.
С этими словами, доктор раскрыл рот Зачмыряеву и влил содержимое клизмы внутрь. Иосиф подскочил на месте, но мужчина, абсолютно расслабленным движением, посадил его на место и от всей души отвесил подзатыльник.
— КОНЧЕНЫЙ, ЧТО С ТОБОЙ?!
Ардалеон с Маргаритой вновь появились перед глазами Зачмыряева. Он резко обернулся, но позади себя никого не увидел. Иосиф взял край скатерти и протер ей мокрый от пота лоб.
— Э, Э! Что с тобой, Иосиф? Аа, я, кажется, понял. Честно скажи, наркоман, да? Ну, наркоман, же. Узнал, что я приду и сразу за колеса, чтоб нервишки не шалили, да?
— Нет. Нет, нет, нет, нет, Ардалеон Александрович, я не наркоман, не наркоман, клянусь вам.
— Рот закрой, — в голосе Ардалеона звонко звучал спирт, — тебя, мне кажется, вообще никто не спрашивал. Так, да?
— Так, так, так, Ардалеон Александрович, так!
— Если я сказал, что ты наркоман, значит ты наркоман! А если ты до сих пор не он, то значит, плохо выполняешь распоряжения вышестоящего по должности. Значит, я тебя увольняю, Йося. Всё!
— Котик, ты уволишь, Йосю, за то, что он наркоман?
— Марго, я вовсе не наркоман!
— Я БЕЛЛЬ ДЮК!
— Ты еще и с моей женой споришь, упырь?! — с этими словами Ардалеон вскочил с места, схватил со стола бутылку шампанского и только-только замахнулся на подчиненного, как глаза его по очереди закатились, бутылка свалилась на пол, он сам затрясся на месте и с грохотом упал назад, перевалившись через табурет. Ноги Ардалеона полностью перевернули стол, который не хило так подлетел, упав на Зачмыряева.
«Удача! Фортуна на моей стороне. Сама судьба помогает мне очистить этот мир от подобных тварей! О, счастье!».
— Йооосяяя, — медленно вдыхая в себя кислород, прошептала Маргарита, — а это как, Йося? Он дышит, Йося?
— Маргарита, этот человек, больше никогда в жизни не причинит тебе страданий! Я клянусь!
— Йося, что это значит, Йося?
— Маргарита, я его убил.
— Убил, Йося?
— Убил. Ядом. Так что, он не мучился, не переживай на этот счет, все прошло максимально гуманно. Ну, или может, помучался секунд пять. Ну не важно, Марго…
В этот момент женщина страстно поцеловала Зачмыряева в губы.
— Йося. Ты рыцарь. Ты мой Фантомас, безжалостный и беспощадный. Я от тебя без ума, — в этот момент Маргарита обняла Иосифа и медленно покачивалась с ним в танце, опустив голову ему на плечо.
— Я так, я так счастлив слышать это, моя любовь. Ты моя флора и фауна, я на всё готов ради тебя пойти! Слышишь меня?
— Даа….
— А сейчас, я предлагаю выпить еще, но уже с помытой посуды. А лучше вообще с горла, так будет куда безопас…
Спина Зачмыряева медленно стала намокать. Он аккуратно «отстегнул» от себя намертво прилипшую к себе «Белль Дюк» и взял её за плечи. Изо рта женщины шла белая пена, а глаза закатились наверх. Через секунду Маргарита с грохотом упала, а не успевший поймать её Зачмыряев, споткнулся об ножку валявшегося на полу стола и упал рядом. Иосиф своей щекой приземлился прямо на осколок злополучного стакана, а истошный крик его дошел, наверное, до каждого жителя жилого дома.
Шатаясь по всей квартире, он добежал до ванной комнаты и стал промывать рану под холодной водой. Слезы и красные капли смешались воедино, образовав в раковине своеобразный кисель. Зачмыряев посмотрел на себя в зеркало. Порез на щеке ассоциативно напомнил ему поднятую бровь. Именно одну бровь. Когда подняты оби брови, то значит, человек удивлен или ему радостно. А когда поднята только одна — это брезгливость, непонимание, издевка. Дабы избавиться от лишних мыслей, он в порыве ярости схватил зеркало и кинул его в плитку над ванной. Куча осколков полетела вниз и, словно, сноубордист на полукруглом трамплине, перекатилась по ванне, воспарила в воздух и градом обрушилась на Иосифа. Он, закрыв рукой глаза, метнулся до умывальника, но внезапно раздавшийся стук в дверь ввёл Зачмыряева в ступор. Спустя две секунды он повторился и с точно таким же промежутком повторялся еще раз.
Зачмыряев выбежал в коридор и посмотрел на свою трясущуюся от стука дверь. Одной рукой он схватил шарф, накинул его, прикрыв боевые ранения, и побежал к столу. Скинув с перевернутого стола скатерть, он наспех накрыл ею Маргариту, а Ардалеона перетащил к дивану, так, чтобы в проходе его тела не было видно. Еще чуть-чуть и дверь слетела бы с петель. Зачмыряев быстро поставил стол на место, выбежал в прихожую и открыл дверь.
— Валентина Ивановна, прошу прощения, что-то стряслось?
— Аэ. Зачмыряев, а ты чего это? Ай-ай-ай, как порезался сильно.
— Я не порезался. В смысле, шарф у меня не потому что я порезался, у меня хронический насморк и горло болит. Я поэтому и чихаю громко, за что прошу прощения, вы же поэтому пришли? Так можете идти, это я чихаю.
Всё это время
