— И это нормальная реакция? — удивился Брайан-младший.
— Наверное.
— Мама не плакала, когда мы прощались.
— Мама бережет слезы на случай настоящей трагедии.
Еще несколько минут они стояли у лифта, проверяя, не вернется ли отец, а потом разошлись по своим комнатам и попытались связаться с матерью, но безуспешно.
Глава 3
В десять часов Брайан-старший вошел в супружескую спальню и начал раздеваться.
Ева закрыла глаза, слушая скрип ящика комода, где муж хранил пижаму. Она дала Брайану минуту, а затем, не оборачиваясь, сказала:
— Брайан, я не хочу, чтобы ты сегодня спал в этой постели. Почему бы тебе не лечь в комнате Брайана-младшего? В ней гарантированно чисто, опрятно и сверхъестественно аккуратно.
— Тебе плохо? — спросил Брайан и быстро добавил: — Физически?
— Нет, — ответила Ева. — Все нормально.
— Знаешь, Ева, в некоторых медицинских учреждениях пациентам запрещено употреблять выражение «все нормально», — поучающим тоном сказал Брайан. — Потому что их состояние в любом случае не нормально. Признай, ты сильно расстроилась, что дети уехали из дома.
— Нет, я была рада посмотреть им вслед.
Голос Брайана задрожал от злости:
— Такие слова — большой грех для матери.
Ева повернулась к мужу:
— Мы воспитали их из рук вон плохо. Брианна позволяет всем подряд вытирать об себя ноги, а Брайан-младший впадает в панику, если ему нужно с кем-то заговорить.
Брайан присел на краешек кровати:
— Близнецы очень чувствительны, с этим я согласен.
— Подходящее слово — «невротики», — возразила Ева. — В детстве они часами сидели в картонной коробке.
— Я об этом не знал! — удивился Брайан. — И что они там делали?
— Просто сидели и молчали. Иногда поворачивались и смотрели друг на друга. Если я пыталась вытащить их из коробки, они кусались и царапались. Малыши хотели быть вместе в своем картонном мирке.
— Они одаренные дети.
— Но счастливы ли они, Брайан? Не решусь утверждать. Я слишком их люблю, а любовь слепа.
Муж подошел к двери и помедлил, словно собирался сказать что-то еще. Ева надеялась, что он обойдется без театральных заявлений. Этот день эмоционально высосал ее. Брайан открыл рот, но затем, очевидно, передумал, так как молча вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Ева села в постели, откинула одеяло и с некоторым потрясением обнаружила, что до сих пор не сняла черные туфли-лодочки. Она бросила взгляд на прикроватную тумбочку, заставленную почти неотличимыми тюбиками и баночками с увлажняющим кремом.
«Мне достаточно одного», — подумала она, выбрала «Шанель» и по очереди принялась метать остальные склянки в мусорную корзину у дальней стены. Бросала она метко. Давным-давно она представляла Лестерскую женскую школу в соревновании по метанию копья на Играх графства.
В тот день, поздравляя ее с новым школьным рекордом, преподаватель античной литературы негромко сказал:
— Вы настоящая Афина, мисс Сорокинс. И божественно выглядите.
Еве понадобилось в туалет. Хорошо, что она заставила Брайана пробить стену кладовки и устроить при спальне санузел. На их улице эдвардианской застройки они были последними, кто так поступил.
Дом Боберов был построен аж в 1908 году. Так было написано под венчающим его фасад портиком. Номера эдвардианских домов обрамляли выгравированные в камне стилизованные плющ и жимолость. На свете не слишком много покупателей, выбирающих недвижимость из чисто романтических соображений, и Ева принадлежала к числу таких чудаков. Ее отец курил сигареты «Жимолость», и зеленая пачка с узором из дикой жимолости была неотъемлемой частью детства Евы. К счастью, до Боберов в доме жил наследник диккенсовского скупердяя Эбенезера Скруджа, не поддавшийся модернизационной истерии шестидесятых. Дом не затронули новшества: просторные комнаты, высокие потолки, лепнина, камины и крепкие дубовые двери и полы остались неизменны.
Брайан ненавидел дом. Он представлял себя в стерильно-белой кухне у кофемашины в ожидании утреннего кофе. Что за радость жить почти в центре города? Он мечтал о коробке из стекла и стали в духе Ле Корбюзье с видом на природу и чистое небо. Брайан объяснил агенту по недвижимости, что он астроном и его телескопы не справятся с загазованным городским воздухом. Агент, глядя на Брайана и Еву, спрашивал себя, как две столь полные противоположности умудрились пожениться.
В конце концов Ева поставила Брайана перед фактом, что не сможет прозябать в минималистской модульной постройке вдалеке от уличного освещения, что ей требуется настоящий дом. Брайан возразил, что не желает задыхаться в древней рухляди с клопами, блохами, крысами и мышами, где поколениями умирали люди. Впервые увидев эдвардианский дом, он пожаловался, что прямо-таки чувствует, как «легкие заполняются вековой пылью».
Еве же понравилось, что дом расположен на перекрестке. Из красивых больших окон виднелись высотные здания центра города, а за ними — лес и убегающие вдаль холмы.
Так и не найдя подходящего модернового жилища в сельской местности Лестершира, супруги купили стоящую особняком эдвардианскую виллу номер пятнадцать по Боулинг-Грин-роуд за сорок шесть тысяч девятьсот девяносто девять фунтов. Брайан и Ева переехали в собственный дом в апреле восемьдесят шестого, после трех лет совместного проживания с Ивонн, родительницей Брайана. Ева ни разу не пожалела, что не уступила натиску Брайана и свекрови в вопросе покупки жилья. Этот дом стоил трех последовавших после переезда недель угрюмости.
Включив в ванной свет, Ева столкнулась со множеством своих отражений. Худощавая женщина средних лет со стрижеными светлыми волосами, высокими скулами и по-французски серыми глазами. По ее указанию — Ева полагала, что так комната будет казаться больше, — строитель вмонтировал в три стены ванной большие зеркала. Почти сразу же после этого Ева захотела избавиться от зеркал, но не осмелилась попросить мастера, и с тех пор садилась на унитаз под взглядом целой толпы Ев.
Она разделась и встала под душ, избегая глядеть в зеркала.
Не так давно мать сказала:
— Неудивительно, что у тебя совсем нет мяса на костях, ты же постоянно на ногах. Даже ужинаешь стоя.
И это правда. Подав ужин мужу и близнецам, Ева возвращалась к плите и проверяла, как там мясо и овощи, томящиеся в кастрюлях и сотейниках. Она вечно переживала, удалась ли ей еда; старалась подать очередное блюдо минута в минуту; чтобы ничего не остыло; беспокоилась, как бы разговор за столом опять не вылился в спор, — все это словно стимулировало выработку в ее желудке кислоты, делавшей еду пресной и безвкусной.
На полках в углу душевой кабины теснились шампуни, бальзамы для волос и гели для душа. За несколько секунд Ева отобрала свои любимые, а все остальные отправила в ведро под раковиной. Затем быстро оделась и сунула ноги в выходные туфли на высоких каблуках. Шпильки добавляли ей девять сантиметров роста, а этой ночью она хотела чувствовать себя на высоте. Ева прошлась по комнате, мысленно репетируя, что скажет Брайану, если тот вернется и попытается лечь в супружескую постель.
Придется действовать быстро, пока ее не сковала нерешительность.
Она вспомнила, как муж подводил ее на людях. Как представлял ее друзьям, говоря: «А это клингон» [4]. Как купил ей на последний день рождения лотерейных билетов на двадцать пять фунтов.
Но потом Ева вспомнила другое — как быстро сдулось высокомерие Брайана и как он опечалился, стоило попросить его лечь в другой комнате. Она несколько секунд постояла у двери спальни, обдумывая возможные последствия, и забралась в постель, оттянув начало потенциального сражения.
Проснулась Ева в пятнадцать минут четвертого от крика Брайана, затеявшего борьбу с одеялом. Щелкнула кнопка ночника. Когда Ева сумела сфокусировать взгляд, то увидела, что муж скачет по ковру на одной ноге, держась за правую лодыжку.
